— Он мой друг. Как и твой, я надеюсь, — она снова побледнела и начала кусать губы.
Ее губы: тонкие, четко очерченные, они никогда не вызывали у Лера никаких мужских чувств. Как и вся эта женщина, ставшая вдруг невероятно чужой и враждебной.
— То есть ты, будучи трезвом уме и рассудке, почти пятнадцать лет спишь с нашим общим другом, зная, что любишь меня?
Ему приходилось сейчас быть жестким. Разговор это случился очень не вовремя, некстати, но был неизбежен. Иначе они рисковали сломать еще одну жизнь. Еще даже не начатую.
— Да. Он отличный муж, надежный, добрый, щедрый, верный. Но люблю я тебя. Всегда любила, ты же знаешь.
— А теперь вот послушай меня, золотая рыбка, — он резко подошел к ней, всей своей могучей фигурой навис сверху, будто закрывая ей мир, — не меня ты «всегда любила», а придуманного Валерия Дивина. Не зная меня совершенно. Фантазерка. А знаешь, почему и зачем? В твоем представлении я был свободен. Инстинкт охотницы: бегает мимо олень и ничей, это как же, как можно? Надо брать. Разве не так, не похоже? Я хорошо тебя знаю, живую, не выдуманную, без легенд и фантазий.
— Может быть, ты и прав, — внезапно она согласилась, очень сильно его удивив, — но это вообще ничего не меняет.
— Меняет, золотце. Ведь я не свободен.
Лер сел на корточки у Надиных ног и заглянул ей в глаза, поймав, наконец-то метущийся взгляд, теперь полный сомнений.
— Да, ты же служишь, клятвы эти ваши… я знаю. Мы все принадлежим своей работе…
— Ты не поняла, Надь. Я всю жизнь преданно люблю одну женщину. Готов быть ее тенью. Всю свою вечную жизнь носить на руках, молча и преданно заглядывая в глаза ей лишь одной, как собака. И больше никто мне не нужен. У тебя просто не было шансов, совсем никогда, невозможно.
— Кто она?
Очень бледная, Надя пристально вглядывалась в его лицо, словно пытаясь найти ложь в его этих жестоких словах.
— Э, нет, золотая. Неважно. Коллега, тебе этого достаточно. Видишь ли… мы — антропоморфы, оборотни или перевертыши, как вы, люди, наше племя называете, в своих привязанностях мы очень постоянны. Ваши сказочники даже придумали определение этой нашей черте: «истинная пара». Ну вот. И вариантов никаких других у меня уже не будет. Невозможно, анатомия у меня такая, физиология вида.
«Что он несет? Какая «истинная пара?» Последнему из читателей жанра фэнтези известно: согласно закону жанра, у оборотней любовь просто обязана быть взаимной. А у него что? Вечные страдания в режиме монолога? Но его правда эта Наде совершенно не нужна. Ну а он… помечтает, привычно».
— Что-то я раньше не замечала за тобой особенного постоянства, влюбленный Валерий. Помнится, через твою комнату прошла едва ли не вся женская половина Восточного факультета. Это снова «другое»?
«Злится. Отлично. Дело практически сделано».
— Тебя же это не трогало тогда? Хотя ты не знала простого: я — зверь, я самец, причем хищный. У меня есть инстинкты. Мы так и живем — очень просто все смотрим на связи, и отчаянно очень сложно — на свою любовь. Ты что же, хотела бы быть одной из них? Той, о которой наутро я даже не вспомню.
— Я хотела. Но ты не позволил.
— Не позволю и впредь никогда, даже и не надейся. Ты достойна большего: любви, семьи, детей. Вот этого, своего дома, а не вечного скитания на дорогах нашей войны.
— Да. Наверное, ты все же прав. А она тебя любит?
— Нет. И не знает, и думаю я — никогда не узнает. Такая вот история моя. С этого печального момента можно начинать оплакивать мою трудную долю и оказывать первую помощь несчастному Леру. Ты обещала. Хоть капельку жалко?
Вот зачем он ей это сказал? Почему не соврал? Почему не «жили долго и счастливо»? Не поверила бы. Уж больно он был убог для счастливого.
— Я передумала. Не компания старых друзей, а скопище идиотов. Подростков, которым всем по пятнадцать, с коллективной и затяжной гормональной ломкой. Мироздание, за что все мне это?
Закрыла лицо руками, не прячась, скорее — чтобы не видеть этот глупый и неправильный мир. Юность закончилась. Вот здесь и сейчас для одной маленькой девочки наступил ее конец. В тридцать пять? Бывают примеры и хуже.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Полегче хоть стало? Ты злишься?
— Ужасно. Не люблю чувствовать себя дурой набитой. Так, мне пора собираться, через час мой прием у врача. Ты проводишь?
Лер молча кивнул.
— Возьми себе комплект ключей от квартиры в прихожей. Кстати, там и твоих висит связка, каких-то. Заберёт меня муж, ждать тебе не придется. Полчаса нам на сборы и побежали. Деньги и документы-то есть?
— Нет. Сегодня мне нужно явиться в «контору», забрать все. Вчера я… очень быстро пришлось к вам сорваться.
Она и так знала теперь слишком много. С этим тоже придется теперь что-то делать. Он подумает после.
— Возьми карточку на полке в прихожей. Код тридцать пять шестнадцать, там тебе хватит. Потом отдашь, кинешь просто на мой телефон. В шкафу спальни новая пара кроссовок, у вас с Лешкой вроде был один размер, бери их смело. Все, я покатилась одеваться.
— Помочь?
Он всегда поражался ее способности быстро сосредотачиваться на поставленных задачах. Словно и не было только что разговора-исповеди, словно и не переворачивался ее мир. Рассудительная, даже расчетливая.
Да уж, это точно была не его женщина, даже в этом.
Молча выползла из-за стола, махнула рукой на тарелки, он понял, кивнул ей в ответ. Походкой уточки выходя из кухни, обернулась на пороге.
— А я знаю, кто эта она. Всегда знала. Не верила, себе самой не верила. Бог вам судья. И спасибо за встряску. Вовремя ты меня остановил. Теперь все будет хорошо, все встало на свои места.
Спокойная. Уверенная. Щурилась на него, как рассерженная кошка — очень зло и упрямо. Губы сжала в линию, спину выпрямила, широко расставив ноги — для надежности.
— Иди одевайся.
Лер собрал и помыл посуду со стола, убрал продукты в холодильник. В голову лезли разные мысли: нужно было ехать на Римского-Корсакова, в контору, туда уже должны были прийти документы и личный комплект. И надо бы перебраться к себе уже сегодня. Надя совсем не просто так упомянула его личные ключи.
Лебедевым сейчас ни к чему эта напасть в лице нервирующего ее Валерино. В хрупком мире маленькой семьи больше нет места для него. Рано или поздно это должно было случиться. Скоро их будет трое, дверь закрылась. И правильно. Впереди был сложный день.
Но главное — дело сделано, теперь только вперед.
Навстречу дождю.
11. Больничная койка
"Лучше десять раз тяжело заболеть, чем один раз легко умереть".
(Л.Кумор).
20 мая, утро. Гурзуф
Недавний противник таки успел подхватить потерявшую сознание девушку на руки. Повинуясь безмолвному приказу Ипполита, Фил проворно вынес ее из зала. Следом за ними из здания выскользнул сиятельный инкуб.
— Продолжаем тренировку, не щелкаем клювами, желторотики! — Леонид громко хлопнул в ладоши, в зале запахло озоном.
Замершие в изумлении невольные свидетели произошедшего зашевелились, будто выдохнув, и продолжили тренировку. Арина, молча подхватив за плечо расторопного гнома, быстро и бесшумно вышла, махнув напоследок рукой кому-то из дежуривших кураторов.
На улице, в начинавших сгущаться вечерних южных сумерках, отчетливо виднелась крупная фигура быстро удаляющегося инкуба. Чтобы догнать стремительно двигавшихся к медицинскому блоку молодого мужчину с белокурой Ди на руках и торопившего их Ипполита, Арине пришлось поспешить.
Быстро достигнув дверей медицинского блока, вся группа исчезла за ней. Рыжая ведьма, сопровождаемая гномом, чуть затормозила на входе, что-то тихо с ним обсуждая. Они постояли немного и тоже вошли.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Звуки из приемного покоя привели Арину к двери за поворотом, из-за которой слышались приглушенные звуки разговора.
— Фил, ну зачем ты вывернул из нее все это? — голос инкуба был спокоен. О вспышке праведного гнева ничего не напоминало.
