Ким полез в рюкзак и проверил – все ли на месте. Помимо арсенала суицидника-нищеброда там лежали дьютифришная бутылка виски и небольшой кусок сыра. Ким подумал и поставил виски на стол.
Клацнула дверь и в щель просунулась физиономия конопатого проводника.
– Эй, Рокфеллер, кофе хочешь? У меня тут свой, натуральный…
– Кофе можно. А ты это… Поможешь? – Ким показал глазами на пузырь вискаря.
Проводник уважительно кивнул и исчез в полутемном тамбуре. Через пару минут он снова возник в купе с двумя стаканами кофе, шоколадкой и литровой бутылкой колы.
Поставив все на столик, он сел рядом и представился:
– Толик.
– Ким, – вежливо откликнулся Ким.
– Кореец, что ли? Не похож…
– Не. Русский. Это имя вообще-то.
– Понятно.
Толик разлил виски по стаканам и разломал шоколадку.
– Ну что, пассажир? Живы будем – не помрем! – он звонко чокнулся и лихо замахнул полстакана виски.
– Типа того, – усмехнулся Ким и тоже выпил.
* * *
Бутылка была уже пуста. Пьяный в хлам Толик, только что рассказавший Киму историю своей трагической любви, после последней стопки совершенно потерял связь с реальностью. В настоящий момент он бил себя веснушчатым кулачком в грудь и почему-то требовал у Кима женское платье и крест для молитвы. Ким икал и угрюмо возражал. Он тоже был сильно пьян, но голова все еще соображала. Внезапно Толик побледнел и издал слабый булькающий звук.
– Что, п-плохо, брат? – насторожился Ким. – Слушай, мне спать тут…
Толик энергично затряс головой и начал лихорадочно шарить по карманам. Выудив откуда-то из недр огромный ключ, он опрометью кинулся в коридор. Шатаясь и тихо матерясь, Ким зачем-то поплелся за ним. Он нагнал проводника в тамбуре, когда тот боролся с замком от двери последнего вагона. В заплеванное окошечко было видно, как двумя стальными змеями в темноту убегают рельсы. У Кима закружилась голова, но он быстро справился с собой.
– Давай помогу, – Ким отобрал у Толика ключ и вставил в скважину. Два поворота против часовой и железная дура со скрипом поддалась. В лицо ударил поток свежего воздуха. За плечо тряс Толик; он мычал и жестами убеждал уступить место. Ким отскочил назад и Толик незамедлительно исполнил «партию риголетто» прямо на прыгающие шпалы. Ким отвернулся и закурил.
Продлевавшись и галантно вытерев подбородок рукавом, проводник прикрыл дверь и пояснил:
– Всегда так делаю… Чтоб не убирать потом…
– Логично, – уважительно кивнул Ким и о чем-то задумался.
Толик виновато улыбнулся.
– У меня желудок слабый, видишь ли. И нервы…. Ты это. Тут пока посиди, а я за водкой в 14-ый вагон сгоняю, у меня там друган, у него всегда шкалик заныкан…
– Тебе же утром народ будить, чаи разносить… – попытался урезонить собутыльника Ким.
– Да пропади они все пропадом, – Толик молодцевато приосанился и нетвердой походкой зашагал в соседний вагон.
Ким проводил его взглядом. Потом посмотрел на дверь. Потом на ключ в своей руке… От дома он отъехал достаточно далеко, места здесь, судя по всему, дикие… Чего тянуть-то?
* * *
Паспорт горел долго и безбожно вонял. Чтобы запах гари не разбудил пассажиров, Ким открыл дверь и держал разгоревшуюся книжицу снаружи. Сильно обжог пальцы и окончательно протрезвел. Ночь подходила к концу. Поезд сильно разогнался. С обеих сторон железную дорогу окружал лес. Справа был глубокий овраг, на дне которого в предрассветном сумраке мерещились камни. «Прыгну на «три», – Ким зажмурился и начал считать: «Раз… Два… Три!». Он открыл глаза, распахнул дверь, сильно оттолкнулся правой ногой и, нелепо вскинув руки, полетел вниз в сторону оврага. Бешено колотилось сердце, а в голове отчетливо высветились строчки только что родившегося стихотворения, которое должно было умереть вместе с ним:
…а когда к нему тянули лапы;Урезонивали знакомые, и незнакомыеУбегал по крышам и плевал на шляпыСверху хохотал – ловите, насекомые!..
Шляпу, шляпу он в купе забыл… Ну и черт с ней, со шляпой…
В этот момент он был почти счастлив.
Удар. Темнота.
* * *
Шум в ушах. Тело ноет, а голова просто раскалывается. И холодно. Нужно сделать усилие и открыть глаза. Хотя бы один. Ну же, ну… соберись… В щели полуоткрытых век показался кусочек затянутого тяжелыми тучами неба. Хм, не так уж и страшно. «Интересно, я жив или все-таки… получилось?» – подумал Ким. Он поднялся с земли и огляделся по сторонам.
Тяжелые еловые ветки закрывали солнце. Лес. И больше ничего. Ким внимательно прислушался к собственному телу. Ощупал себя. Никаких серьезных повреждений. Разве что джинсы чуть разорваны на коленке и небольшая ссадина на руке. Потрогал голову – в районе виска появилась аккуратная ранка, на которой уже успела запечься кровь. Хоть что-то. «Это ж надо – спрыгнуть с поезда и даже ногу не сломать!» – подумал Ким с неудовольствием. Он жив – в этом не было никаких сомнений: сушняк, шишка и головная боль были вполне себе натуральными. Часы, которые тоже самым удивительным образом не пострадали, показывали 7 утра. Это значит, что он здесь уже часа два. «Но почему я все-таки в лесу?» – Ким еще раз внимательно огляделся вокруг. Слева высвечивалась еле заметная тропинка. Справа – сильно примятые кусты. Он зажмурился и попытался максимально сосредоточиться. Отчетливо вспомнил, как прыгнул. Свист ветра в ушах, стишок этот пафосный… потом удар и резкая боль в виске. И такое странное ощущение – его тело кубарем катится под откос, а он, словно, наблюдает за ним со стороны. Точно. Так оно и было. А потом? Что потом? С усилием удалось извлечь из подсознания несколько размытых картинок. Заплаканное лицо Лисички, мама, друзья (но это как раз бред, это пустое….) и да, вот. Он вспомнил, как брел куда-то напролом на трясущихся ногах, а потом упал и снова вырубился. Да точно. Скорее всего, сразу после падения его куда-то по инерции понесло… И поэтому он тут, а не рядом с железной дорогой. И кусты примятые, ага. Тут он свалился.
Обиднее всего было то, что он так и не умер. Мудак. Ким выругался. Что теперь прикажите делать?! Сесть на пень и сдохнуть от голода? Ну уж нет. Очень долго придется ждать. Да и вообще – тупо. Лес идеально подходил разве что для повешения, но рюкзак с веревкой он благополучно оставил в купе (кретин!). Если только… Ким задумчиво уставился на кожаный ремень, который верой и правдой служил ему уже лет пять. Потом окинул оценивающим взглядом крепкие ветвистые деревья… Что ж, пусть будет так. Не совсем то, что он планировал, но не останавливаться же на полпути?
Конец ознакомительного фрагмента.
