именно так и казалось. Подобным же образом в ту ночь выглядели тела наших лицедеев. Мокрые красные мешки с костями.
Мое горло горело огнем, и я не смог выжать даже немного слюны, чтобы затушить пожар.
– Я чудовище, Ника?
– Нет, Ари. Нет! Тс-с… – Она прижала ладошку к моим губам. – Ты нас защищал – и сделал то, что было необходимо.
Ну да. Именно так и говорил Митху. Необходимость…
Интересно, сколько нужно идти тропой необходимости, чтобы окончательно сбиться с пути? Вдруг, несколько раз свернув не туда, мы настолько удаляемся от развилки, что в итоге встаем на стезю, которой следуют ненавистные нам люди?
На этот вопрос у меня до сих пор нет ответа, а с того дня по разным дорогам я прошагал тысячи и тысячи миль.
Ника не отняла ладонь от моего рта, пока не убедилась, что я передумал с ней спорить.
– Принесу тебе водички. Схожу еще к маленькой Кайе – может, разживусь у нее бульоном. Бульон тебе точно не помешает.
При обычных обстоятельствах я скорчил бы презрительную гримасу, только сейчас было не до того. Бульоны Кайи обычно представляли собой мутную жидкость, слитую с вареной чечевицы. Правда, там попадались ошметки мяса, и я порой тешил себя надеждой, что ем суп с курицей.
– Обойдусь водой. Спасибо, Ника.
В горле у меня перекатывался сухой гравий по раскаленному песку.
Бросив последний взгляд в мою сторону, девочка вышла из комнаты.
Оставшись в одиночестве, я решил отвлечься от мыслей о том, что произошло на крыше. Проведя ладонью по столу Митху, задел стопку бумаг и наугад вытащил одну из них. Ее содержание говорило о многом.
Повелитель воробьев не просто переписывался с Коли – они регулярно сообщали друг другу, как идут дела. Каждый второй цикл месяца – по письму.
Просмотрев еще несколько записок, я сделал вывод, что у Митху появилась новая задумка: он покупал тайны у нездешних торговцев, проходивших через Кешум. Некоторые из них давали возможность шантажировать нужных людей. Правда, в этом начинании наш приемный отец далеко продвинуться не успел.
Вернулась Ника с деревянной чашей в руках. Я кивком поблагодарил ее и сделал большой глоток.
– Осторожнее. Помнишь тот день, когда тебя избили? Так что не торопись, а то захлебнешься.
В ответ на мой вопросительный взгляд она объяснила:
– Сегодня тебе досталось не меньше.
Я еще некоторое время смотрел ей в глаза, затем сосредоточился на чаше и медленно выцедил половину ее содержимого. Ощутив облегчение, подтолкнул к Нике первое письмо и жестом предложил почитать.
– Я ведь неученая, Ари, – напомнила она, покрутив листок в руках. – Что там написано?
М-да. Всегда считал умение читать чем-то само собой разумеющимся, а между тем многие жители Империи Мутри в грамоте ничего не смыслили.
– Это письмо от Коли к Митху.
Пришлось прочесть вслух. Ника напряглась, и я передал ей следующую записку, но девочка молча ее вернула, ожидая пояснений.
– Митху покупал слухи и секреты, однако это предприятие находилось в зародыше. Хотел воспользоваться своей задумкой, чтобы потом шантажировать разных людей.
Погрузившись в размышления, Ника уставилась в пол.
– Мысль хорошая, но он нажил бы себе врагов.
– Да, – согласился я. – И все же в этом что-то есть. Если Митху покупал тайны и на них находились желающие – то затея не лишена смысла. – Ника склонила голову к плечу и посмотрела на меня с таким недоумением, словно я вдруг заговорил на иностранном языке. – Может, воробьям пора прекратить попрошайничать и воровать монеты? Разве мы не в состоянии зарабатывать деньги другими способами? Вдруг это занятие будет приносить нам гораздо больше?
– О чем ты говоришь, Ари?
– Во-первых, вас нужно научить читать и писать, – пробормотал я, допив воду.
– Зачем нам это нужно?
Я помахал письмом.
– Что нам хорошо удается? Мы умеем слушать. Вот и будем продолжать слушать чужие разговоры и выуживать из них тайны. Будем их записывать, а потом продавать записи тем, кто способен платить. Тем, кого интересуют секреты. Как тебе такая затея?
Ника ухмыльнулась.
36
Цена мимолетного счастья
Прошло несколько дней, и уличным торговцам поднадоели лежащие у нашего дома трупы. Тела затрудняли движение и уменьшали поток денежных покупателей, так что негоцианты взяли дело в свои руки. Заплатили тем, кто желал подработать – рикшам и носильщикам, – и они помогли убрать останки с глаз долой.
Я распорядился, чтобы никто из воробьев не покидал дом. Мы сидели за запертыми дверями, опасаясь мести или расследования. Однако время шло, ничего не происходило, а потом тела исчезли. Воспоминания о случившемся начали выветриваться – и у воробьев, и у горожан.
Надо было что-то делать с Таки.
Белая отрада – не тот яд, что выходит из тела безболезненно, и неважно – намеренно человек его принял или против воли.
В первую ночь Таки перебудил весь дом своими криками. Бывает, ребенку привидится жуткий сон, а проснуться он не способен. Он мечется и кричит так, что подобное зрелище надолго остается в вашей памяти.
Даже не могу сказать, сколько воробьев прибежало в комнату Таки. Кто-то пытался удержать несчастного, чтобы он в судорожном припадке не причинил вреда себе или своим товарищам, другие пытались его разбудить. Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем бедняга открыл глаза.
Может, минула целая ночь, начался и кончился день. Может быть.
Глаза Таки были расширены от ужаса, а радужка побледнела еще больше. Он бормотал какие-то неизвестные нам имена; его залитое пóтом лицо блестело при слабеньком свете свечи.
– Таки! – Я похлопал его по щеке. – Таки…
Он вздрогнул и замер. Содрогнулся опять, затрясся, заметался и снова застыл в неподвижности.
– Таки!
Я тряхнул его за воротник, стараясь не напугать, но Ника оттащила меня в сторону:
– Ты делаешь ему больно…
Я был не в силах выразить свои чувства, не находил слов и не знал, что еще предпринять. Стоял, сжимая руки в кулаки, пытаясь успокоиться.
Все бесполезно.
– Холодно… – Таки скорчился, прижав руку к сердцу. – В груди холодно…
– Похоже, у него жар? – пробормотал я, положив ладонь несчастному на лоб. – Маленькая Кайя знает, что с этим делать? Хоть кто-нибудь знает?
На кого ни посмотри, все пожимали плечами, даже Джагги, который мог считаться ветераном колонии.
– Я побуду с ним. Расходитесь по комнатам.
Несколько воробьев запротестовали, однако с меня было довольно. События последних дней истощили мое терпение. Я забыл, что такое спокойствие и безопасность. Утратил естественное чувство страха.
– Вон отсюда! – крикнул я, заглушив ропот, и воробьи один за другим убрались из
