– А как вы с ней познакомились? – поинтересовался Куприянов.
– В Одессе. Случайно, – отозвалась Катя, помолчала и задумчиво добавила: – Или мне кажется, что случайно…
– В Одессе?
– Ну да, в Одессе. Не в той, что в Техасе, а в той, где Дюк, Привоз и Аркадия. «Ах, Одесса, жемчужина у моря…» – с усмешкой напела Катя. – Мы с Томасом ездили в Росинск, на родину его предков, а потом решили отдохнуть в Одессе… Вот и отдохнули… – Она залпом допила оставшийся в бокале коньяк, взглянула на Куприянова: – Может быть, выпьете?
– Нет, спасибо, – сказал Куприянов. – У Томаса Маркуса – русские предки?
– Для вас это новость? Разве она вам не сказала? – Катю явно забавляло удивление частного детектива.
– Если можно, я бы выпил воды, – попросил Куприянов, переваривая услышанное.
– Можно. Вам с газом или без?
– Все равно.
Катя вышла из комнаты и скоро вернулась со стаканом и маленькой бутылкой минеральной воды. Вручив их Куприянову, она налила себе еще порцию коньяка.
– Это старая история, – сказала она, усаживаясь на диван и закидывая ногу на ногу. – Настолько старая, что кроме самого Томаса об этом никто и не помнит.
– А поподробнее?
– Можно и поподробнее… В свое время Томас мне все уши прожужжал о том, как его предок с братьями оказался в Калифорнии еще в начале девятнадцатого века. Вместе с Кусковым строил Форт Росс, а потом так тут и прижился, в Россию не вернулся… Фамилия предка была Маркошин. Тимофей Ильич Маркошин.
– А Маркус…
– Ну да, – кивнула Катя. – Маркошин превратился сначала в Маркош, потом в Маркус, Тимофей – в Томаса, а от отчества «Ильич» осталась одна буква —«И.». Томас И. Маркус. Сыновей в семье называли Томасами или Тимоти. Самый первый Тимоти был художником. Если она показывала вам кабинет, то вы должны были заметить картины на стенах…
– Да, я видел…
– Когда у Томаса было хорошее настроение, он называл себя «сибиряком» и «казаком»… – грустно сказала она и вдруг вскинулась, в упор посмотрела на частного детектива. – Вы знаете, он ведь никогда не был бабником, – не то удивленно, не то утверждающе проговорила Катя. – А тут как с цепи сорвался… Эта сучка будто околдовала мужика… Я понимаю: молодое мясо и все такое, но он же не дурак и должен был понимать, что ей от него нужно только одно – его деньги!
Куприянов счел за лучшее промолчать. Но Катя, похоже, и не нуждалась в его репликах. От коньяка ее щеки раскраснелись, в глазах появился влажный блеск.
– Вы, наверное, думаете, что и мне от него нужны были только деньги, но все это, – она обвела рукой квартиру, – у меня было еще до Томаса. Я сама на это заработала и сама купила… Я любила его, понимаете?
– Понимаю…
– Да ни хрена вы не понимаете, – горько отозвалась Катя. – И ни хрена под носом не видите…
– А почему вы уверены, что Полина в этом замешана? – осторожно спросил Куприянов.
– Потому что больше некому! – воскликнула Катя.
– А вы?
Катя несколько секунд удивленно смотрела на частного детектива а потом расхохоталась.
– Вы с ума сошли! – сквозь смех проговорила она. – Я при разводе получила от Томаса два миллиона, и суд назначил алименты – тристо тысяч в год до тех пор, пока либо я умру, либо Томас… Я, конечно, люблю деньги, но какой мне смысл так рисковать из-за трех миллионов?
Куприянов вынужден был согласиться, что смысла в таком риске в самом деле не много.
– И все-таки, как вы познакомились с Полиной? – спросил он.
– Я же сказала – в Одессе. Не уследила за Томасом, проглядела симптомы, – с искренней горечью сказала Катя. – А через месяц после нашего возвращения из России, Томас сказал, что хочет развестись со мной, – закуривая сигарету, проговорила Катя и пожала плечами. – Так вот всё и получилось… Сами знаете, как это бывает… Адвокаты, суд.
Куприянов понимающе кивнул, вопросительно глянул на женщину:
– Теплых чувств, к бывшему мужу, вы не испытываете, я правильно понимаю?
Выпустив тонкую струю дыма чуть в сторону от его лица, чтобы это не выглядело излишним нахальством, Катя Щукина прищурилась:
– А как вы сами думаете, молодой человек? Он меня бросил, сменял на молоденькую тварь, запрыгнувшую к нему в постель…
– И к Полине тоже, – констатировал Куприянов, помолчал, спросил ровным голосом: – Может быть, именно поэтому, вы и считаете, что Полина организовала похищение Томаса…
Ответом был сердитый взгляд.
– Не только поэтому… Слишком активно эта дрянь хотела за него замуж! – Катя выпрямилась, снова посмотрела на Куприянова. – Вполне возможно, что она это проделала с вашей помощью. Я имею ввиду покушение… Вам не кажется, что у меня есть основания так считать?
– Ага, – насмешливо кивнул Куприянов. – А к вам я пришел узнать нет ли у вас подозрений, а если есть… – он сделал чуть заметную паузу. – … то удушить вас потихоньку…
Катя невольно подалась назад, но потом поняла, что частный детектив шутит, встала с дивана, сложила руки на груди.
– Думаю, что на все ваши вопросы я ответила… – сказала она и, указывая на дверь, добавила: – Я вас провожу…
– У меня последний вопрос, – словно не понимая, что его выставляют из квартиры, с улыбкой проговорил Олег. – Насколько мне известно, вы работали в реалторской конторе Алекса Хачило…
– И что? – лицо Кати оставалось безмятежным, но легкая тень по нему всё-таки промелькнула. – Какое это имеет отношение к моему бывшему мужу? Я думаю, вы в курсе, что Алекс прочно сидит в тюрьме.
– Просто хотелось уточнить, – миролюбиво сказал бывший опер.
Катя снова указала ему на дверь, теперь уже более настойчиво:
– Я вас провожу.
– Конечно, конечно, – торопливо поднимаясь, отозвался Куприянов, решив не злоупотреблять гостеприимством. – Спасибо вам огромное! Не буду вам мешать…
Катя Щукина закрыла дверь, накинула цепочку и, задумчиво накручивая на палец локон, вернулась в гостиную. Плеснув в бокал коньяка, она выпила его одним глотком, закурила и откинулась в кресле.
Она не сильно покривила душой, сказав, что любила Томаса. Что с того, что он намного старше? Он давал ей то, в чем Катя так нуждалась – стабильность, определенность, защищенность и чувство дома, не требуя взамен ничего такого, что Кате было бы неприятно делать. И эта стабильность усыпила ее бдительность, казалось, что такой тихой эта гавань будет всегда. Семейное небо было таким безоблачным, что Катя прозевала момент появления на горизонте тучки, предвещающей ураган.
Чёрт её дернул поехать в эту Одессу! Сообщение Томаса о предстоящем разводе было для неё как гром среди ясного неба! Она была готова убить мерзавку, которой удалось играючи разрушить с такими усилиями выстроенную жизнь.
Поначалу Катя так и хотела – убить. Но по дороге к Алексу Хачило, давнему своему знакомцу, человеку больших и разнообразных возможностей, вовремя передумала просить его об этой услуге. Но вовсе не из-за неизбежных угрызений совести, которые, если верить классикам русской литературы, должны были начать терзать ее сразу же после свершения преступления. Классики так убедительно и со знанием дела говорили о грехах только потому что сами никогда не упускали случая по-крупному согрешить. Грехов у Кати хватало, но вот попадать в зависимость от мягкого и пушистого на вид Алекса Хачило, который на самом деле внутри был из бездушного бетона, ей совсем не хотелось.
Вместо этого Катя выставила Томасу такие условия, что даже у видавшего виды адвоката, ведущего ее дела, розовая лысина в обрамлении клочковатого венчика волос моментально покрылась крупными каплями пота.
Расчет не оправдался. Никогда не отличавшийся особой щедростью Томас легко согласился с непомерными требованиями, и бракоразводный процесс, в отличие от других, тянущихся годами, завершился уже через шесть месяцев. Катя снова стала просто Щукиной без придававшего некую аристократичность добавления «Маркус», а Томас, ошалевший от перспективы заполучить кусок стервозного, но молодого и чертовски привлекательного мяса, развил бурную деятельность, привлек пару знакомых сенаторов и скоро уже встречал разлучницу в аэропорту с огромным букетом роз из своего питомника.
Меньше чем через месяц после развода Томас впервые вывел в свет новую супругу, которая к зависти окружающих его ровесников была моложе его на сорок лет. Катя же, зализывая душевные раны, вела образ жизни великосветской дамы: посещала выставки, театральные премьеры, где бы они ни происходили, много читала и, даже, к своему удивлению, вдруг выучила испанский язык. Однако, если ты привыкаешь покупать босоножки за пятьсот долларов, сумочку за тысячу, а деньги на косметику вообще не считать, то средствам, особенно, если они не прирастают, рано или поздно приходит конец. Вскоре Катя обнаружила, что, не считая вложенных в акции денег, она располагает лишь поступающими от Томаса ежегодными выплатами.
