благодарности за прописку служить прислугой у выживающей из ума старой графини? Нет, это было не для меня. Чтобы не обидеть её, я постаралась максимально смягчить свой отказ.
– Благодарю вас, но, к сожалению, я не могу остаться. Меня родители ждут, да и домой хочется. Но я обязательно навещу вас, когда в следующий раз приеду в Ленинград.
Я не сразу поняла, что последним словом выдернула чеку из боевой гранаты, которая тут же взорвалась.
– Ленинград? – злобно прошипела графиня, мгновенно превратившись из доброжелательной феи в фурию с ледяным взглядом. – Нет такого города, понимаешь, нет. И даже имя этого дьявола не смей произносить в моём доме. Есть только ПЕ-ТЕР-БУРГ! И всё!
Она отчеканила каждую букву и как бы в подтверждение своей правоты со всей силы ударила рукой по столу.
Я только теперь поняла, кого она считает дьяволом, и задохнулась от возмущения.
– Да как вы можете так говорить? Ленин – великий человек, наш вождь! – Во мне говорила комсомолка, воспитанная в СССР. Моё лицо пошло красными пятнами. Никто не имел права не только говорить, но даже думать плохо о человеке, которого боготворил целый народ, памятники которому стояли по всей стране. Это имя было священно для каждого в СССР.
– Да видела я этого вождя вот так же близко, как тебя, – старуха зло усмехнулась. – Маленький, лысый, да ещё картавит. Всю жизнь нашу перевернул, дьявол и есть.
И понеслись проклятия на французском.
– Неправда, неправда! – Я задыхалась от искреннего возмущения. – Да и где вы могли его видеть и слышать так близко?
– Да вот здесь он был, здесь, в моём доме, в седьмом году. – Графиня со злостью ткнула в пол скрюченным пальцем. – Прятался от охранки, а мой отец-либерал разрешил ему и его друзьям провести здесь какую-то встречу. Мы и понятия не имели, что это был Ленин. – Она сжала в немой угрозе сморщенные кулачки и продолжала: – Так что видела его и слышала хорошо. Их всего-то там было человек пять. Бедный мой отец, когда после революции узнал, кого он приютил, чуть с собой не покончил. Вот и отблагодарили нас замечательно. Всё отобрали. Жизнь нашу забрали.
Старуха вдруг вся сгорбилась, стала какой-то маленькой и беззащитной. В её глазах блеснули слёзы. Решив, что с меня хватит, я, тихо попрощавшись, вышла из кухни. Саша нетерпеливо ждала меня в нашей комнате и сразу забросала вопросами. Мне пришлось рассказать ей всё от первого до последнего слова.
– Ты ей поверила? Ну, о том, что здесь был Ленин? – Саша задумчиво посмотрела на меня.
– Нет, конечно. Такого быть не может. Старуха просто из ума выжила от своей ненависти. Вот и придумывает небылицы. – Я всё ещё не могла успокоиться после разговора на кухне.
– Пойдём, покажу тебе кое-что. – Саша аккуратно закрыла дверь, и мы вышли на улицу. Белая ночь сияла во всей своей красе, делая город ещё прекрасней. Мы обошли наш дом с другой стороны и остановились у противоположного подъезда.
– Смотри внимательно. – Саша показала на стену у входа. Я посмотрела в указанном направлении и замерла. На одной из стен прилепилась небольшая медная табличка, почти незаметная, потемневшая от времени и сырости, поэтому надпись разобрать было очень трудно, но, приглядевшись, я смогла прочитать: «В этом доме, в 1907 году, находилась подпольная явочная квартира вождя мирового пролетариата В. И. Ленина».
– Выходит, старая графиня не солгала. – Я не верила своим глазам.
Мы с Сашей переглянулись и тихо, без слов, вернулись в комнату, но заснуть в эту ночь я так и не смогла.
Курица не птица, но Болгария – заграница!
Вы когда-нибудь наблюдали за тем, как выпускают на волю диких животных или птиц? Задумывались ли вы о том, что движет ими, когда, забыв инстинкт самосохранения, они выбегают из клеток и загонов с необъяснимой скоростью?
О-о, они понимают, что это великий миг свободы, неважно кем им дарованный, и бегут, летят быстрее ветра, повинуясь зову природы. Этот неповторимый миг моментально стирает из их памяти время, проведённое в неволе, которая противоречит их естеству быть дикими, а значит, свободными. Человек, открывший дверцу клетки, чувствует себя всемогущим вершителем судеб этих несчастных, от него одного зависит, быть им в рабстве или гулять на воле.
Но это всё – иллюзия свободы: как правило, их выпускают в специальное лесное хозяйство, где ведут подсчёт особей, следят за их передвижением, размножением и многое другое. Так что ни о какой полной свободе не может быть и речи.
* * *
Две подруги, молодые двадцатилетние девушки Светлана и Наташа нетерпеливо ёрзали на стульях в одном из кабинетов Городского совета профсоюзов, где проводился инструктаж о правилах поведения в зарубежной туристической поездке для тех, кто выезжает впервые.
Подругам не терпелось скорее бежать домой и собирать чемоданы, ведь только что они получили на руки путёвки на свою самую первую поездку за рубеж.
– Светка, мы едем, представляешь, мы едем, ура, свобода! – стройная светловолосая Наташа радостно закружила подругу прямо на тротуаре, когда они вышли из здания.
– Ой, ну нашла свободу. Это всего лишь Болгария! – более спокойная и рассудительная Светлана вырвалась из объятий подруги, стараясь быть серьёзной, но радость переполняла и её.
– Да какая разница! Это же ЗА-ГРА-НИ-ЦА! Мы, наконец, узнаем, что такое другая жизнь. Пусть Болгария, ну и что? Подышим воздухом свободы!
Конечно, Болгария не была в то время совсем уж европейской страной, а тем более тем самым «загнивающим Западом», о котором из всех утюгов в конце 70-х вещала мощная пропагандистская машина страны Советов и куда въезд простым советским гражданам был запрещён. Но от тех, кто прорывался, доходили слухи, что «гниёт» Запад довольно привлекательно. Другим же (и то с тысячей оговорок) разрешались поездки в социалистические страны.
Наверное, странно сегодня, когда мы можем кататься по всей Европе и Америке, а некоторые чаще, чем собственную дачу, посещают Турцию или Таиланд, объяснить эту радость от поездки в Болгарию. Вырваться любой ценой хотя бы на время, посмотреть, как живёт остальной мир, – было желанием многих.
В самолёте, летевшем из Москвы в Киев, в группе, сформированной для этой туристической поездки, все перезнакомились, и в поезд, шедший от Украины до самой Болгарии, садились уже дружно и весело.
На границе с Румынией в вагон вошли пограничники и стали осматривать каждое купе. Девчонки замерли. Это были первые иностранцы, которых они видели в своей жизни, и, хотя никто не вёз ничего предосудительного, советская боязнь, что ты
