Но к чему такой усиленный интерес к останкам их захолустного отеля?
— А причем здесь «Параисо»? — тут же поинтересовалась я.
И снова я заметила как он колеблется прежде чем ответить.
— Нельзя ничего упускать.
Я отвернулась от карты и уставилась на Гальяно. Лицо у него было бесстрастным. Я подождала, но он так ничего и не сказал.
— Вы собираетесь делиться со мной всей информацией или мы будем по-прежнему танцевать вокруг да около?
— Вы о чем?
— Разбирайтесь сами, Бат, — и я повернулась, чтобы уйти.
Он внимательно смотрел на меня, но молчал. Затем поднял руку и удержал за рукав.
— Хорошо. Но все должно остаться между нами.
— Ну да, обычно я люблю поболтать о своих делах в чате, послушать, кто что думает по этому поводу.
Он отпустил меня и пятерней провел по своим волосам. Затем его карие глаза уставились в мои.
— Восемнадцать месяцев назад Шанталь Спектер была арестована за хранение кокаина.
— Она сама им пользовалась?
— Не известно. Она выплатила залог и вышла без обследования. Но у ее дружков анализы были положительные.
— Продажа?
— Может и нет. Прошлым летом ее снова взяли. Та же история. Полиция делала облаву на большой вечеринке в одном захудалом отеле. Шантель тоже попала в сети. Вскоре папочка отправил ее на перевоспитание — тот период в Канаде. Она вернулась к Рождеству, начала учебу в январе, и исчезла через неделю. Посол пытался найти ее сам, но в конце концов сдался и заявил о пропаже.
Он выделил пальцем район в старом городе.
— Оба задержания произошли в Зоне 1.
— Некоторые дети проходят фазу непослушания. Она, возможно, вернулась домой. Наплевала на папочку и улетела.
— На четыре месяца?
— Может это совпадение. Шанталь не подходит по профилю.
— Люси Джерарди пропала пятого января. Десять дней спустя исчезла Шанталь Спектер. По некоторым данным они были подружками.
Глава 6
Фото с места преступления это самый простой способ заглянуть в чужую жизнь. В отличие от художественной фотографии, где важен свет и экспозиция для запечатления особенной красоты момента, снимки с места преступления схватывают саму, неприкрытую ничем, действительность в мельчайших деталях. Просмотр таких фото это удручающее занятие, не для слабонервных.
Разбитое окно. Кухня в пятнах крови. Распластанная на кровати женщина, порванные трусики прикрывают ее лицо. Вздутое тельце ребенка в багажнике. Кошмар, не отпускающий тебя часами, и даже месяцы, спустя.
В девять сорок прибыл Ксикей с фотографиями из «Параисо». Так как костей у меня не было, только эти снимки остались моей надеждой на то что я смогу по ним описать жертву, и, если повезет, смогу связать ее с одной из пропавших девушек.
Первый конверт я открывала в волнении, но в то же время, отчаянно желая узнать сколько анатомических деталей удалось на них запечатлеть. Или не удалось.
Аллея.
«Параисо».
Обветшалый небольшой задний двор.
Я внимательно изучила виды канализации до и после вскрытия люков, затем до и после осушения всех отсеков. На последних фото на пустые отсеки канализации уже ложились тени похожие на длинные темные пальцы.
Я отложила первый конверт и открыла второй.
На верхнем снимке оказался мой задранный над краем отстойника зад. На следующем была нижняя часть останков руки, лежащая на белой простыне. Даже с лупой невозможно было разглядеть никаких деталей. Я отложила лупу и продолжила.
Через семь снимков я нашла крупный план локтевой кости. Медленно двигая лупу, рассматривала каждый дюйм. Почти уже не надеясь что-либо найти, я вдруг обнаружила на запястье тонкую как волосок, линию.
— Посмотрите сюда.
Гальяно взял мою лупу и склонился над фото. Кончиком ручки я указала ему место.
— Это след от эпифизарной линии.
— О, боже, — проговорил он не поднимая глаз. — И это значит…?
— Возрастная шишка до конца соединена с телом локтевой кости.
— И это значит…?
— Это значит молодой человек.
— Насколько молодой?
— Возможно старший подросток.
Он выпрямился.
— Прекрасно, доктор Брэннан.
Фотографии черепа оказались где-то посередине стопки в третьем конверте. По мере их осмотра, мой желудок сворачивался в тугой комок, посерьезней чем это было возле коллектора. Ксикей снимал череп по крайней мере с расстояния в шесть футов. Грязь, тени и расстояние скрывали все детали. Даже лупа не помогала.
Разочарованная, я отложила конверт номер три и взяла следующий. Одна за одной, кости лежащие на простыне. Срощенные возрастные шишки на некоторых длинных костях подтверждали мое предположение о возрасте.
Ксикей сделал по меньшей мере с полдюжины снимков таза. Мягкая ткань скрепляла три его части, позволяя мне различить сердцевидное верхнее отверстие. Лобковые кости были длинными, и соединялись выше тупого подлобкового угла.
Я внимательно рассмотрела боковые снимки.
Широкая малая седалищная вырезка.
— Женщина, — произнесла, ни к кому в принципе не обращаясь.
— Покажите, — Гальяно вернулся к моему столу.
Разложив снимки, я объяснила ему каждую деталь. Он слушал меня не проронив ни слова.
Когда я уже собирала все снимки, мой взгляд упал на несколько пятен странной формы сбоку на животе в районе правого подвздошного гребня. Я подвинула фото поближе и тщательно стала изучать его с лупой. Гальяно молча наблюдал за мной.
Осколки зубов? Вегетация?[17] Почечный песок? Эти крошечные пятнышки, казались мне знакомыми, но я, как ни старалась, не могла вспомнить что они мне напоминают.
— Что там? — спросил он наконец.
— Не знаю, может просто грязь.
Сложив все снимки, я принялась за следующий конверт.
Кости ног, кисти рук, ребра.
Гальяно ушел к себе в кабинет. Двое детективов занимались своими досками.
Грудина. Позвоночник.
Скоро Гальяно возвратился.
— Где, черт возьми, Эрнандес?
Никто не ответил. Я представила как двое пожимают плечами за моей спиной.
Позвоночник ныл. Я потянулась, подняла руки, развела в стороны.
Когда я вернулась к снимкам меня ожидало чудо.
В то время как я следила за осушением отстойника Ксикей снова стал щелкать череп. На последних фотографиях были и верх и низ, и кадры сбоку и спереди, снятые с расстояния в один фут. Невзирая на слизкую гадость, я все же могла разглядеть многое.
— А вот это хорошо, — провозгласила я.
У моего плеча тут же оказался Гальяно. Я показала ему на передний план черепа.
— Округленные орбиты, широкие щеки.
Я показала ему снимок с основанием черепа и ткнула в скуловую кость.
— Видите как скулы становятся шире?
Он кивнул.
— Череп узкий от лица до затылка и широкий от уха до уха.
— Шаровидный.
— Правильно подмечено. — Я показала верхнее небо. — Параболическая форма. Плохо что нет передних зубов.
— Почему?
— Лопатообразные резцы могут указать расу.
— Лопатообразные?
— Это передние резцы сохранившие форму лопаты или совка с внутренней стороны.
Я поменяла фото основания черепа на вид сбоку, и отметила низкий носовой мост и прямой лицевой профиль.
— Ну, и что вы думаете?
— Монголоидная раса, — ответила я, вспоминая свою точку зрения о том кто жертва, там, у коллектора, и сравнивая его с полученными впечатлениями от снимков.
Он непонимающе смотрел на меня.
— Азиатка, — пояснила я.
— Китаянка, японка, вьетнамка?
— И то и другое и еще больше. Может быть кто-то, чьи предки были из Азии. Коренной американец…
— То есть, вы говорите про старые индейские кости?
— Категорическое нет. Эти останки недавние.
Он какое-то время подумал, затем спросил:
— Передние зубы были выбиты?
Я поняла о чем о подумал. Зубы часто выбивают, чтобы помешать идентификации. Но не в этом случае. Я покачала отрицательно головой.
— У резцов только один корень. Когда мягкие ткани разлагаются, их ничто не держит, так что они могли просто выпасть.
— И куда делись?
— Могли проскользнуть в фильтрационную систему. Или по-прежнему оставаться на дне отстойника.
— Они могут пригодится?
— Конечно. Ведь все это только предположения, — и я махнула рукой на фото.
— Итак, что за незнакомец у нас в канализации?
— Женщина, возможно около двадцати, предположительно монголоидного происхождения.
Я заметила как заискрились его глаза.
— У многих гватемальцев монголоидные корни?
— У многих, — согласилась я.
— И очень мало их у канадцев.
— Только коренные народы, эмигранты из Азии, их потомки.
Гальяно молчал долго, затем подытожил:
— Значит мы сейчас смотрим не на Шанталь Спектер.
