обязан был иметь помимо этих двух документов «потребительско-рабочие книжки» для еженедельных записей о приходах и расходах. Образец такой книжки наш учитель также предусмотрел и препровождал Феликсу Эдмундовичу.
И рабочие не оставлялись без внимания родной власти. Им полагалось представить в домовые комитеты в одном экземпляре заявление о месте работы и доходах. С него требовалось снять копию и… носить при себе, заверенную по месту жительства.
Сколько же справок, чиновников требовалось посадить в конторы, чтобы обеспечить указание Ильича?
Вот такой социалистический порядок представал в его воображении в конце 1917 года, еще до начала Гражданской войны, мятежей и восстаний.
Вот такой «рабочий контроль», на самом деле полицейский, чекистский беспредел казался Ленину «первыми шагами к социализму». Чтобы утвердить этот бюрократический строй, вождь пролетариата разжег сознательно огонь гражданской бойни, назвав ее «священной войной угнетенных против угнетателей».
«Мы всегда знали, говорили, повторяли, что социализма нельзя „ввести“, что он вырастает в ходе самой напряженной, самой острой до бешенства, до отчаяния острой классовой борьбы и гражданской войны…» Это писалось спустя два месяца после взятия власти большевиками, обещавшими народу конец войне. Но она только начиналась…
Для расправы не хватает всех тюремных замков централов России. Чекизм на практике — это значит концлагеря. В сборнике «Ленин и ВЧК» о них нет упоминаний. Но есть в другом, более откровенном и конкретизированном, в сборнике документов под названием «МЧК», то есть Московская чрезвычайная комиссия, любимая и родная дочь ВЧК.
Об «особых концентрационных пунктах» москвичи узнали из постановления Моссовета весной 1918 года. Поначалу сюда предписывалось направлять иностранцев-военнопленных, не имевших разрешения жить на частных квартирах, что практиковалось прежде.
В закрытом докладе ВЧК Московскому совету все называется своим именем — Кожуховским концентрационным лагерем. Вслед за военнопленными о его существовании вскоре узнают многие советские люди, как и о других, созданных в Москве. Об одном таком лагере — Покровском — я прочел в книге «Красная Москва», изданной к трехлетию новой власти. В ней приводится фотография зэков в мастерской, где они переплетали книги. Но, как мы знаем, от брошюрования — шаг к лесоповалу.
Что такое расправа, Москва узнала в апреле 1918 года, когда ВЧК взялась враз покончить с анархистами, которые после Октября считались союзниками пролетариата.
Особняки, где свободно собирались анархисты, оцепили войсками, и по ним били не только из ружей, пулеметов… Газета «Правда» в победной реляции ВЧК сообщала:
«После оживленной перестрелки со стороны анархистов раздался рев пушки, тогда решено было обстрелять дом, где они засели, артиллерией. Первыми же выстрелами было сбито выставленное анархистами горное орудие, вторым разбит подъезд дома „Анархия“, еще несколько снарядов — и осажденные сдались». Под домом «Анархии» подразумевается дворец бывшего Купеческого клуба на Малой Дмитровке (ныне театр «Ленком»).
Вот так, в ответ на «рев пушки» — самые натуральные выстрелы из орудий в упор по людям.
Кто они? Из той же реляции узнаем, что в Кремль было переправлено 400 арестованных. «Состав… весьма разношерстный — много женщин и детей-подростков в форме различных учебных заведений. Отмечен целый ряд лиц с громким уголовным прошлым».
Итак, из пушек по домам, по женщинам и детям…
Это было в апреле. В июле из пушек лупцевали по особняку Морозова на Покровке, где на этот раз засели не анархисты, а другие недавние союзники — левые эсеры, решившие по примеру большевиков взять власть. Били по тому дому, где ночь провел под арестом Дзержинский, Смидович, глава Московского Совета, другие известные большевики, которых матросы пальцем не тронули.
Итак, конфискация, массовые аресты, расправа на месте, пушки и пулеметы, концлагеря… Все вместе это несколько месяцев спустя трансформировалось в «красный террор», то есть массовый террор не только против виновных, но и «прикосновенных» к ним, а также абсолютно невиновных людей.
Понятие «прикосновенности» впервые встречается в июле 1918 года в декрете Ленина о борьбе со спекуляцией. Из него следовало, что «прикосновенные» к спекулянтам лица, скажем, шоферы, перевозившие товары, чиновники, дающие товарные квитанции, «наказуются наравне с главными виновниками».
В сентябре этот же термин использован в переданном по телеграфу правительственном предписании, где объявлялся в стране красный террор…
Этому событию предшествовал выстрел в Урицкого. Узнав о покушении, Владимир Ильич направил на Лубянку такую записку:
«Т. Дзержинский!
…Не сочтено ли полезным произвести НОЧЬЮ аресты по указанному адресу, т. е. в районном комитете? Может быть удалось бы найти нити и связи контрреволюционеров; особенно важно то, что здесь (едва ли не первые) есть официальное удостоверение связи стреляющих с партией социалистов-революционеров».
Получив записку, т. Дзержинский срочно выехал в Питер, чтобы ночью произвести аресты, хотя стрелявший не состоял членом партии социалистов-революционеров, никакой райком его на это дело не посылал. Решил все сам.
Через несколько часов после выстрела в Ленина чекисты больше не тратили время на поиски доказательств, каких-либо документов, чтобы произвести аресты и казни. Они применили ленинский принцип «прикосновенности» ко всем, кто им казался врагом.
Другой бросающийся в глаза принцип чекизма — идеологизация и поэтизация убийств. Этим отличался Феликс Эдмундович и его замы. Им принадлежит авторское право на такие образы, как «гидра контрреволюции», «тяжелый молот революционного пролетариата», «гады контрреволюции», которые будут раздавлены «мозолистыми руками». Надо сказать, что писалось это авторами, которые в жизни не имели мозолей, так как никогда не кормились физическим трудом да и не служили нигде.
Еще один принцип чекизма — всеобщее доносительство, как силами штатных и нештатных агентов, так и всех граждан.
«Мы должны именем рабочего класса обязать всех граждан заявлять о всех случаях и попытках подготовки восстания и агитации против советской власти. Это — обязанность всех граждан, и все должны отвечать за свои поступки».
Тогда и пошел сосед стучать на соседа, сослуживец на сослуживца, товарищ на товарища, муж на жену…
Как итожил в газете «Известия» заместитель Дзержинского по МЧК, за месяц своего существования эта одна комиссия закончила 800 разбирательств. «Дела у нас не задерживаются: ежедневно мы заканчиваем их до 50 и более». Вот такой конвейер репрессий.
Можно даже проследить закономерность между витками красного террора и витками инфляции. Чем больше гибло людей в застенках, чем больше их оказывалось в лагерях, тем стремительнее росли цены.
В ноябре 1918 года Ленин считал богатым каждого, кто имел в месяц 500 рублей, которые позволяли на четвертом году мировой войны обедать в ресторанах, покупать вещи в лавках парижских мод… В июле 1919-го, как мы уже знаем, хозяйственный отдел МЧК выставил главе правительства явно заниженный счет на 1400 рублей за пару сапог, костюм, галстук, подтяжки. Ленин эти
