Он лежал, исхлестанный, словно изуродованное существо, у которого лицо, с глазами и ртом, было забито вглубь, в область желудка и печени. А снаружи их окружало окровавленное мясо с хрипящими легкими и дрожащим от ужаса сердцем.
Он оставался в углу, в пустой камере, всхлипывая, издавая тихий скулящий звук. Железная дверь заскрипела, и он задрожал, ожидая возвращения мучителя. Но в комнату вошел человек в черном, ткнул его носком башмака: «Пошли», – и Серж, повинуясь, вышел. Оказался в тусклом туннеле с овальным сводом, бетонными стенами, из которых выглядывали полукруглые железные крепи. Мрачные, в решетках, светильники освещали узкие, проложенные в туннеле рельсы. По стенам тянулись кабели. Иногда попадались линялые, сделанные по трафарету надписи: «Граница поста», «Воздуховод закрыть», «Техническая вода». Охранник толкал его в спину, и ноги Сержа начинали семенить и путаться.
Они дошли до железной двери, у которой стоял другой охранник, в черном комбинезоне, с нашивкой «безопасность», с короткоствольным, висящим на плече автоматом.
– Вперед!
Дверь приоткрылась, и Сержа впихнули в просторное помещение, в затхлый теплый воздух, какой бывает на скотных дворах. Рядами стояли двухъярусные койки, на которых под одинаковыми черными одеялами спали люди. Несколько светильников в потолке освещали их запрокинутые, с открытыми ртами лица, торчащие грязные ноги, обнаженные плечи. Слышался храп, кашель, невнятное бормотание. Какой-то полуголый бородач сел на кровати, когда Серж проходил мимо, ошалело осмотрел его и тут же упал, засыпая.
– Стой здесь! – приказал охранник. – Койка номер тридцать три, второй ярус. Не вздумай бузить, сука!
Охранник снял с его запястий наручники, пошел к выходу. А Серж торопливо разулся и полез наверх, где сжался на расплющенном тощем матрасе, натягивая на голову скомканное одеяло. И ему показалось, что его влепили, вмазали в теплое пластилиновое месиво, в котором уже увязло, залипло множество безликих людей.
Он вдыхал затхлый воздух, наполненный кашлем, сиплым дыханием, и горько, с больным изумлением, вспоминал, что совсем недавно нес в руках дивные цветы, благоухающие целомудренной свежестью. Чувствовал грубое, нечистое одеяло и истертый другими телами грязный матрас, столь не похожие на его прохладные крахмальные простыни, свежий пододеяльник, батистовое покрывало. Над ним горели тюремные светильники, его окружали шершавые стены каземата, куда он был брошен из своей изящной, с красивыми вещами, квартиры, где горела разноцветная лампа, опушенная павлиньими перьями. При встречах его обнимали приятели, целовали гламурные красавицы, а теперь его ухоженное тело было жестоко избито. И никто не спешил на помощь, никто не хватился его, никто не объяснил эту ужасную перемену. И его испуганная, униженная душа жалко прячется в глубине изнасилованного тела.
– Ты кто? – услышал он громкий шепот. Выглянул из-под одеяла.
Близко от него, с соседней койки, смотрело заросшее светлой щетиной лицо, долгоносое, лобастое, с дрожащими в тревожном блеске глазами.
– Я Серж. А ты?
– Андрей. Ты откуда? Московский или гость столицы?
– Московский.
– Я с Беларуси. Где взяли?
– Что взяли?
– Где в мешок посадили?
– У дома, когда выходил.
– Меня на Белорусском вокзале. Перед самым поездом.
– За что нас взяли? Зачем?
– Рабы. Ты теперь раб. Здесь все рабы.
Андрей кивнул туда, где, похожие на бесформенные глыбы, спали люди.
– Что за место? – Серж обвел глазами бетонные стены и своды. – Тюрьма или что?
– Подземелье. Сталин для себя на случай атомной войны вырыл. Глубоко. Никакая бомба не прошибет.
– А кто же нас в рабство взял?
– Тат Керим Вагипов, который в Москве все рынки держит.
– И «Райский рынок»?
– И его.
Какое-то тягучее больное подозрение возникло у Сержа, и он старался связать рассыпающиеся воспоминания, незавершенные мысли, в которых брезжила отгадка того, что с ним стряслось. Там, перед стрельчатой аркой с надписью «Райский рынок», перед зловонным провалом, у которого явился китаец, уже началось его пленение, его путь в преисподнюю. В артистическом клубе «А12» Вавила, похожий на усатого моржа, что-то говорил ему про богача Керима Вагипова, про сталинское подземелье. И это было предвестием близкой беды, которому он не внял. Беда сжимала вокруг него свой железный обруч, а он танцевал на льду среди чудесных соборов, любовался Венерой, возникшей из перламутровой пены.
– А кто такой Сен? – Серж осторожно водил лопатками, на которых горели побои.
– Палач. До тебя на койке тридцать три спал молдаванин. Сен кинул его в печь для сжигания мусора.
– За что?
– Хотел убежать.
– Убежать отсюда возможно?
– Спи. Наговоримся еще.
Голова Андрея пропала, а Серж, стараясь не причинить себе боль, улегся на койке, где еще недавно спал молдаванин, сгоревший в печи. Утонул в тяжелых клубящихся сновидениях, как в железном жерле вулкана.
Глава шестая
Он проснулся от воя сирены, которая создавала жуткие завихрения звука, словно выло раздираемое на части животное. Под потолком гасли и разгорались светильники, как глаза этого истязаемого животного. Серж привскочил на койке, не понимая, где он находится, чувствуя кошмар этого железного воя, взламывающего кости мозга. И вся дикая явь случившейся с ним беды ворвалась в него с этими миганиями и металлическим воем, от которых кричала каждая клеточка избитого тела.
С кроватей, скидывая черные одеяла, вскакивали тощие полуголые люди. Казалось, что от воя трубы встают из могил мертвецы, оставляя после себя сырые темные ямы. Лица загорались и гасли в мигающем свете. Провалившиеся щеки, клочковатые черные бороды, обезумевшие глаза. Люди толкались у выхода. Были видны сутулые спины с зазубренными лопатками и позвоночниками.
Толкаемый со всех сторон, Серж обнаружил, что вокруг теснятся азиатские и кавказские лица – узбеки, азербайджанцы, таджики, все небритые, некоторые с синеватой щетиной, другие с нечесаными бородами. В туннеле, куда его выдавило, стояли охранники в черных комбинезонах, с автоматами, и среди них яркий, красочный китаец Сен. Бронзовые атлетические мускулы на обнаженном торсе. Малиновая перевязь. Плетка с красной рукояткой. Его лицо казалось каменным, и только в узких веках дрожали глаза, словно пастух пересчитывал валившее мимо стадо. У Сержа при виде плетки взыграли все незажившие раны, и он трусливо спрятал глаза, протискиваясь мимо китайца.
Место, куда они валили всем стадом, был туалет, размешенный в соседнем помещении. Вдоль стены тянулся наклонный бетонированный желоб, желтый и зловонный, у которого мочились люди. Серж с отвращением смотрел на мутный, бегущий в желобе поток, брызги, хлюпанье. Отворачивался, боясь, что эти брызги попадут на лицо.
У другой стены, разделенные низкими стенками, тянулись отхожие места, жуткие в своей обнаженности, с ребристыми опорами для ног, похожими на железные лапти. Люди скрючились, держа обрывки газет. Другие стояли тут же, ожидая очереди. Серж испытывал ужас, унижение, отвращение, которые были страшнее вчерашнего избиения. Среди зловония и мерзких звуков его превращали в животное, подобное другим, которые забыли о своем человеческом прошлом, смирились с тем, что смогут выжить здесь, лишь превратившись в животное. И его сокровенная сущность, спрятанная в самую глубину избитого тела, спряталась еще глубже, чтобы не касаться мерзкого пола и стен, ребристого железа нужников, ядовитого зловония, от которого слезились глаза.
Умывальник являл собой длинное оцинкованное корыто, в которое из нескольких кранов лилась вода. Люди ополаскивали небритые лица, брызгали на волосатые груди, сморкались среди ударявшей в железо воды. Серж, боясь коснуться обступивших его полуголых тел, все же испытал облегчение, подставив ладони воде, которая просачивалась в чудовищное подземелье оттуда, где под солнцем блестели ручьи, голубели озера, падали с неба дожди. Вода была вестницей из другого, чудесного мира, из которого его насильственно вырвали.
Все возвращались в каземат с койками, заправляя тощие одеяла, придавая помещению сходство с военным кладбищем, состоящим из угрюмых одинаковых могил. У Сержа не получалось подоткнуть одеяло под продавленный матрас. Андрей мягко отстранил его и точными солдатскими движениями заправил койку, сначала взбив, а потом расплющив серую подушку без наволочки.
Серж увидел, как один за другим люди опускались на колени, в проходах между кроватями. Сгибались, касаясь лбами грязного пола. Минуту оставались недвижными, выгнув костлявые спины. Разгибались, воздев глаза к потолку, раскрывая ладони, словно ожидали, что сверху снизойдет на них волшебное диво. Вновь припадали к полу.
Маленький худощавый таджик, занимавший койку ярусом ниже под Сержем, молился тут же. Серж потеснился, освобождая место. Видел его тощий затылок, сдвинутые пятки, умоляющее лицо, обращенное вверх, к мутным светильникам. Словно он старался пробиться сквозь толщу бетона, уповая на то, что будет услышан, и невидимая, благая сила придет ему на помощь. По его серому, с тощей бородкой лицу текли слезы.
