Он всегда это помнил. Ему никогда не забыть тот судьбоносный момент, когда маленькая, худенькая, но очень серьезная Ди посмотрела ему прямо в душу и взяла сразу в плен, без единого удара выиграв это странное сражение.
«Ты когда смотришь вот так на меня — я как будто бы вижу костер на зеленом мху, в холодном туманном лесу», — так говорила тогда Венанди. Снова мысли о ней, совершенно ненужные мысли, терзающие.
Незачем мучить себя. Не сейчас. И не здесь.
Давно ему знакомая кухня встретила теплом, букетом вкусных запахов и сосредоточенно балансирующей на пирамиде из табуреток хозяйкой. Надя вкручивала лампочку в люстру под самым высоченным потолком.
Картина эта так потрясла Лера, что он даже не сразу понял, как среагировать на вид стоящей лишь одной ногой на неустойчивой опоре женщины, беспечно разменявшей восьмой месяц беременности. Бесшумно подкравшись к отчаянной сзади, Валерино поставил табуретку рядом и очень осторожно подхватил хозяйку под колени. Она ожидаемо вздрогнула, ее шаткая опора покачнулась, и вся хитроумная акробатическая комбинация обрушилась на пол.
Надя пару раз судорожно трепыхнулась в железной хватке рук Лера и замерла, тяжело дыша. С бесконечной осторожностью, словно драгоценную китайскую вазу эпохи Цин, он опустил ее на пол.
— Ты что это затеяла, золотце? Что за страсть к цирковой акробатике?
Наверное, тут ему было уместно рассердиться, испугаться. Но Лер лишь отрешенно вдруг подумал, что если бы его не оказалось дома сегодня у Лебедевых… Лучше не думать.
— Так темно же было. Лампочка перегорела.
— А если бы я не успел? Вот скажи мне, рисковая ты наша, с чего вдруг Надюша решила так изящно убиться и ребенка собой задавить? Скучно стало?
Он старался говорить тихо, вполне себе нежно. Тщательно подбирал слова, подавляя в себе возникшее вдруг внезапно острое желание оторвать ее от пола и трясти как глупую тряпичную куклу.
— Я… Как-то не подумала, отпусти.
Только тут Лер заметил, что держит Надю за плечи, схватив побелевшими от напряжения пальцами. Она стояла, сильно побледневшая, успев развернуться к нему лицом, и очень внимательно разглядывала его сжатые яростно губы. Резко отпустил.
Не успел отступить, как она сделала шаг к нему навстречу, упершись круглым животом в бедро, резко обвила шею тонкими руками и поцеловала. Остро, порывисто, как в ледяную воду нырнула, закрыв глаза.
Он не ответил. Не оттолкнул, не вырвался, просто замер, выжидая. Терпеливо дождался момента, когда она откроет глаза, и аккуратно ее от себя отцепил.
Криво улыбнулся. Поймала она его тут, успела. Никогда еще не ловила, а тут вот — подсекла, зацепила.
— Противна?
Надя вдруг крупно задрожала, казалось, даже зубами стуча от волнения.
— Не глупи, золотце. Нам давно нужно было нормально поговорить, прости меня, я осел.
— Ты росомаха.
— Ты… знала?
Вот неприятный сюрприз. Лер еще пару секунд назад был уверен, что тайна его многоликости известна лишь самым своим, очень близким. И то, что друг Лешка включил в этот круг избранных свою жену, не спросив самого Лера, было плохо. Очень плохо.
— Догадалась.
— Ага. Все вокруг заблуждались, а ты догадливая. Ладно, оставим это. Разговор наш совсем о другом. И ты мне не противна.
— Я заметила. Да, ну конечно, «ведь это — другое».
Все еще очень бледная, Надя мучительно пыталась взять себя в руки.
— Ай! — схватилась левой рукой за живот.
— Надя, сядь! Что такое? Мне мчаться звонить срочно в скорую помощь или вспоминать курс молодого бойца и готовиться принимать роды прямо тут, на дому? — он старался казаться спокойным и даже шутить, но Леру мысль о принятии родов шуткой веселой совсем не казалась.
— Нет. Просто дочка напомнила о своем существовании, — Надя села послушно на стул, — прости, я и правда что-то не в себе сегодня.
— Ты сама-то завтракала или беременные барышни под потолком болтаться должны на голодный желудок? Мне сдается, на меня ты с голоду набросилась: «Гуло на завтрак мне, вместо омлета», Так ведь, да?
Натянуто улыбнулась и покраснела, покачав головой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Нет.
— Давай все же тогда поедим, тем не менее. Не сопи ты так носом и не заставляй Лебедеву-младшую нервничать. Тебе чай с молоком?
Она молча кивнула в ответ, пододвинула к себе тарелку, беспомощно подняла голову.
— Омлет на плите. Бутерброды в холодильнике, кофе… ты с кофемашиной управишься? Я опрокинула джезву, пыталась сварить тебе кофе.
— Думаешь, я одичал, вот настолько?
Лер легко и даже элегантно хозяйничал на хорошо знакомой ему кухне.
— Надеюсь на твою осведомленность. Я боюсь эту конструкцию, а она так меня ненавидит.
Надя махнула рукой в сторону новомодного агрегата на столе.
— И робота пылесосного тоже опасаюсь. Леша нашпиговал дом этими монстрами, у меня уже фобия.
«Шутит, немного расслабилась. Когда там муж Леша обещал нам вернуться?» Лер тихо, украдкой вздохнул и отвернулся к плите. Накрыв обильный завтрак на двоих, налил себе кофе и сел напротив Нади.
— Сейчас — только завтрак, не будем больше морить голодом стремительно подрастающее поколение младших Лебедевых. А после мне нужно тебе кое-что рассказать. Готовься к исповеди, золотце. Мне, как всегда, будет больно. С тебя — первая помощь Леру, так жестоко пострадавшему. Ты же добрая у нас, правда?
Надя, удивленно хлопающая глазами, молча кивнула и принялась за свой завтрак. Отложив вилку и потягивая остывший кофе, Лер смотрел на сидевшую напротив него женщину.
10. Исповедь за завтраком
"Человек есть существо ко всему привыкающее, и, я думаю, это самое лучшее его определение."
Ф.М. Достоевский
19 мая, позднее утро. Санкт-Петербург.
Она ела медленно, осторожно и очень аккуратно. Всегда так ела — все сокурсники уже мыли миски и собирались, а Надежда еще ковырялась в своем пайке. И все ждали, и никто ведь не злился. На нее вообще никто никогда не злился — все остальные свои дела Надя делала очень красиво, быстро и аккуратно, помогая всегда безвозмездно.
Почти не изменилась. Вид только очень усталый. Долгожданный первенец четы Лебедевых был должен родиться весьма поздним ребенком. Обоим супругам уже исполнилось по тридцать пять — научная карьера в самом расцвете. Известные ученые, состоявшиеся специалисты, крепкая пара, семья.
Он никогда и не спрашивал их о детях, даже не задумывался. А теперь и не спросит.
Сколько лет они уже женаты? Тринадцать…
Да уж, разговор этот никак нельзя было больше откладывать. Для Инфинити* тринадцать лет — минута, а для смертных — куда больше, чем десятая часть жизни.
— Ей. Ты готова услышать покаяние оборотня? — он откинулся на спинку стула, ласково улыбнулся.
— Нет. Но ты рассказывай, я слушаю. «Оборотень»… звучит неприятно и неправдоподобно. Будто ты мне тут собрался рассказывать сказки. Ну ладно.
Взяла чашку, напряженно в нее заглянула, обнаружив отсутствие содержимого, и просительно протянула ему.
— Как обычно?
— Да. С сахаром.
— Я пообещал тут тебе разговор, а сам не знаю, с чего бы начать.
— Тогда, как обычно — с меня.
Она благодарно приняла из его рук большую чашку чая с молоком, полоснула по собеседнику оценивающим взглядом и погрузилась в процесс размешивания сахара, все так же упорно пряча глаза.
— Скромная наша. Ты ведь считаешь, что любишь меня? И давно?
— Всегда, сколько я тебя знаю. И не думаю, очень глупый процесс — думать о чувствах. Просто — знаю.
Гуло не стал садиться, подошел к окну.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Погода была обычной для Северной столицы: серость, промозглый ветер с моря, моросящий дождь. Прохожие на улице, бредущие мимо окна, под зонтами уворачивались от холодных порывов морского ветра.
«Черемуховые шторма» — чисто питерское явление.
— А Лёшка? Его ты как: «думаешь» или «знаешь»?
