абсолютно не слушается, лишь болью отзывается спина.
Я кричу: – ЧТО ТЕБЕ ОТ НАС НАДО?!
– Мне? – он корчит удивленную гримасу и тычет пальцем себе в грудь. – От вас? Ничего. А вот людям, которым ты очень насолил, им нужно, чтобы ты сдох.
Он гладит Элайзу по волосам. Она просыпается, смотрит по сторонам, и начинает кричать. Боров крепко зажимает ей рот. Его ладонь размером с голову Элайзы.
На её глазах слезы, она бродит ими по сторонам в поисках спасения, в поисках надежды, а находит лишь меня прикованного наручниками к столбу.
Боров вытирает слезы с её глаз: – Красивые глазки, пупсик, благодаря им я вас и нашел. Не бойся, это будет не долго.
Одной рукой он прижимает её голову к земле, другой стягивает с неё штаны. Элайза дергается, пытается вырваться. Боров рвёт её штаны. Он плюет себе на руку и заносит в сторону её бедер.
Он говорит глядя на меня: – Смотри, это всё ты. Это твоя вина.
Он бьет её головой об землю, чтобы она прекратила кричать.
Я оглядываюсь по сторонам в поисках чего угодно, что могло бы помочь. У моих ног кусок ветрового стекла моего форда. Отчаянно пытаюсь подцепить его ногами. Не выходит. Ноги отказываются шевелиться.
Что же делать? Я не могу… я должен… Она там, а я…
Элайза больше не кричит. Смотрю на нее, в глаза, они полны отчаяния и смирения. Они сжимаются в такт движениям Борова. Она смотрит на меня. В них читается: «Ты подвел меня, Артур».
Боров тоже смотрит на меня. Пристально, не отрываясь. Прямо в глаза. Улыбается кривыми зубами сквозь черную бороду. Каждым тактом вдавливает Элайзу в грязь. Он начинает рычать, перемещает руку с её головы на шею, и крепко сдавливает. Все сильнее рычит, втаптывает, задавливает.
Глаза Элайзы тихонько закрываются.
Из моего разбитого форда доносится песня "Die, Die My Darling" группы Metallica. Из моего разбитого рта доносится немые крики. Я кричу, ору, плачу, пытаясь освободится из наручников. Я устремляюсь вперед. Рвусь убить. Спасти. Не обращая внимания на наручники. Вперед. Натянут как струна.
Во рту вкус крови. Адская боль пронизывает все тело. Запястья горят огнем. Огонь с них переходит на кисти рук, затем пальцы до самых кончиков. Я освобождаюсь, бегу к ним: к борову, к моей жене. В глазах горит ненависть. Не останавливаясь, бью его ногой в челюсть.
Он даже не пошатнулся. Даже не покинул Элайзы. Он смеется, вытирая кровь с разбитой губы.
Пара разбитых жизней на разбитую губу. Размен не в мою пользу.
Еще сильнее кричу: от злости, от своего бессилия. Кричу что есть мочи, и машу кулаками. Каждый удар по его лицу – это нестерпимая боль в моих руках. Он весь в крови… в моей? Смотрю на руки – на них нет кожи. Она осталась на наручниках.
Кровавые культяпки.
Я падаю наземь.
Боров встает, надевает штаны. Уже без смеха и оскала. Он говорит:
– Теперь, Артур Кренц, ты можешь быть убитым.
Он лезет в кобуру за пистолетом.
Вспышка света, звон стекла. Полицейская машина полыхает огнем. Его машина.
– Что за нахер? – он отвлекся.
Вижу свой кольт возле форда, возле Элайзы. Видимо при ударе выскочил из открывшегося бардачка. Это мой шанс. Казалось, что этот пистолет всю мою жизнь катался в этой машине ради этого момента.
Но Чеховское ружье не успевает выстрелить.
Вторая вспышка пламени раздается в паре метров от меня. Там, где стоял Боров. Он горит, кричит и пахнет палеными волосами. Его пистолет падает рядом с лицом Элайзы. Её глаза закрыты. Закрываются и мои.
5 Пробуждение
Я очнулся от резкого света, ударившего в глаза. Где я? Что происходит? Это все сон? Или я сплю сейчас? Я был в светлой комнате, это моя спальня, она не совсем похожа на ту в которой я жил со своей невестой, или где жил до встречи с ней, но это точно моя спальня… наша спальня.
Я услышал детский плач, и кинулся на его источник. Я нашёл его.
Источником был ребёнок. Мой ребёнок? Она сидела на детском стульчике и трясла ложкой, увидев меня, перестала кричать. Увидев её, я вспомнил, как забирал её из роддома.
Чувство похожее на дежавю, но тревожнее.
– Эй, ты чего? – это голос моей невесты, девушки, чью смерть я видел, минут 10 назад. – Она просто есть не хочет, вот и орёт, не нужно бежать сломя голову чуть она заплачет, разбалуешь.
Я огляделся, это моя кухня, незнакомая, но моя, я точно знаю, я чувствую, что это мой родной дом, в котором, мы прожили с Элайзой долгие годы.
Паника. Что-то не так. Это сон, или я только сейчас проснулся? Надо бежать, найти кого-нибудь кто ответит на мои вопросы, того кто скажет, что здесь происходит.
Знакомые своим теплом руки обнимают меня, тёплые губы целуют в шею. Я слышу до боли знакомый голос: – Родной, завтрак на столе.
Становится спокойно. Вроде все нормально, но это чувство…
О, яишенка.
Это был один из обычных вечеров, я вернулся с работы, закончив одно журналистское расследование в деле «о взломе личных данных».
Три парня из нашего городка, чуть бы не наши соседи. Сделали устройство, списывающее ваши средства у вас со счета лишь коснувшись вашей руки, той на которой вживлен чип, где-нибудь в толпе, в метро или магазине.
Кто-то толкнул вас и сказал: – Извините, – и с вашего счета тут же списались все средства.
Дальше интересней. Как потратить отслеживаемые украденные средства?
Пока вы очухаетесь и заполните нужное заявление, пока его рассмотрят, и проведут операцию по возвращению, ваши сбережения уже будут потрачены на благотворительность. Я серьёзно, эти чудаки воровали деньги в верхних кварталах, закупали тонны продуктов питания, одежды, или лекарств и отправляли в нижние кварталы. А там попробуй вернуть. Мало того что соваться туда опасно для жизни, так ещё и у незарегистрированной половины, населения, нет персонального чипа. Вы представляете?
Изъять у них продукты? Так они наверняка уже съедены. Одежду? Так в магазин её, ношенную, не сдашь, Изъять их нелегальную, не отслеживаемую валюту «червонцы»? Так их пострадавшим не вернёшь – не законно. Вот так вот, были деньги и нет их. Хотя все знаю, куда они ушли.
Вычислить мне помог их мой друг – хакермен Борис. Он русский.
Борис вычислил их по ай-пи. Я серьёзно. Так просто.
Я не мог нарадоваться. Раскрыв это дело, возможно мне дадут награду. Преступников же поймал. Теперь общество может
