— Твои глаза, наконец, прозрели, — ухмыльнулся предводитель, толкнувший охотницу на путь тьмы.
Илария вспомнила, как тянула время и как воспользовалась заклинанием, связывающим их тела и души. Он точно не посмеет убить ее, а теперь у него полностью отсутствовали причины желать ей смерти. Девушка опустила взгляд на руки нечестивого, скрещенные на груди и оголенные до локтя, после чего с удовлетворением выдохнула. На них были те же медленно заживающие раны, как у нее.
Мысль воспользоваться ситуацией молниеносно заполонила сознание. Илария стиснула осколок в руке и подставила его к горлу, затаив дыхание.
— Ты умрешь, — прошептала охотница, смотря вампиру прямо в глаза. Тот выглядел равнодушным и расслабленным, поэтому девушка прижала осколок к коже, пока не ощутила жжение, и как кровь потекла вдоль шеи. — Ты умрешь вместе со мной и этой проклятой связью.
— Не поможет. — Вампир улыбнулся и оттолкнулся от двери. — Видишь ли, ты действительно связала нас заклинанием темного гримуара. И ты права: сейчас твои раны — мои раны, однако и мои станут твоими. Но всё еще проще, если взять в расчет, что воспользовалась проклятием ты, неясно как выведав его, однако именно я управляю нашим договором. Я — твой покровитель. Именно я контролирую нашу связь. Это никогда не изменится.
Мужчина приблизился к постели, а Илария, дрожа, цеплялась за осколок, как за свое спасение. Оно служило доказательством ее прошлой жизни, ее воли охотницы и наследницы Эстебан. Ее ненависти к нечестивым.
— Выбрось тщетные попытки и прими новую жизнь, которую сама же выбрала, — добавил вампир, неожиданно и молниеносно выхватив стекло и отбросив к двери. — Она — цена спасения твоих друзей из Рейнера. Я не так милосерден, чтобы отпустить их снова, если они заявятся в третий раз. Знай это, Илария.
Глаза девушки расширились. Она механически подняла голову и посмотрела покровителю в глаза, снова пленяющие удивительным цветом. Теперь охотнице нечего было противопоставить словам нечестивого. Она понимала, что тот защищал свою территорию и даже, как бы то странно ни звучало, спас Дилана от ее обезумевшей сущности.
Илария плотно сжала губы, стараясь не вспоминать ощущения, которые вызвал в ней аромат крови любимого. Это чувство подобно наркотику — вспыхнет и не угаснет, пока окажется не удовлетворено чей-либо смертью.
— Это не твое имя? — Вампир казался озадаченным. — Они звали тебя так… Особенно…
Девушка покачала головой в стороны, затаив дыхание, а покровитель замолк.
— Мое, но… не хочу его слышать.
Матрац прогнулся рядом — нечестивый сел на кровать. Илария инстинктивно поежилась, защищаясь, однако быстро вспомнила, что теперь оказалась по другую сторону от города-крепости Рейнера. По другую сторону извечной борьбы света — золотых драконов — и тьмы — всех рас нечестивых.
— Я Курц, если ты помнишь, — заговорил вампир тихо. — К сожалению, никто не сможет обратить наше общее проклятие обратно, включая меня. Но ты можешь вернуться, если есть хоть кто-то, кто готов принять тебя… другую.
Илария горько усмехнулась, когда нечестивый запнулся. Она воззрилась на него с болью и прошептала:
— А есть ли вообще кто-то, кто принял бы после столь сильных изменений?
Вопрос был риторическим, однако теплящаяся в груди надежда замаячила тусклым, едва заметным огоньком.
— Хотел бы я знать…
— Это было ожидаемо…
Илария вздохнула, чувствуя себя полностью опустошенной. Мучительное возвращение воспоминаний вымотало ее; мысли путались, и девушка не знала, как приспособиться к настоящему. Она всегда уверяла себя, что обязательно защитит близких от напастей, а в будущем встанет во главе рода, правя так же мудро, как в свое время учил ее отец.
Однако врата в Рейнер теперь для нее закрыты. Город защищали храм, магические артефакты и Митра, светлый гримуар, унаследованный от первых золотых драконов. Именно потому ни один нечестивый не сумел переступить границу белокаменной крепости, а люди знали, что могут жить спокойно, без страха и оглядки.
Единственное, что страшило охотницу сильнее всего, это если Дилан вдруг решит снова вернуться. Отчего-то Илария чувствовала, что он не отступит так просто, ища выход для них обоих.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
С тяжестью на сердце девушка вскинула голову.
— Можно мне побыть одной?
Вопрос завис в воздухе неловкостью. Курц, сведя брови на переносице, опустил взгляд на осколки, разбросанные у постели.
— Я больше не совершу глупостей, — сдавленным тоном прошептала Илария. — Странно было рассчитывать на объятия смерти, тогда как я лучше многих знаю, как сложно уничтожить нечестивого. Даже освященная сталь не всегда помогает, а эта связь только сковывает.
Вампир усмехнулся, затем вперил на подопечную долгий, пронзительный взгляд, словно оценивая, насколько та честна с ним.
— Жажда не мучает?
Илария легко догадалась, что он имел ввиду, и сразу же машинально схватилась за горло. Внутри все еще случались спазмы, время от времени дыхание перехватывало, но ощущение жжения практически не доставляло дискомфорта. Илария усмехнулась, подумав, что теперь ее жизнь состоит из череды временного облегчения и мучительной боли, из-за которой теряешь рассудок. Нечестивым приходилось страдать и жить в утайке, однако охотнице претила мысль убивать и питаться кровью людей.
Девушка мотнула головой, выражая отказ, стоило лишь снова вспомнить запах крови. Вампир не переменился в лице, по-прежнему прожигая строгим взглядом.
— Ты можешь ждать и отказываться, но чем дольше терпишь, тем быстрее теряешь контроль, — добавил Курц. — В одно из таких мгновений трупом может оказаться тот белокурый мальчишка, отчаянно выкрикивающий твое имя. Или тот, огромный и крепкий.
Илария ужаснулась, в красках представив сцену их смерти. Зажмурившись, девушка плюхнулась на постель, отвернулась от покровителя и подогнула под себя ноги. Раны на стопах засаднили. Грязный мокрый подол прилип к икрам, но охотница боялась, что ее мысли когда-нибудь могли превратиться в явь.
— Можно мне побыть одной? — снова спросила Илария. — Мне нужно время…
Курц с тяжестью выдохнул и встал с постели, позволяя подопечной поразмыслить наедине. Он неторопливо собрал все крупные осколки у кровати, затем подошел к двери и поднял окровавленный. Запах крови закружил голову, отчего мужчина стиснул стекло в ладони. С болью сознание прояснилось.
— Отдыхай. Об остальном поговорим позже…
Курц закрыл за собой дверь и, оказавшись в коридоре, снова вздохнул. Сам того ни желая, он связался с обращенной, еще и несущей в себе кровь древних драконов. Во что их проклятые отношения выльются, вампир старался не думать. Клятва не обращать людей теперь стала сущим пустяком. Как бы он ни избегал прошлого, а оно напоминало о себе снова и снова.
Оказавшись в гостиной, Курц по традиции окинул присутствующих взглядом и положил осколки на стол. К нему сразу подскочил Глеос и задергал за низ свитера.
— Как сестренка? Ей плохо?
Волчонок состроил виноватую гримасу и надул губы. Вампир улыбнулся, удивленный, что оборотни уже приняли новоявленную в семью.
— Плохо, — согласился Курц и потрепал мальца по волосам привычным жестом. — Но скоро будет лучше. Тяжело принимать судьбу такой, какая она есть. Эта девочка справится, я видел в ее глазах стойкость.
Волчонок кивнул и позволил предводителю пройти. Джина неловко помялась на месте, сминая черные волосы пальцами.
— Прости, что тогда не удержала ее. Не знаю, как это произошло. Она словно растворилась на глазах.
— Все в порядке. Худшего не произошло. Надеюсь, они не заметили нашу связь из-за зеркальности ран.
Джина закусила нижнюю губу, а демон усмехнулся, привлекая к себе внимание.
— И на этой печальной ноте предлагаю поговорить о главном. О гримуаре… — вмешался Левент, театрально тряхнув волосами. Он был счастлив, его лицо лоснилось, улыбка сверкала, поскольку демон напитался человеческими эмоциями — самыми сильными и долговечными.
