Ответа мы так и не получили.
Нил Киннок сменил Майкла Фута, став лидером Лейбористской партии в октябре 1983 г. Как и Майкл Фут, Нил Киннок был одаренным оратором. Но в отличие от мистера Фута он не был хорошим парламентарием. Его выступления в Палате страдали многословием, неспособностью ухватить факты и технические аргументы и, главное, отсутствием ясности мысли. Мистер Киннок был в полной мере продуктом современной лейбористской партии: представителем левого крыла, близким к тред-юнионам, опытным в управлении партией и в политическом манипулировании, в целом убежденным, что прошлые поражения Лейбористов произошли из-за того, как партия представляла себя, а не из-за политики, которую она проводила. Он относился к словам как к средству для утаивания взглядов Лейбористской партии, а не как к средству для убеждения других. Поэтому он усиленно обличал троцкистов и других возмутителей спокойствия из левого крыла, но не их тактику или экстремальные революционные задачи, а то, что они выдавали амбиции лейбористов. Палата общин и комитет по выборам поняли его. Как лидер оппозиции он потерял почву под ногами. Как премьер-министр он бы пошел ко дну.
Когда наступил август, у нас были основания надеяться, что самое худшее уже позади. Хотя возвращение шахтеров к работе шло медленно, за весь июль около 500 рабочих, ничто не указывало на ослабление решительности на работающих шахтах. Наконец 7 августа двое шахтеров подали иск в Верховный суд против йоркширского НСШ, который обвиняли в том, что забастовка была начата без голосования. Это дело, оказавшееся крайне важным, привело к конфискации имущества НСШ.
Нам могла угрожать еще одна портовая забастовка. Ситуация в Хантерстоне, глубоководном порту в Шотландии, через который снабжался завод Равенскрэйг, относящийся к КБС, накалилась. Значительный груз угля, необходимого для работы коксовых печей Равенскрэйга, находился на борту балкера «Остия», пришвартованного в Бэлфаст-Лаф. КБС сообщила, что, если его не разгрузить в определенные сроки, придется сокращать работу на Равенскрэйг. Доменные печи нельзя полностью остановить, не причинив им необратимый урон, и можно было предвидеть, что целый завод придется закрыть, если доставка угля прекратится.
Как и в случае с предыдущей портовой забастовкой, причиной была все та же нелепая практика ограничений. В Хантерстоне обычный порядок обращения с грузом, направляющимся в КБС, состоял из работ на борту судна, выполнявшихся докерами СТНР, и работ, ложившихся на плечи членов профсоюза черной металлургии. КБС хотела поручить разгрузку угля своим работникам, но СТНР мог бы тогда сказать, что эта акция противоречит портовому кодексу, и этим спровоцировать новый конфликт в доках. КБС тогда сообщила, что они готовы подать в суд, если карго не будет разгружен.
Вопрос был очень щекотливый. Национальный портовый трудовой совет, от которого ожидалось принятие решения, уклонился от решения вопроса. 17 августа КБС начала замедлять работу на Равенскрэйг; если уголь не появится к 23–24 августа, домны к 28 августа нужно будет поставить на «резервный» режим работы, что означало, что они будут работать на минимуме, ничего не производя. За этим, в случае если не возобновятся поставки угля, должно было последовать полное закрытие. Когда откладывать с решением больше было нельзя, КБС утром 23 августа поставил своих работников на разгрузку «Остии». Докеры СТНР ушли с рабочих мест, и профсоюз объявил вторую общую забастовку портов.
Однако в Шотландии общественное мнение было направлено против всего, что могло угрожать будущему Равенскрэйга. Поэтому было сомнительно, смогут ли тред-юнионы удержать в состоянии забастовки всю Шотландию, не говоря уже о целой Великобритании. Поначалу забастовка получила значительную поддержку зарегистрированных докеров, но большинство портов было по-прежнему открыто. Наконец 17 сентября СТНР прекратил забастовку.
Важным в развитии событий был выход 15 августа циркуляра от НСУП к членам Национальной ассоциации бригадиров, депутатов и взрывников шахт (НАБДВШ). По закону добыча угля могла вестись только в присутствии специально обученных работников, большинство которых были членами НАБДВШ. В апреле члены НАБДВШ проголосовали в пользу забастовки, но разница голосов была меньше необходимых по профсоюзным правилам. Циркуляр НСУП грозил, что будут удерживать из зарплаты тех членов НАБДВШ, которые отказываются подчиняться. Директива НСУП играла на руку тем лидерам НАБДВШ, которые симпатизировали НСШ. Было легко понять, почему НСУП действовал таким образом. Но они совершали грубейшую ошибку, впоследствии усугубленную их неспособностью чувствовать изменение настроений среди НАБДВШ относительно забастовки, и это чуть не закончилось катастрофой.
Ожидалось, что сентябрь и октябрь будут трудным временем. Шахтеры начнут задумываться о зиме, когда спрос на электроэнергию вырастет, что, вероятно, приведет к прекращению подачи электричества. На конференции конгресса тред-юнионов в начале сентября большинство профсоюзов при сильной оппозиции со стороны работников энергоснабжения обещали оказывать поддержку шахтерам. Когда прямодушный лидер электриков Эрик Хаммонд выступил с яркой речью и указал на это, его приняли очень горячо. Нил Киннок тоже выступил на конференции, осудив проявления насилия на линиях пикетов, но не предприняв ничего, чтобы исключить из своей партии сторонников этого насилия. Тем временем мистер Скаргил повторил свою мысль, что нерентабельных шахт не бывает, бывают только шахты, которым не хватает денежных вложений.
Переговоры между НСУП и НСШ возобновились 9 сентября. Я беспокоилась, что Иэн Макгрэгор и команда НСУП невольно откажутся от основных принципов, стоящих в основе забастовочной борьбы. Он был деловым человеком, а не политиком, и рассуждал такими категориями, как справедливость и достижение соглашения. Я подозревала, что замысел мистера Макгрэгора состоит в том, чтобы сначала вернуть шахтеров к работе, а потом перестроить отрасль по своему желанию, невзирая на достигнутые соглашения Остальные, основываясь на долгом опыте, понимали, что Артур Скаргил и его соратники остановятся на полумерах и мы окажемся у разбитого корыта. Было важно показать народу всю ошибочность позиции НСШ относительно нерентабельных шахт, таким образом нам удалось бы дискредитировать политические цели забастовок раз и навсегда.
В сентябре я встретилась с членами кампании «Жены шахтеров за возврат к работе», чьи представители пришли на Даунинг-стрит, 10. Меня растрогало мужество этих женщин, чьи семьи стали объектом оскорблений и издевательств. Они рассказали, что большинство шахтеров не понимает суть предложения НСУП относительно зарплаты и планов по инвестициям. Тут многое предстоит сделать, чтобы лучше разъяснить бастующим точку зрения НСУП, так как многие из них полагались на информацию НСШ. Они подтвердили, что пока НСУП и НСШ выступали в роли переговаривающихся сторон, убедить мужчин вернуться на работу трудно. Они рассказали, что маленькие магазины возле шахт отпускали товары только бастующим горнякам и не обслуживали работающих шахтеров. Самое поразительное в их рассказе было то, что местные руководители НСУП кое-где не поощряли возврат к работе, а в одном районе даже отговаривали шахтеров от этого, активно сотрудничая с НСШ.
Безусловно, самым важным для этих женщин было, чтобы НСУП делал все возможное для защиты шахтеров, сторонников возврата к работе, при необходимости переводил их в шахты, где меньше воинственных активистов, и предоставлял им приоритет при рассмотрении заявлений на увольнение с получением выходного пособия. Я сказала, что мы их не подведем, и думаю, сдержала слово. Вся страна была у них в долгу.
Одна из женщин, миссис Макгиббон из Кента, жена работающего шахтера, выступила на съезде партии консерваторов, описывая трудности, пережитые ее семьей. Даже ее маленьким детям не поздоровилось: их запугивали, что родителей собираются убить. После этого выступления в «Морнинг Стар» напечатали ее адрес. Неделю спустя на их дом было совершено нападение.
11 сентября был сформирован Национальный комитет работающих шахтеров. Это было важным событием в истории движения. В то же время на нас надвигалась угроза от НАБДВШ. Голосование по забастовке должно было состояться 28 сентября. Сначала НСУП сохранял оптимизм по поводу результатов голосования, но дни шли, и было ясно, что забастовка, организованная НАБДВШ, осложнит возврат к работе шахтеров в местах с большим числом активистов. Люди НАБДВШ были не единственными работниками НСУП, обладавшими необходимой квалификацией по технике безопасности. Многие члены Британской ассоциации управляющих шахт (ВАСМ) тоже имели нужные навыки, но убедить их выполнять эту работу перед лицом враждебного НАБДВШ было трудно.
