— Разве конунг Ульв — тоже не такой, как все? — удивленно спросила Горлунг.
— Да, он не такой, как все, но не молви ему об этом, — уклончиво прошептала Суль. Она не смогла открыть внучке истину о том, кто был её настоящим дедом.
— Бабушка, я хочу быть, как все, мне не нравиться быть ДРУГОЙ, — сказала Горлунг, подперев грязной ладошкой щеку.
— Ты еще маленькая и неразумная, Горлунг, боги, они ведают лучше нас, они наделили тебя очень сильным даром. Ты должна неустанно благодарить их за это, а не хныкать, — строго сказала Суль, — и навсегда уясни то, что я тебе скажу: ты будешь женой смелого, доброго воина, который станет конунгом, он будет тебя сильно любить, вопреки всему: твоим словам, твоим силам, твоим делам.
Горлунг с улыбкой посмотрела на Суль, ей так хотелось такого же супруга, как конунг Ульв Смелый.
— У каждого из вас будет длинный путь друг к другу, путь через разочарования и тоску, — продолжила Суль, — но будет и счастье. Но главное, запомни, Горлунг, ты должна основать новый великий род, в котором в каждом поколении будут рождаться способные дочери, наделенные силой. Этот род будет иметь власть над обычными людьми, их будут бояться враги и остерегаться друзья, вот главное твое назначение в подлунном мире, ты — носитель силы, крови, которую нужно лишь улучшать, и когда-нибудь наш род будет править целой страной, огромной и бескрайней, богатой и сильной. Поняла?
Горлунг кивнула. Она поняла. К приезду Торина Горлунг уже знала о его жизни больше, чем две его жены вместе взятые, но самое главное она знала его грядущее.
* * *
И вот сейчас руны открыли для Горлунг то, что она ждала уже шесть солнцеворотов — грядут перемены, все: Торин, Марфа, Прекраса и она будут богами подвергнуты испытаниям. Ведь неважно, в каких богов ты веришь, каким приносишь жертвы, и норманнские, и славянские боги любят проверять людей на прочность, испытывать их веру.
Горлунг, ухмыльнувшись, подумала о том, что тех, кто отказывается от своих богов и принимает других, чуждых, Один [47], как известно, не жалует и карает, так что для князя Торина грядут не лучшие времена. Он наконец-то получит по заслугам своим, ибо грядущие перемены ознаменуют начало угасания князя Торина, начало его мук и терзаний, приблизят к вратам Хеля.
— Инхульд, — позвала няньку Горлунг.
— Что, светлая? — появившись на пороге одрины, спросила нянька.
Инхульд не нравилось на Руси вообще и во дворе князя Торина в частности, не любила она княгиню Марфу. Ведь именно она, Инхульд, воспитывала самого князя Торина, в ту нежную пору, когда юный князь нуждался в заботах няньки. А после Инхульд была приставлена к сиротке Горлунг, ей пришлось жить в доме, где хозяйничала ведьма — Суль. Её Инхульд тоже не любила, но боялась. И вот теперь здесь, в Торинграде, она живет в крошечной комнатушке, вместе со своей воспитанницей, которую Инхульд тоже, к слову сказать, побаивалась, ведь неизвестно, что у них, этих знахарок, в голове, а то не угодишь чем, и порчу наведут, не пожалеют. Она, как нянька князя Торина, должна была бы быть здесь в почете, но княгиня Марфа решила иначе.
— Инхульд, доставай ткани, да шкатулку матери, — сказала княжна.
— Ткани? Шкатулку? Да, неужели, светлая, мы дождались наконец-то? — радостно запричитала нянька.
— Да, скоро, — бросила через плечо Горлунг.
Горлунг не особо любила свою няньку, скорее терпела, ибо не будь Инхульд, будет на её месте другая, так уж положено девице иметь, если не мать, так хоть няньку. Кроме того, Инхульд была приставлена к своей госпоже с самого рождения, еще матерью Торина, а потом вместе с ней поехала во двор Ульва, затем и на Русь. Инхульд связывала её с бабкой, ведь все они когда-то жили вместе во дворе конунга Ульва Смелого, она одним своим присутствием доказывала Горлунг, что Суль существовала.
Все трое: Горлунг, Эврар, Инхульд, ждали перемен, ибо когда-то по младости лет княжна открыла и няньке своей и рынде то, что грядет. Они ждали сватовства княжича Карна к княжне Прекрасе, обговоренного князьями с особой потаенной радостью и нетерпением. Ибо ни для кого из них не было секретом, что Суль в свое время сказала Горлунг, что та будет женой конунга, и, поразмыслив, они пришли к выводу, что княжич Карн предпочтет Горлунг её сестре. Как ждали они, изгои двора князя Торина, этого момента, показать и доказать всем остальным, что пожалеют еще люди, что их чурались, что ходили в их покои только за травами.
А сердце Горлунг грела одна из фраз, брошенных Суль: «Мужчины, предназначенные нам богами, увидев лишь раз, женщину нашего рода, не могут жить без нас, они теряют голову навеки и отдают нам свое сердце, дабы мы в нем правили единолично». Вот и ждала княжна этого единственного раза, когда посмотрит на неё княжич Карн и полюбит так, что даже сияющая красота Прекрасы не сможет этому помешать. Горлунг хотелось доказать всем вокруг, что не хуже она сестры своей, а для этого, по задумке княжны, необходимо произвести впечатление и появиться внезапно.
Посему Инхульд и доставала из сундука, стоящего рядом с ложем княжны, ткани, привезенные дружинниками в благодарность за исцеление. На ложе выкладывались отрезы льдисто-голубого, бордово-красного, светло-серого, ярко-синего, янтарного, ярко-красного, кровавого, зеленого, черного цветов. Это было целое состояние, пожалуй, никто и не догадывался, что у Горлунг хранятся такие изумительные ткани. Если бы княжна Прекраса увидела всё это великолепие, то, снедаемая завистью, обязательно устроила бы скандал.
Но самое главное хранилось в маленькой шкатулке, стоящей на самом дне сундука, это были украшения Виллему, перешедшие к Горлунг по наследству: шитые золотом головные повязки, две цепи золотые, ожерелье из перлов, широкие золотые браслеты, перстни. Кроме того, Суль подарила на прощание маленькой Горлунг серебряные броши, шитую серебром головную повязку и серебряный обруч, на обороте которого были начертаны руны удачи. Дружинники князя Торина тоже привозили княжне в благодарность украшения: золотой венец, украшенный перлами, золотые усерязи [48], бусы из перлов, хрусталя и коралла.
— Ох, светлая, нашьем мы тебе нарядов, — мечтательно сказала Инхульд — и будешь ты у нас краше всех, а когда хозяйкой станешь во дворе княжича, ох, и поплачут они без тебя. Сколько времени у нас до приезда жениха?
— Руны молвят, что немного времени, я полагаю, что до червеня [49] надобно управиться, — ответила Горлунг, задумчиво поглаживая ладонью ткани.
— Поскорей бы, хватит этой пустоголовой Прекрасе быть цветком этого двора.
