что она не была моей женой. Я могу сказать, что мы просто с ней дружили.
– Ага! Так это теперь называется, да? – фыркнула она, брызнув слюной ему прямо в лицо. – Ну и сволочь же ты, Сидоров! Все, соберись. Идем.
Алла была почти полной копией Людмилы Паршиной. То есть не сама она, а ее тело, посмертная маска. Наголо бритая голова. Волосы, измельченные в труху, лежали горкой на лице.
– Ну что за хрень, а?! – приседая на корточки возле тела, возмутилась Аня. – Ничего удивительнее этот извращенец придумать не мог?! Зачем так?
Гена стоял в ногах Аллы, рассматривая мертвое тело, которое еще пару дней назад обнимал. Он остолбенел. Он будто тоже умер. Почему ничего не чувствовал? Ни боли, ни страха, ни тоски. Ничего из набора чувств, которые сопровождают потерю. Странная отстраненность, холодные мысли, к примеру, о том, как так можно измельчить волосы? На чем?
– Это какая-то машина, – ответила ему Анна, поднимаясь в полный рост. – Вполне возможно, что приспособление для утилизации садового мусора.
– Я так и думал.
– Что ты думал? Вот что ты думал? – зашипела она ему на ухо. – Что художник в саду держит машинку по утилизации сучьев и картофельной ботвы? Я ее у него не видела.
– Была в его гараже? – удивился Гена.
– Не была, но… Но он не единственный, у кого частный дом.
– Но, согласись, в квартире такую штуку держать хлопотно. Она громоздкая. Да и шума от нее много.
– Согласись, что если убить Аллу у него было время, то обставить все именно так, сидя у тебя в допросной, явно проблематично.
Она повернулась спиной к поляне, где сворачивались эксперты, и, взяв его под руку, повела прочь.
Когда на месте происшествия закончились все мероприятия, села в его машину за руль, с трудом впихнув его на пассажирское место.
– Еще дорожного происшествия нам не хватало, да! – задвинула ногой его ноги и захлопнула дверь.
– А твоя тачка где? – поискал он глазами по стоянке, откуда уже отъехала машина скорой с телом Аллы.
– Я не на машине. Меня забирали от дома. Ты это… – Аня поехала со стоянки. – Определись, где ночевать станешь? Куда тебя везти?
– К тебе. Других вариантов нет. – Гена прикрыл глаза и произнес виновато: – И пойми, я не пользуюсь ситуацией. Просто не могу сейчас быть один. Мне страшно.
Она не стала задавать вопросов и привезла его к себе.
– Есть хочешь? – спросила Аня еще в лифте и тут же предупредила: – Но учти, ничего, кроме яичницы, предложить не могу.
– Есть буду. Я ужинал, кажется, еще в прошлой жизни.
Скинув обувь, он прошел на кухню и странно обрадовался, обнаружив на столе ее чашку с недопитым чаем. В прошлый раз здесь было почти стерильно чисто, и ему стало не по себе.
– Как твое самочувствие после нападения? – Он кивком указал на полоску пластыря, выглядывающую из-под челки.
– Жива, – подергала Аня плечами.
Она стащила с себя кофту от спортивного костюма, оставшись в спортивных штанах и футболке. Достала из холодильника яйца, сливочное масло и упаковку с тонко нарезанной ветчиной. Все быстро и одновременно отправила на сковородку.
Он мог бы сказать ей, что это неправильно, что надо дождаться, когда растает масло, потом обжарить ветчину с двух сторон и уже потом залить все яйцами. Но ее хаотичные, неправильные движения неожиданно действовали на него умиротворяюще. Все было привычным, из прошлой жизни, от которой, как ему поначалу думалось, он устал. А потом скучал дико.
– Как такое могло с ней случиться? – вырвалось у него неожиданно.
Он не хотел нести сюда все то страшное, что видел в парке. Это было не просто делом. Это было личным делом. Но вырвалось.
– Она заходила в соцсети утром. До одиннадцати часов, если быть точным. Потом все – она пропала отовсюду.
– Ты ей звонил? – Аня вывалила яичницу с недожаренной ветчиной в тарелку, поставила перед ним, вилку воткнула в середину блюда. – Ешь, Сидоров.
– Нет, я ей не звонил. Мы нехорошо расстались. Я говорил тебе, что ушел.
– Говорил. Но это же… То, что она устроила слежку за мной со своей подругой, не повод для того, чтобы так резко рвать отношения. Я тут звонила своей хорошей знакомой, она работает в одном магазине женской одежды, я там все себе покупаю. Возят на заказ. Так вот, после моих вопросов она вспомнила, что девушка, похожая на Аллу, регулярно делала у них заказы. И я подумала, что она могла следить за мной, чтобы…
– Чтобы быть на тебя похожей. Чтобы копировать твои привычки, – перебил он ее, рука с вилкой застыла над тарелкой. – Чтобы посещать те же самые рестораны. Чтобы гулять по тем же аллеям. Думаешь, я такой идиот, что не понял? Поначалу принял все это за совпадения. Мало ли, думал, вдруг ей тоже нравятся те же самые места, что и тебе. Когда узнал о слежке, дошло…
– И не смог простить? И не позвонил, не захотел помириться?
– Нет.
– Но почему, Сидоров? – всплеснула Аня руками, замирая посреди кухни. – Почему ты так с ней?
– Потому что не любил ее. И сказал ей об этом, когда уходил. И это те слова, после которых возврат и контакт невозможны. Разве нет?
Наверное, они одновременно подумали о том, что когда он уходил от нее, то таких слов не говорил. Наверное… Но вслух никто этого не произнес.
– Если бы ты не был таким скотом, возможно, девушка была бы жива, – проворчала Аня, усаживаясь напротив Гены и хватаясь за чашку с давно остывшим чаем. – Прости. Забей. Это я так, из-за личных обид… Надо восстановить весь ее день по минутам. Я уже дала задание определить местонахождение ее телефона, пока он еще был включен. К утру обещали результат.
– Но я же говорю, что в соцсетях она была в одиннадцать примерно.
– Это не значит, что прямо тогда ее телефон сразу выключился. Она могла не заходить в соцсети при работающем мобильном, – проговорила Аня скороговоркой, взгляд ее ушел в себя.
Так всегда было, когда она думала. И в этот момент ей можно было подсунуть не только чашку с прошлогодним чаем, но и картонку вместо вафель.
Гена исподлобья наблюдал за бывшей женой и глотал яичницу с ветчиной, почти не пережевывая. Ему было очень, очень стыдно за те чувства, что он сейчас испытывал. Он скот, Анька права. Он совершенно точно не должен был ощущать облегчение и спокойствие. И уж тем более комфорт. Это извращение какое-то! Он самый великий засранец в мире!
Сначала он предает свою жену, изменяет ей, потому что устал от великого семейного противостояния. Потом, окунувшись в новые отношения, ежедневно работает над собой, уговаривая себя, что все у него идет хорошо и именно об этом он всегда и мечтал. А когда новые отношения рухнули, потому что не были даже замком на песке и карточным домиком, он испытал странное облегчение.
И сейчас, сидя в кухне своей бывшей жены и глотая ее скверно приготовленную яичницу, он ощущает себя едва ли не самым счастливым человеком. И совершенно точно знает, что никуда не хочет отсюда уходить. И по женщине, сидящей напротив, он скучал все это время. Потому что…
Да потому что любил ее! Только ее! Всегда!
Хорошо, что Аня сейчас думает о деле. Хорошо, что погружена в разрабатывание версий и планов разыскных мероприятий на завтрашний день. И, возможно даже, уже строчит мысленный отчет руководству. Иначе распознала бы его настроения. И, может, погнала бы прочь.
– Доел? – строго глянула бывшая жена на его пустую тарелку. – Доел. А теперь вали спать. Сам постелешь себе в гостиной. Все постельные принадлежности на прежних местах. Я ничего не меняла.
И ушла в спальню, даже не сделав попытки убрать со стола свою пустую чашку и его грязную тарелку.
Все по-прежнему, все привычно и не забыто.
Он чувствовал себя бессердечным уродом, со странным ощущением умиротворения засыпая на любимых простынях в сине-серую полоску…
Утро началось с грохота посуды в кухне и громкого Аниного голоса. Она с кем-то говорила по телефону. То хвалила, то ругала. На Гену, появившегося в дверях кухни в одних трусах, глянула хмуро и жестом предложила занять ее место у плиты. Там готовилась овсяная каша, судя по запаху, успевшая подгореть.
– Ольховцев, ты мне мозг не делай. Быстро шуруй в кофейню и выпотроши там персонал на откровение! – Последовала пауза, заполненная неясной речью Ольховцева в телефоне, и снова: – Мне плевать, Олег, что кафе открывается еще через час. Ты! Ты туда поезжай. По пробкам пока проканителишься, прибудешь как раз к открытию. Все…
– Ольховцев вышел на работу? – спросил Гена, помешивая кашу. – Я так понял, установлено местоположение телефона Аллы?
– Да. Вчера с половины одиннадцатого до часу дня ее телефон засветился в кофейне. – Аня как-то странно глянула на него. – В «Страусе».
