— Скажем так — они не приветствуют идею помощи извне.
— А что там с канадской связью?
Я вспомнила череп.
— Не знаю. Сомнительно.
— Боже, Брэннан…
— Не начинай!
Но он как всегда не послушался.
— И как ты умеешь влипать в такие истории?
— Они попросили меня достать кости. Я сделала это, — зло выплюнула я.
— Какой идиот там за главного?
— А какая разница?
— Я присужу ему премию «задница года».
— Сержант-детектив Бартоломи Гальяно.
— Система интеграции?
— Да.
— Черт побери.
— Что такое?
— Лицо как у бульдога, глаза как у коровы?
— Они у него карие.
— Бат! — воскликнул Райан.
— При чем здесь летучая мышь[16]?
— Я не вспоминал о Бате сто лет.
— Ты говоришь загадками, Райан.
— Бат Гальяно.
Точно, Гальяно ведь говорил что жил в Канаде.
— Ты знаешь Гальяно?
— Я с ним учился.
— Гальяно учился в СФК?
Университет Святого Франциска Ксаверия, Антигониш, Новая Скотия, Канада. Маленький университетский городок был в свое время сценой для многих красочных выступлений Райана. Однажды накачавшись кокаина под завязку, этот байкер почти сломал шею, но последовавшие за этим операции и тотальное переосмысление жизни, привели Райана на другую сторону. Его привязанность к выпивке и барам сменилась на приверженность парням в синей форме. Он никогда после этого не возвращался к прошлому.
— Бат жил напротив меня в последний год обучения. Я закончил и поступил в полицию Квебека. Он выпустился на следующий семестр, вернулся в Гватемалу и стал копом. Я не разговаривал с ним давно.
— А почему называют его Батом?
— Не важно. Но перепроверь свой ежедневник. Ты увидишь эти кости еще до конца недели.
— Мне следовало отказаться их отдавать.
— Сующий свой нос зануда-гринго, идущий против системы, известен своей нелюбовью к диссидентам. Это хорошие новости для тебя.
— Мне надо было их осмотреть на месте.
— Разве они не были в дерьме?
— Я могла их очистить.
— Ага, и может больше повредила бы, чем улучшила. Я бы на твоем месте не расстраивался. Тем более ты ведь в стране совсем по другой причине!
Но я расстроилась и не смогла уснуть, вертясь в постели и прокручивая события прошедшего дня. За окном движение превратилось в отдаленный гул, затем стали слышны только сигналы отдельных машин. За стеной телевизор перешел от шумного бейсбола к бормотанию ток-шоу, а затем и совсем стих.
Снова и снова я отчитывала себя за то, что не исследовала кости. Было ли правильно мое начальное впечатление от черепа? Фотографии Ксикея достаточны для установления биологического профиля? Я когда-нибудь увижу кости снова? Чем объясняется враждебность Диаза?
Я волновалась из-за того насколько далеко я сейчас находилась от дома, и географически и культурно. Пока я не буду понимать всю эту Гватемальскую систему, я ничего не узнаю о подведомственной конкуренции и личных делах, которые могут препятствовать расследованию. Я знала сцену, но эти актеры мне были неизвестны.
Мои мысли потекли в сторону непосредственно полицейской работы. В Гватемале я чужая, ничего не знающая о внутреннем мире их полицейских. Я очень мало знала об их пристрастиях в автомобилях, занятиях, об их жизни, и любимой марки зубной пасты. Их отношение к власти и закону. Я была незнакома с их любовью и антипатией, с тем во что они верят и что желают. Не имела понятия, почему они могут убивать.
Или почему им дают такие прозвища.
Бат? Бартоломи Гальяно? Бат Гальяно? Бат Гуано?
На этой забавной мысли я, наконец, провалилась в сон.
* * *
Субботнее утро началось так же как и вчера: Гальяно подъехал за мной, в тех же очках, так же привез мне кофе, и так же как вчера, мы молча ехали по городу в полицейский участок. В этот раз он провел меня на второй этаж. Кабинет был хоть и побольше, но оформлен был в том же стиле что и конференц-зал, где я была в четверг. Грязно-серые стены, желчно-зеленый пол, флуоресцентные лампы, поцарапанные деревянные столы, покрытые пылью трубы, складные школьные парты.
Эрнандес укладывал коробки из кучи у стены в небольшую тележку. Двое стояли у информационной доски слева и крепили к ней кнопками какие-то бумажки. Один из них был стройным парнем, с черными, кудрявыми волосами, блестящими от геля. Второй был широкоплечий громила шесть на шесть футов. Когда мы вошли, они оба обернулись.
Гальяно представил мне эту парочку.
Две пары глаз синхронно просканировали меня. Кажется, то, что они увидели их нисколько не напугало.
Интересно, что они увидели? Копа-аутсайдера? Американку? Просто женщину?
Да пошли они! Не собираюсь я играть в эти дурацкие игры!
Я кивнула.
Они в ответ тоже кивнули.
— Фото уже на месте? — спросил Гальяно.
— Ксикей говорит, будут готовы к десяти, — ответил Эрнандес, и подтолкнул свою тележку в нашу сторону.
— Отвезу это в подвал, — поправляя кучу коробок одной рукой, пояснил Эрнандес. — Мешки нужны?
— Да.
Он проехал мимо нас, пыхтя и заливаясь потом, похожий на себя вчерашнего у канализационного отстойника.
— Здесь у нас было, типа, хранилище, — объяснил Гальяно. — Я приказал очистить помещение.
— Оперативный штаб?
— Не совсем, — он указал на один из столов. — Вам что-то еще нужно?
— Скелет, — буркнула я и бросила свою сумку на стол.
— Да уж.
В это время двое уже закончили оформлять одну доску и пошли ко второй. Мы с Гальяно подошли ближе. На доске была прикреплена карта Гватемала-Сити. Гальяно указал на юго-восточный сектор.
— Номер один. Дом Клаудии де ла Альды.
Он вытряхнул красную кнопку из коробки, лежащей рядом, воткнул в указанное место и тут же добавил желтую кнопку.
— Ей восемнадцать. Никаких полицейских записей: ни приводов за наркотики, ни записей о бегстве. Проводила большую часть времени с детьми-инвалидами и в своей церкви. Ушла из дома на работу четырнадцатого июля и с тех пор ни разу ее не видели.
— Есть друг? — спросила я.
— Полное алиби. Вне подозрений.
Он воткнул синюю кнопку.
— Клаудиа работала в музее Иксчель.
Это был частный музей, посвященный культуре майя. Я была там и помнила, что мне он показался чем-то похожим на храм майя.
— Номер два. Люси Джерарди, восемнадцать лет, студентка университета Сан-Карлос, — и он прикрепил еще одну синюю кнопку. — Тоже не имела приводов, жила с семьей. Хорошая студентка. Кроме паршивой личной жизни, она была обычной студенткой.
— Не было друзей?
— Отец держал ее в ежовых рукавицах.
Его палец ткнулся на середину маленькой улочки между музеем и Американским посольством.
— Люси жила здесь.
Он добавил еще красную кнопку.
— В последний раз ее видели в Ботаническом саду… — И он приколол желтую кнопку на зеленое пятно между Рута-6 и проспектом Реформы. — Пятого января.
Он пальцем провел от Кале-10 до проспекта Реформы-3.
— Вам знакома Зона Вива?
Болезненный укол: мы с Молли обедали в кафе в Зоне Вива, за день до моего отъезда в Чупан-Йа.
Сконцентрируйся, Брэннан!
— Это небольшой район высококачественных отелей, ресторанов и ночных клубов.
— Правильно. Номер три, — продолжил Гальяно. — Патрисиа Эдуардо, девятнадцать лет. Жила в нескольких кварталах отсюда.
Еще одна красная кнопка появилась на карте.
— Она ушла из кафе «Сан-Филиппе», где отдыхала с друзьями, вечером двадцать девятого октября и не пришла домой.
Желтая кнопка.
— Она работала в Центральной больнице.
Синяя кнопка совсем недалеко от музея Иксчель.
— Та же история: никаких записей в полиции, бойфренд — святой. Много свободного времени проводила со своими лошадьми. Была хорошей наездницей.
Гальяно указал на пятно, равноудаленное между местами жительства Люси Джерарди и Патрисии Эдуардо.
— Пропавшая номер четыре: Шанталь Спектер. Жила здесь. — Красная кнопка. — Ходила в частную школу для девочек… — Синяя кнопка. — Только что вернулась из долгой поездки в Канаду.
— Что она там делала?
Гальяно поколебался, но ответил:
— Нечто вроде специального курса. В последний раз ее видели дома.
— Кто?
— Мать.
— Проверили обоих родителей?
Он шумно вдохнул носом и медленно выдохнул.
— Сложно проверять иностранного дипломата.
— Есть подозрения?
— Мы ничего не обнаружили. Итак, мы знаем, где каждая пропавшая жила.
Он указал на красные кнопки.
— Мы знаем, где каждая работала или училась.
Синие кнопки.
— Знаем, где каждую видели в последний раз.
Желтые кнопки.
Я смотрела на карту и по крайне мере один ответ у меня был. Я знала город достаточно чтобы понять что Клаудиа де ла Альда, Люси Джерарди, Патрисиа Эдуардо и Шанталь Спектер были из богатых семей. Их мир — это мир тихих улочек, стриженых газонов, без уличных наркодиллеров и проституток. В отличие от бедных и бездомных, от жертв в Чупан-Йа или одурманенных сирот с площади Конкордия, эти девушки и их семьи имели власть. У их семей есть голос и они делают все возможное, чтобы их найти.
