— Боже мой! Бедная моя Лизанька!.. Конечно, ты устала… Я замучил тебя… Без воздуха всю неделю… Прости!..
Он нежно поцеловал сперва одну руку ее, потом другую. Его страсть угасла, оставив какую-то рану в сердце, которая горела и ныла. По и эта боль была сладка ему… Он мечтал теперь, вернувшись из Нижнего, снять комнату. Бумаги у него будут. Надоело ему скрываться и мыкаться! Она будет приходить к нему на свиданье… И никто не отнимет у него его счастья!..
Она слушала молча, лежа головой на его груди. Она чувствовала, что не хватит у нее сил создать ему это счастье… Но и разбить его тоже не хватит!.. Серой и тоскливой лентой снова тянулась перед нею жизнь. Не будет забвения… Не будет радости… Стиснув зубы, будет она подчиняться этой пламенной страсти. И даже в эти минуты лицо Тобольцева не даст покоя ее замученной душе…
Она с жаром отдалась работе. Она не хотела щадить себя…
Из Нижнего она получила письмо. «Будь осторожна. За мной проследили. Я насилу спасся, и долго не покажусь у вас. Скажи нашим, чтоб подождали ходить к тебе! Все спрячь или отвези к Майской. Возможен обыск…»
Она презрительно усмехнулась и сожгла письмо в камине.
— А у нашей схимницы новый любовник завелся, — объявил Ермолай на кухне. Федосеюшка побледнела.
— Что глядишь? Неправду нешто говорю?.. Кто тебя поджидает у лавочки? С кем выбегала шептаться? Брат, скажешь? Х-ха!.. Знаем мы этих братьев! То была сестра, а теперь брат объявился…
— Да ну! — подхватила злобно Стеша. — И хорош?
— Франт, что и говорить! И морда нахальная. Только без должности, думаю… Потому какой человек, ежели он не шаромыжник, будет в рабочие часы по улице таскаться да глаза на ее окна пялить?
— Уж оченно влюблен! — расхохоталась Стеша.
— Чего там?.. Узнал стороной, что у нее в сберегательной кассе две сотни прикоплено, вот и влюбился…
Федосеюшка молча ела кашу, как будто говорили не о ней.
— Я вот его огрею плеткой, — вдруг не вытерпел Ермолай, — перестанет любить…
Федосеюшкины ресницы взмахнули.
— А тебе какое дело?
— И впрямь… Чего ты путаешься? — вспыхнула Стеша. — Что ты ей: муж аль свекор?
Ермолай стукнул по столу.
— Не желаю, чтоб ходил под окнами и глаза пялил! Не позволю!.. А твое дворницкое дело, Архип, метлой его по затылку садануть!.. Чего смотришь?
— Еще чего!.. Меня поучи! — флегматично отозвался старик. — Нашелся командовать… На конюшне командуй!.. Я сам ученый…
Федосеюшка тонко усмехалась.
Она теперь часто ходила в лавочку и в аптеку. Накрывшись большой шалью и озираясь, она кралась по улицам. Ее очень волновала эта неожиданная интрижка. Она давала ей забвение. Душа и кровь ее горели с той роковой ночи, и она часто с отчаяния готова была кинуться в прорубь. За одну неделю от нее осталась тень.
Когда внезапно, в одну из своих прогулок в аптеку, она увидела стоявшую в тени от фонаря фигуру незнакомца, который следил за озаренными окнами их дома, точно сила какая бросила ее навстречу этому блондину. Он был молод, недурен, хорошо одет. Дерзкие, холодные глаза и усики, улыбка, открывавшая хищные белые зубы, — все это должно было нравиться женщинам. И в ней внезапно загорелось желание… Проходя, она толкнула его локтем в грудь, остановилась как бы в смущении и певуче протянула: «Извините!.. По нечаянности…»
А глаза ее жгли…
— Ах, очень рад, сударыня!.. Я не знал, что вы гуляете…
Она вспыхнула.
— Вы нешто меня знаете?
— Не только вас… Вот это окно вашей комнаты… Угадал-с?
Она была поражена… Он пригласил ее в трактир пить чай. Он клялся ей, что целыми днями с того вон места он стережет ее выход. А по вечерам ловит ее тень, мелькнувшую в окне… Он настаивал на свидании…
Федосеюшка колебалась. До сих пор вся ее личная жизнь была окутана глубокой тайной. Она сходилась на одну ночь и исчезала бесследно, не давая над собой никому прав, неуловимая, загадочная и свободная…
Но отчаяние и безумная жажда забвения кинули ее в объятия этого вчера еще чужого человека. Она искренно поверила в его страсть. Видя его силуэт под окнами, она волновалась, она не подозревала ловушки…
Но Петр Семеныч, как он себя называл, не на шутку увлекся. И был очень удивлен, когда почувствовал, что в этой связи верх взял на этот раз не он. Чтоб привязать Федосеюшку к себе, он осыпал ее подарками. Все это входило в его программу, но он давно вышел из намеченной роли. Он боялся потерять любовницу. Он чувствовал, что она взяла его из какого-то странного каприза, что она способна его бросить, хотя была лет на двенадцать старше его… Не раз он ревновал ее к прошлому, осыпал упреками, плакал… Он был очень чувствителен и часто плакал… А она любила эти сцены, так похожие на роман! Он рассказал ей всю свою жизнь… Дворянин родом, он осиротел с пятнадцати лет. Из четвертого класса гимназии должен был выйти. Никакому ремеслу его не научили. Трудиться он не хотел. Любил праздность и роскошь… (Тут он всегда делал паузу.) Он спал в ночлежках, голодал, готов был на все преступления, чтоб быть сытым. Два раза покушался на самоубийство… И вот… он встретил старого товарища по гимназии, который определил его на место.
Когда раз на свиданье, в номере, который он снял, он принес ей настоящее золотое кольцо с аметистом, она спросила его:
— Много, стало быть, получаешь, Петенька?
— Как придется… Жалованья семьдесят пять… А кроме того, и награды… Кто отличится, тот пойдет в гору… Надо только отличиться, чтоб тебя оценили…
Наконец он решил пойти на откровенность. Все равно, без Федосеюшки не обойдешься!.. Он уверял ее, что работает не за деньги, что он любит свое дело… Да… Любит и гордится им… И потом это так заманчиво!.. Следить, прятаться, рисковать собою… Все охотничьи инстинкты пробуждаются в нем. Вся кровь закипает. Между ними есть трусы. Конечно… Всякая сволочь готова идти на эту должность… Но он не знает страха, нет!.. И чем больше риска, тем ему слаще. Он рожден быть Лекоком[240] или Шерлоком Холмсом… Она читала Шерлока? Ну вот… Она должна его понимать… У него словно глаза открылись, когда ему поручили первое дело — проследить одного молодчика… А сколько волнений! Он, как актер, делает себе грим. Он одевается разносчиком, газетчиком… извозчиком… Ах, если б и она захотела! Сколько денег могла бы она заработать! С ее умом, скрытностью, характером!.. Кто любит сильные ощущения, тому надо здесь работать! Его жизнь — роман… Нынче он здесь, завтра в Петербурге, потом в Киеве… Новые места, новые встречи… Нет! Ни за какие блага в мире он не отказался бы от этой работы!.. Это другим нужны деньги и награды! Он сыщик по призванию. Ребенком он зачитывался Майн Ридом, бежал в Америку, украв деньги у матери. Его поймали под Курском и выпороли. Люди не умеют ценить фантазии…
Федосеюшка жадно слушала… И интерес к поклоннику, представшему перед нею в таком романтическом свете, как бы разжег ее любопытство и ее страсть… Но уже через час она вдруг сказала с тонкой усмешкой: «Свалял ты, значит, дурака, Петенька! Меня, говоришь, в сети ловил, а заместо того сам попался?.. Ну, а теперь, милый человек, сознайся! Кого ты там выслеживал неделю под окнами у нас? Я-то сдуру в его любовь поверила… Ну, ну, ладно! Пошутила… Только чур, не лгать с этого дня! А все, чтоб как на ладони…»
— Поможешь мне, Федосеюшка?
— А там будет видно… Сказывай по порядку!..
Она думала, что он назовет Тобольцева. И, конечно, она его выгородит… Разве не в ее власти этот Петенька?
— К вам тут один нелегальный ходил. Год назад мне его на вокзале товарищ показал… Высокий такой…
— Сын хозяйки?..
— Нет, того мы знаем хорошо. Этот выше… богатырь… в очках ходит… Борода русая…
Федосеюшка села. У нее ноги ослабели разом.
— Не пойму, Петенька, о ком ты говоришь?..
— Я и сам имени не знаю. Уж как его искали только! Не проследят никак… ни где живет, ни к кому ходит. В Ростове-на-Дону летом на след напали. В Москву, говорят, выехал… Я-то с товарищем одним совсем случайно встретил его, когда из дома вашего он выходил. Только, как на грех, он взял лихача с угла и утек… Ну, да от меня не уйдет!..
— А на что он тебе нужен? — слабо спросила Федосеюшка.
— Он-то? Как на что нужен? Ведь это главарь! Его по всем городам ищут. Награду назначили… И по каким делам мог он к вам ходить? К кому?.. Целую неделю караулил, а он как в воду канул опять…
Она притворно зевнула.
— К нам народу много таскается, Петенька… За всеми не уследишь. И гости, и странники, и купцы…
Но он не унимался. Он умолял ее помочь, вспомнить… Не заметила ли она, чтоб кто-нибудь давал ему деньги? Чтоб он приносил газеты, книги, чемоданы?
Она вспомнила первый вечер… слова Лизы: «Берите все!..» Молния, казалось, пробежала в ее зрачках, и вся она содрогнулась.
