а не сражаться, но на переговорах хочет сохранять положение, сообразное его могуществу.
Депеша предписывала Лористону высказываться самым успокаивающим образом, внушать русским мысль о вооруженных переговорах, а не о войне, и даже вновь потребовать отправки Нессельроде, будто сожалея о ней. Если же в Санкт-Петербурге слишком разгорячатся, Лористон имел полномочия предложить встречу двух императоров на Висле, постаравшись всё же прибегнуть к этому средству лишь в самом крайнем случае, ибо в Париже только хотели выиграть время, чтобы подойти к Неману, прежде чем русские успеют через него перейти. Наконец, если ради предотвращения преждевременного начала операций придется взять обязательство остановить французскую армию на Висле, Лористону разрешалось его дать, но только приняв вид переговорщика, который из пламенного желания мира превышает свои полномочия. Если же, несмотря на все эти хитрости, переходу через Неман помешать не удастся, Лористон должен был тотчас объявить войну, затребовать паспорта и принудить к тому же миссии союзников. На усердие Лористона в том, чтобы избежать разрыва, можно было рассчитывать, хотя ему и ясно давали понять, что единственным результатом его усилий станет отсрочка войны.
В тот же день Маре отправил Лористону новую депешу, полностью раскрывавшую намерения Наполеона. «Ваш долг, – писал он, – постоянно выказывать самые миролюбивые расположения. Император заинтересован в том, чтобы войска могли постепенно продвинуться к Висле, отдохнуть, укрепиться, сформировать плацдармы, получить все преимущества и обеспечить себе инициативу движений.
Император любезно обошелся с полковником Чернышевым, но не скрою, что этот офицер использовал свое пребывание в Париже для интриг и подкупа. Император всё знал и попускал ему, ибо Его Величество хотел, чтобы он был обо всем информирован. Приготовления Его Величества обширны, и он только выиграет от того, что они станут известны…
Императору не нужны никакие встречи. Не нужны ему и никакие переговоры вне Парижа. Он совершенно не верит ни в какие переговоры, если только 450 тысяч человек, которых привел в движение Его Величество, и их огромное снаряжение не побудят Санкт-Петербургский кабинет к серьезным размышлениям, к искреннему возвращению к Тильзитской системе и не вернут Россию в подчиненное положение, в котором она тогда пребывала. Ваша единственная цель, господин граф, состоит в том, чтобы выиграть время. Голова Итальянской армии уже в Мюнхене, и всеобщее движение обнаруживает себя повсюду. При любом случае утверждайте, что если война случится, то только по вине России; что польские дела не играли в решениях Его Величества никакой роли;
что его цель – только восстановление системы, от которой хочет отказаться Россия, как она в достаточной мере дала понять своими вооружениями и демаршами».
Депеша ясно выражала мысль Наполеона, мысль о всемирном верховном господстве, особенно в отношении России, которую он намеревался удерживать в подчиненном положении, в каковом она пребывала после Фридланда и в каком не переставала и даже соглашалась оставаться, поскольку позволяла ему делать в Европе всё, что он пожелает. На деле, вполне можно было бы и удовольствоваться подобным подчинением со стороны державы, которая была тогда в Европе первой после Франции и, несомненно, равной Англии.
Затем Наполеон с двором переместился в Сен-Клу, хотя было еще холодно, ибо стоял только конец марта;
он переместился туда по причине, которая должна показаться весьма странной при его всемогуществе: Наполеон желал укрыться от народного ропота, которого ему еще не пришлось терпеть, но который слышался со всех сторон и грозил вспыхнуть даже в его присутствии. Уже давно столь смелые жалобы не исходили от парижского населения, они обнаруживали глубину страданий парижан, у которых было много причин для жалоб: неурожай, воинский призыв, набор гвардии и, наконец, сама война, которая вызывала и усугубляла все эти несчастья.
Сильная засуха, разразившаяся летом 1811 года и перемежавшаяся с обильными грозами, уничтожила посевы почти по всей Европе, породив, впрочем, превосходные вина, известные под названием вин кометы[12]. В Германии, Франции, Италии, Испании и Англии ущерб для посевов оказался огромен. Цены на зерно во Франции поднялись до 50, 60 и 70 франков за гектолитр (100 литров). Для народа они были запредельно высоки, и люди тут и там разоряли торговцев, останавливали подводы, захватывали рынки, возмущались скупщиками и с обычным ослеплением шли, тем самым, против собственных интересов, ибо в результате продукты скрывались, не выставлялись на рынке и прибавляли в цене.
Торопясь заглушить народный ропот и освободить свою политику от всякой связи с вздорожанием продовольствия, – словом, желая польстить народу, который он вынуждал к стольким страданиям, Наполеон сформировал продовольственный совет из министра внутренних дел, генерального директора продовольствия, государственных советников Реаля и Дюбуа, префектов Сены и полиции и, наконец, великого канцлера и выступал в нем с доктринами, недостойными его высокого ума, рассуждая о тарификации зерна и установлении цен местными администрациями. Он исходил из того, что фермеры наживались на народных бедствиях, безмерно взвинчивая цены, что было прискорбной правдой, но чего нельзя было остановить или исправить с помощью произвольного тарифа, ибо владельцы зерна, не получая достаточной платы, перестали бы снабжать рынки, стали бы хранить зерно у себя, чтобы продать его по еще более высоким ценам, породили бы в народе искушение заняться грабежами и спровоцировали бы, тем самым, беспорядки куда более опасные, чем те, которые правительство хотело исправить.
Камбасерес возражал против ложных теорий Наполеона, и до сих пор ему удавалось отговаривать императора следовать первому побуждению. Но он не мог удерживать его долго, особенно, когда дело касалось снабжения продовольствием Парижа. Наполеон потратил немало лет и миллионов, чтобы создать в Париже запас зерна и муки в 500 тысяч квинталов, которому управление внутренних дел позволило сократиться до 300 тысяч, когда Наполеон перестал следить за экономикой, будучи отвлечен другими заботами. И теперь оказалось невозможным вернуть цены к умеренному уровню, выбросив на рынок столицы эти запасы. Еще больше, чем зерна, недоставало муки. Вместо 30 тысяч мешков муки, которые полагалось поставлять, чтобы ежедневно удовлетворять рынок, имелось не более 15 тысяч, а этого было недостаточно, чтобы удерживать цену на мешок муки на уровне 70–72 франков, – она неудержимо стремилась дорасти до 120 франков. Чтобы обеспечить Париж, нужно было не только исчерпать весь запас зерна, но и использовать чрезвычайные средства для его помола. Наполеон, не заботившийся о средствах, когда речь шла о том, чтоб утолить голод и не позволить парижанам отнести свои невзгоды на счет войны, приказал, чтобы все окрестные мельницы мололи зерно для столицы, и запретил закупку продовольствия для Нанта и других городов в окрестностях столицы. Не сумев даже с помощью таких насильственных мер удержать цены, он предложил компенсацию булочникам для возмещения разницы между ценой, по которой заставлял
