в течение двух недель удерживал противника.
Под станцией Торговая им было уничтожено три роты красных.
В боях 23-го и 25 июня у Новопокровской Черкесский полк с 1-м Кубанским конным столкнулся с многочисленными большевистскими отрядами: Ейским, Ахтырским, Жлобы, Маруси, отрядами матросов с кавалерией, двумя броневыми автомобилями и двумя бронированными поездами. Положение было критическое, красные засыпали снарядами отряд. Черкесы неоднократно ходили в атаку в пешем строю. Командир пулеметной команды поручик Грицев со своим пулеметом выбегал впереди цепей и открывал огонь в 300 шагах от красных. Командир 4-й сотни ротмистр Султан Сагат-Гирей[602] сам заправлял пулеметом. Общей конной атакой большевики были сбиты. Преследование продолжалось 8 верст. Была захвачена огромная военная добыча. Черкесы потеряли своих двух лучших офицеров – корнета Тугругова и Султана Кадыр-Гирея, – 40 всадников и более 100 лошадей.
После боя выяснилось, что тело корнета Тугругова осталось у красных. Черкесы утомленные, выбившиеся из сил, но никогда не бросавшие своих павших, снова бросились в атаку и после жаркой схватки отбили тело своего офицера.
1 июля 1918 года, после упорного и непрерывного боя, была взята Тимашевка, а на рассвете 2 июля Черкесский полк с песнями вступал в освобожденный Екатеринодар, совершив стоверстный переход.
В полку из 900 всадников осталось в строю 260. Слава вам, сыны Кавказа и Великой России!
А. Скопинский[603]
В КРЫМУ[604]
Я был ранен в Северной Таврии и отправлен на излечение в Симферополь. В лазарет для более серьезно раненных меня не поместили, а оставили на эвакопункте. Через несколько дней я уже ходил с палочкой и мог даже добраться до города для его осмотра и посещения увеселительных заведений. Бывал с моими новыми приятелями и в оперетте, где без конца ставили «Сильву», а также в кино.
В один прекрасный день, прогуливаясь по бульвару с друзьями, встречаю кавалерийского офицера. Он посмотрел на меня и воскликнул:
– Кого я вижу! Алик, это ты?
Это был мой родной дядя П.С. Флоринский[605], брат моей матери, который, оказывается, служил теперь в 7-м кавалерийском полку. А в прежние времена он, херсонский помещик, был мировым судьей. Дядя тут же заявил мне, что в Марковский полк[606], куда я должен был возвратиться, я не поеду, и что он устроит мне перевод в его полк.
Через пару дней все было оформлено, меня выписали из лазарета, и мы двинулись в город Карасубазар, где полк стоял на отдыхе и одновременно вел борьбу с «зелеными».
Все кавалерийские полки (Сводный гвардейский и 1—7-е сводные полки) составляли Конный корпус генерала Барбовича (две кавалерийские дивизии). Ввиду того что все полки были сводные, то есть состояли из ячеек бывших полков Императорской армии, то в полку могли быть, например, эскадроны 1-го уланского Санкт-Петербургского, фельдмаршала светлейшего князя Меньшикова полка, эскадроны сумских гусар, лубенских гусар и, возможно, еще и каких-нибудь других. Кстати, петербуржцы были самыми многочисленными, ибо еще раньше, в 1919 году, в Одессе был сформирован полный, шестиэскадронного состава, полк.
Представили меня командиру дивизиона ротмистру Гарнич-Гарницкому и дали мне назначение в команду связи с откомандированием в военно-полевой суд полка. Следователем суда был мой дядя, который занимался допросом пленных, пойманных «зеленых» и другими судебными делами. Моя роль была чисто канцелярская – я был делопроизводителем суда.
В Карасубазаре жить было не плохо. Хотя работы было много. Кормили нас хорошо, и мы с удовольствием стояли бы там бесконечно. Там мы отпраздновали и наш полковой праздник – Покрова Пресвятой Богородицы.
Но вот, совершенно неожиданно для нас, пришел приказ немедленно отправляться на фронт в Северную Таврию, так как там положение стало тревожным. Полк незадолго перед тем получил лошадей, но часть эскадронов была еще пешей.
По прибытии в Таврию основная часть полка ушла на фронт, а небольшая часть его осталась вблизи Мелитополя, ожидая дальнейших распоряжений. Вскоре мы услышали орудийную стрельбу в районе Мелитополя. А через пару дней пришло приказание немедленно сниматься и двигаться в направлении на Геническ.
Так начался наш отход в Крым…
Было раннее утро. Еще было темно, когда мы тронулись, но не вперед, а назад. Стрельба была слышна с нескольких сторон. Мы шли параллельно железной дороге и по разрывам снарядов могли определить, что стреляют наши бронепоезда. Приблизительно около полуночи мы уже были в Геническе. Таким образом, в течение одного дня мы сделали около 80 километров. В городе же, у моста, мы должны были ждать очереди для переезда на Арбатскую стрелку.
Один из моих сослуживцев сказал мне тогда:
– Чем ждать здесь голодными, пойдем в один дом. Хозяев дома я знаю, там переночуем, подкрепимся, а утром догоним своих. Они наверняка будут отдыхать на стрелке и кормить там лошадей.
Я сдуру согласился, и мы отправились к его знакомым. Действительно, там нас хорошо приняли, накормили, уложили спать. Крепко мы заснули тогда, усталые после такого перехода, скорее напоминавшего не отход, а поспешное отступление.
Среди ночи нас будят хозяева:
– Скорее вставайте! Скорее вставайте! В городе буденновцы!..
Мы выскочили на улицу. Творилось что-то ужасное: мимо летели подводы, куда-то скакали всадники, бежали люди… Где-то стреляли. Мы не знали, куда нам направляться.
И вдруг пришло спасение – одна из подвод остановилась и нас подобрала. Была выброшена часть груза, чтобы… нас спасти. В сброшенных же с подводы мешках оказалась мука – целое состояние по тому времени. Обладателями подводы были чины государственной стражи из Мелитополя. Я их до сих пор вспоминаю за их христианский поступок. Ведь муку тогда можно было свободно посчитать дороже жизни двух каких-то незнакомых юношей!
В общем, вылетели мы из города и помчались дальше на юг. Остановились лишь верстах в двадцати от города, в большом селе. Мимо проскакали лихие казаки – Донская дивизия генерала Морозова. Эти донцы и выгнали красных из Геническа.
Мы немедленно возвратились в Геническ, отправились к мосту и благополучно перешли на стрелку. Говорили, что буденновцев было около двух тысяч. В районе Геническа была укрепленная позиция – окопы с проволочными заграждениями, которые почему-то не были заняты войсками. Красные же в ту ночь порубили и взяли в плен свыше пятисот человек.
И вот мы на стрелке. Это пустынная местность – с одной стороны море, а с другой – соленые озера, Сиваш. Ветер, холодно. Снега немного. Кроме полуразрушенных рыбачьих избушек, ничего нет. Жителей – тоже никого. Длина же стрелки более ста верст. Посредине – большое село. Когда мы к нему подошли, оно было уже
