Я поднялась и протянула руку. Проигнорировав мой жест, сеньор Диаз прошел к окну и оттуда обернулся ко мне. Хотя цветные линзы очков затеняли его глаза, враждебность все же была ощутима.
— Я был обвинителем в течение почти двадцати лет, доктор Брэннан. И все это время в расследовании смерти мне никогда не требовалась помощь извне и я ее никогда не просил.
Английский язык Диаза был достаточно точен, хотя и с заметным акцентом.
Я в потрясении уронила протянутую руку.
— Если вы считаете что наши судебные криминалисты это плохо обученные специалисты третьего мира или же простые винтики в устарелой и неэффективной системе судебной бюрократии, то позвольте вас заверить что они у нас профессионалы, которые придерживаются самых высоких стандартов!
Я посмотрела на Гальяно. Щеки у меня запылали от такого оскорбления. Или же от злости.
— Как я уже говорил, сеньор Диаз, доктор Брэннан здесь по нашей просьбе, — в голосе Гальяно послышался металл.
— Зачем вы вообще в Гватемале, доктор Брэннан? — невозмутимо задал вопрос Диаз.
Гнев делает меня саркастичной.
— Подумываю открыть спа-отель.
— Доктор Брэннан здесь по другому делу, — вставил Гальяно. — Она судебный антропо…
— Я прекрасно знаю, кто она! — оборвал его Диаз.
— Доктор Брэннан имеет опыт в работе с разложением в канализации и она предложила свою помощь.
Предложила? Откуда он взял это «предложила»?!
— Глупо отказываться от такого эксперта.
Диаз уставился на Гальяно. Эрнандес и Ксикей молчали.
— Ну, поглядим, — буркнул Диаз, тяжело посмотрел на меня и вышел из комнаты.
Тишину нарушало только жужжание мухи. Наконец заговорил Гальяно:
— Примите мои извинения, доктор Брэннан.
Обычно гнев также и понуждает меня действовать.
— Можем начинать?
— Я решу вопрос с Диазом, — сказал Гальяно и поднялся со стула.
— И еще одно, — я остановила его.
— Говорите.
— Зовите меня Темпи.
* * *
В течение следующего часа я рассказывала о всей красоте разложения в канализации. Гальяно и его напарник слушали меня внимательно, то и дело, задавая вопросы и требуя уточнений. Ксикей же сидел молча, опустив глаза, с ничего не выражающим лицом.
— Канализационные резервуары могут быть сделаны из камня, кирпича, бетона или стекловолокна, и иметь различные формы. Они могут быть круглыми, квадратными или прямоугольными. Они могут иметь один, два или три отсека, отделенные частичными экранами или полными стенами.
— Как они работают? — вопрос от Гальяно.
— В основном канализационный резервуар это водонепроницаемый отсек, действующий как инкубатор для анаэробных бактерий, грибов, актиномицетов, которые обрабатывают органические твердые частицы, которые, в свою очередь, падают на дно в виде осадков.
— Похоже на кухню Гальяно, — пошутил Эрнандес.
— И что нас ожидает? — Гальяно не обратил внимания на укол напарника.
— Брожение вырабатывает тепло от которого на поверхности образуются газовые пузыри. Это газы, образуемые от смешивания частиц жира, мыла, масел, волос и разной другой дряни, образуют пузырчатую пену. Вот что первое мы увидим, открыв канализационный резервуар.
— Добавь солнца в свой трудный день, — продекламировал Эрнандес.
— Если все это остается нетронутым какое-то время, то на поверхности может сформироваться плавающая полутвердая пленка.
— Пудинг из дерьма, — Эрнандес скрывал свое отвращение под маской юмора.
— Резервуары должны быть откачаны каждые два-три года, но если владельцы так ленивы, как вы говорите, то, вероятно, они так не делали. Так что мы, вполне возможно, столкнемся с этим типом осадка.
— Итак, у нас есть этот суп для микробов. И куда дальше все это течет? — спросил Гальяно.
— Как только резервуар заполняется до определенного уровня, преобразованные отходы нашей жизнедеятельности вытекают через выходной сток к серии труб, обычно выкладываемых параллельно, в так называемые поля фильтрации.
— Какие там трубы?
— Обычно это или глиняные или пластиковые трубы.
— Так как у нас речь идет о системе, построенной в доисторический период, то там наверняка глиняные. И что там происходит?
— Поля фильтрации располагаются на гравийном покрытии, к тому же обычно там есть пласт растительности и почвы. А так как там тоже происходит аэробный распад, поля фильтрации работают в первую очередь как биологический фильтр.
— Теперь, мистер Кофе, поговорим о мелком или грубом помоле.
Эрнандес со своим юмором мне уже стал действовать на нервы.
— В заключение сточные воды просачиваются из труб и проникают в гравий. Бактерии, вирусы и другие загрязнители поглощаются почвой или же по системе корней поднимаются в верхние слои почвы.
— Значит, трава действительно зеленее у канализации, — сказал Гальяно.
— И намного лучше. Что еще мы знаем об этой установке?
Гальяно вытащил маленький блокнот и просмотрел свои записи.
— Резервуар расположен приблизительно в семи футах от южной стены пансиона. Он размером приблизительно десять футов в длину, пять футов в ширину и шесть футов в глубину. Сделан из бетона и сверху восемь прямоугольных железобетонных люков.
— Сколько отсеков?
— Владелец, сеньор Серано, понятия не имеет что там внизу. Кстати, Серано не из тех, кто с замиранием сердца смотрит вручение Нобелевской премии.
— Поняла.
— Серано и его сын Хорхе, вспомнили, что прошлым летом рабочие работали на восточном конце, именно там и поднимали крышку. Увидели что резервуар почти до верху заполнен, а джинсы заблокировали выходное отверстие.
— Значит входное будет на западе.
— Мы так и подумали.
— Итак, господа. Нам понадобится экскаватор, чтобы открыть бетонные люки.
— Все восемь? — Ксикей в первый раз подал голос.
— Да. Так как мы не знаем с чем имеем дело, нам надо открыть все. Если там множество отсеков, то части скелета могут быть где угодно.
Ксикей достал свой блокнот и стал составлять список.
— Ассенизаторская машина, чтобы откачать пену и верхние жидкие слои. Пожарная машина, чтобы растворить донные отложения, — перечисляла я.
Ксикей добавил их в список.
— Там будет аммиак и метан, так что понадобятся кислородные респираторы.
Ксикей вопросительно посмотрел на меня.
— Стандартная кислородная маска на лицо, с баллоном O2. Как у пожарных. Так же нам понадобятся пара баллонов-пульверизаторов.
— Таких как используют для распыления гербицидов?
— Точно. Один наполнить водой, второй — десятипроцентным дезинфицирующим раствором.
— А можно узнать зачем? — поинтересовался Эрнандес.
— Меня опрыскивать когда я вылезу из коллектора.
Ксикей все записал.
— И еще сито с ячейками в четверть дюйма. Все остальное по стандартам.
Я встала.
— В семь утра?
— В семь утра.
Это должен был быть один из худших дней моей жизни.
Глава 4
Последние огненные лучи восхода пронизывали бронзовое небо, когда на следующий день ко мне в отель приехал Гальяно.
— Buenos dias?[9]
— Buenos dias, — пробормотала я, проскальзывая на пассажирское сидение. — Отличные очки.
На нем были авиаторские очки с линзами черными как космическая бездна.
— Спасибо.
Он указал на пластиковый стаканчик в специальном отверстии в подлокотнике и выехал на дорогу. Мысленно поблагодарив его, я потянулась за кофе.
Мы говорили мало пока проезжали город, двигаясь к Зоне 1. В окно я рассматривала город. Хотя гватемальский диалект не был высокого уровня, но бигборды и плакаты, даже граффити на стенах остановки, помогали мне улучшить свой испанский.
А также помогали отстранится от мыслей о том, что ждало меня впереди.
Через двадцать минут Гальяно подъехал к двум полицейским машинам, припаркованным в маленьком проулке. У пропускного пункта в Зону 1, закрывая тротуары, уже стояли скорая, пожарная, ассенизатор и другие машины. Вокруг собралась толпа зевак.
Гальяно показал свое удостоверение и коп пропустил нас. Мы припарковались и прошли дальше пешком. Отель «Параисо» располагался посредине квартала, напротив большого заброшенного склада. Мы пересекли улицу и прошли мимо винного ларька, магазинчика нижнего белья, парикмахерской, китайского ресторана. Все заведения были закрыты и пусты. Пока мы шли, я разглядывала поблескивающие на утреннем солнце товары, выставленные в витринах. В окнах парикмахерской видны были головы манекенов с прическами, которые были модны во времена Эйзенхауэра. Меню ресторанчика «Лонг-Фу», реклама «Пепси», вышитый павлин на какой-то блестящей ткани.
Отель «Параисо» являл собой двухэтажный ветхий дом, похожий на бункер, покрытый штукатуркой, когда-то белой, но со временем ставшей пепельного цвета. На крыше видны были сломанные черепицы, окна давно не мытые, вывернутые ставни, выдвигающаяся металлическая решетка на входной двери. Рай, да и только.
