изучал состав. – Она постоянно ездила тем же маршрутом, что и ты. Так бывает. И нарушала неоднократно. За минувший год ему пришло десять штрафов. Три из них с фото. Он мне переслал все из программы. Так вот на фото с ней рядом какой-то мужик маячит. Стало быть, она была не одна. А ее подруга мычит, что никого у нее не было.
– Врет!
– Врет. И у Осетрова мотив идеальный вырисовывается – ревность. Вот не верю, что он случайно ее нашел в парке. Верю, что он мог ее убить и оставить там. А на следующий день будто случайно на нее наткнулся.
Гена снял с плиты закипевший чайник, влил кипятка в чашку с чайным пакетиком. Сел на скрипучий старый диван под окном. Обвел взглядом кухню. Чего-то точно не хватало.
– А мог кто-то со стороны за ним наблюдать, видеть, что он возле того плато крутится. И подсунул ему находку. Сюрприз, та-да-да-там! – пропела Аня. – Маловероятно, конечно, но убийца с серьезными отклонениями, так что…
– Слушай, ты в кухне перестановку делала? – перебил ее Гена.
– Нет.
– Что-то выбросила? Поменяла?
– Нет. А что такое? Не по себе?
– Типа того, – он отхлебнул несладкий чай из чашки.
– Это нас с тобой вдвоем там не хватает, Сидоров, – произнесла она незнакомым глухим голосом. – У меня на майских праздниках тоже подобные ломки были. Привыкай.
– К чему? – насупленно отозвался Гена.
– К тому, что в привычных местах без привычного человека будет скверно…
И она повесила трубку. Чтобы он не возразил, что ли? Так он и не собирался. Ему без нее неуютно было в их привычных местах. И про себя он ругал Аллу, взявшуюся его таскать в те же рестораны и кофейни, где он бывал с Анной.
И не звонит, и не пишет. Настолько чувствует себя виноватой? Или простить не может его слов, что не любит ее? Непохоже на нее как-то. Обычно она была надоедливой.
Гена открыл любимые соцсети Аллы, нашел ее страницу. С самого утра не заходила. Надо же! Тоже непохоже на нее. Обиделась, видимо. Смертельно обиделась. И уже успела нажаловаться маме, Насте. С мамой вместе поплакали и…
– Идиотка. – проворчал Гена и отшвырнул телефон в угол дивана.
Он пошел в душ и порадовался, что вода горячая. Наверное, Аня котел поменяла или капитально его отремонтировала. Прежде теплой воды не хватало даже на десять минут. И ему все время приходилось уступать ей, а самому мыться почти холодной.
Отодвинув мокрую шторку в душевом уголке, он привычно сунулся за полотенцем. Оно всегда лежало слева на полке. Не одно, а штук семь-восемь, свернутых тугими рулонами. Полотенца были на месте, и от этого снова потеплело на душе. Все как прежде. Все как всегда.
Только без Аньки.
После водных процедур они обычно шли с чаем на веранду и сидели часа по два. Он за компьютером, разложив локти на деревянном столе. Она рядом, пристроив ноги на его коленках, читала что-нибудь. И так это было…
Вот ничего больше не надо было! Ничего! Уютно им было в их молчании. Куда все подевали? Где потеряли? На каком повороте? Последние два года сюда вообще не ездили. И все отдалялись и отдалялись. И будто обоих все устраивало. Пока не грянул гром под именем Алла.
Гена вернулся в кухню. Сделал себе еще чаю, взяв кружку побольше и всыпав в нее сахара две ложки. Нашел в углу дивана телефон и вышел на веранду. Сел на Анькино место.
Плетеное кресло было страшно древним и скрипело, как больной старик. И огрубевшее плетение щетинилось щепой и впивалось в спину. Но ему не было от этого больно. Ему было больно от другого, от того, что Аньки нет сейчас рядом.
– Ночь какая тихая, как считаете, Геннадий?
Силуэт соседки в той же соломенной шляпе, что и давеча, замаячил по другую сторону низкой изгороди.
– Да. Хорошо, – ответил он сдержанно.
Ему не хотелось никакого общения, тем более с одинокими пожилыми женщинами.
– Вы извините меня, Геннадий, но мне позвонила Аня. Попросила передать вам, чтобы вы ей перезвонили. Там что-то срочное. А вы трубку не берете.
Он включил телефон. Действительно, от бывшей жены три пропущенных, он как раз в душе был.
– Что-то срочное? – он встал и ушел в дом, чтобы соседка не подслушивала. – Три звонка, это даже для тебя…
– Заткнись, Гена, – оборвала его Аня страшным голосом. – Беда… Беда с твоей Аллой… Срочно приезжай. Я буду ждать тебя на месте. Запоминай адрес. И да, не гони, пожалуйста. Будь осторожен. В мои планы не входит тебя пережить…
Глава 10
Самым страшным было ее опознать. Потом уже начнутся вопросы, недоумение, сопоставление времени и дат. Но сначала ему надо было пройти через ужас опознания.
Аня встретила его на подъездной дорожке парка. Не того, где была найдена убитая Лидочка Паршина. Этот парк располагался совсем в другой части города. Но был таким же огромным. И сильно запущенным. Кусты давно никто не стриг, молодую поросль деревьев не прореживали.
– Чаща… – проговорил он рассеянно, следуя за Анной по пятам. – Непроходимая чаща…
Она лишь коротко глянула на него через плечо, тяжело вздохнула и пошла дальше, приминая массивными кроссовками густую траву и отводя ветки от лица руками, затянутыми в узкие рукава черного спортивного костюма.
Она не успела уснуть, просто валялась без сна, представляя Генку на даче. Так она ему сказала, встретив на подъездной дорожке парка. Представляла, как он принимает душ и радуется, что вода идет горячая, без сбоев. Как готовит себе сладкий чай и сидит с чашкой на ее месте на веранде. Она все говорила и говорила, пытаясь уйти от его главного вопроса: как убили Аллу?
– Так же, как Паршину, – отворачиваясь, произнесла она. И скомандовала: – Идем…
Он пошел, но вопросы множились, и он не мог молчать. Орал и орал ей в спину:
– Кто ее нашел? Как можно найти в такой чаще? Как вообще узнали о том, где она? Черт! Анька, не молчи!
Впереди замаячил яркий свет. Место, где было обнаружено тело Аллы, освещалось переносными прожекторами. Оставалось метров пять до него. Он хотел побежать, но ноги словно приросли к земле. Да и Анна встала на тропинке. Уперлась кулаком ему в грудь, удерживая на расстоянии вытянутой руки.
– Слушай меня и запоминай, – произнесла она, внимательно рассматривая его лицо в свете прожекторов. – Аллу никто не находил. В том смысле, что никто на нее не наткнулся. Был анонимный звонок в охрану парка. Телефон есть на сайте и на щите перед главным входом. Кто говорил – понять невозможно. Голос искажен. Звонили из таксофона с соседней улицы. Камер нет, сразу говорю. Но мы просмотрим все камеры с прилегающих улиц. Просмотрим покадрово, будь уверен. Мы найдем этого урода, Гена! Посмотри на меня!
Он мало что мог видеть. Свет прожекторов бил ему в лицо. Аня высилась перед ним темной безликой фигурой с растрепанными волосами, которые после удара по голове не закалывала. Ей было больно.
– Чего ты от меня хочешь? – спросил он хрипло, пытаясь заглянуть ей за спину.
– Чтобы ты вел себя как профессионал.
– Постараюсь. – Он убрал ее кулак со своей груди, легонько подтолкнул в плечи. – Идем уже.
– Гена, я не все сказала. – Аня стояла как вкопанная.
– Говори!
– Ее убили несколько иначе. Ей перерезали горло и выпустили кровь, – скороговоркой произнесла она. – Смерть наступила приблизительно в два часа дня.
Перед глазами всплыло лицо Осетрова – фальшивая улыбка, руки, перепачканные – с его слов – красной краской по локоть. Гена приехал к нему в начале четвертого. Потом вез в отдел, допрашивал. Отпустил и поехал на дачу. И пока все это происходило, Аллы уже не было в живых? Ее кровь вытекала из нее, превращая ее мертвое тело…
Его стошнило прямо Аньке на кроссовки.
– Твою мать, Сидоров! – прошипела она, вытирая блевотину о траву. – Возьми себя в руки!
– Когда я забирал Осетрова, он вышел из дома с руками по локоть в крови. Мне потом сказал, что это краска. Пурпур какой-то. Что он сейчас пишет картину и там этого цвета много.
– Могло быть и так, – кивнула Аня. – Не думаешь же ты, что он вышел в крови тебя встречать? А если бы ты вошел в дом? И обнаружил тело Аллы? Нет, майор, как ни складно, как бы тебе ни хотелось, но версия трещит по швам.
– Защищаешь любовника? – прошипел он неприятным даже самому себе голосом.
И снова ее кулак уперся ему в грудь.
– Мы не спали, если что! – произнесла она строго. – И если ты и дальше продолжишь его преследовать лишь потому, что я ему понравилась, то я буду ходатайствовать, чтобы тебя отстранили от дела. Я уже не говорю о гибели Аллы, тут тебе точно ничего не светит.
– Она не была моей женой, – возразил он слабым голосом. – Меня не могут отстранить, потому
