– Между прочим, – Крокодилов протягивал указку к одному из представленных слабо шевелящихся биороботов, – именно с помощью этой камеры были добыты уникальные съемки голого Генерального прокурора с барышнями из «Метрополя», а также – Министра юстиции, развлекавшегося в бане с девушками. Биоробот устойчив к самым высоким банным температурам, а также к толчкам и встряскам…
Соседнее помещение было секретным отделом Института русского языка. Здесь разрабатывались методики, позволявшие добиваться колоссального воздействия текстов, когда в русское написание слов незаметным образом добавлялись значки, иероглифы, символы из древних магических рукописей. Они придавали обычной речи колдовскую убедительность или неумолимую разрушительность. Именно так, с добавлением клинописных значков из Кодекса Хаммурапи, создает свои статьи журналист «МК» Марк Немец, описывающий козни «русских фашистов». Так же, но с включением в кириллицу двух-трех иероглифов из Книги мертвых, пишет свои обличения журналист Пожаркин, он же – Минкин.
– Эти методики, – любезно пояснял Крокодилов, – мы используем для написания ваших ежегодных посланий, господин Президент. Например, ваше недавнее обращение к Федеральному собранию, вызвавшее всеобщий восторг, включало в себя значки, скопированные с могилы последнего императора майя, а также некоторые символы каббалы, встроенные в ваше обещание сделать Россию великой…
Счастливчик вспомнил, как недавно зачитывал в Кремле свое ежегодное послание и во время чтения вдруг ощутил во рту трупный запах, а также другой момент, когда внезапно его охватило безумие и захотелось запустить туфлей в чванливую физиономию лидера ЛДПР.
– В этой лаборатории мы реализуем новейшие открытия в области психологии толпы.
Любезный Крокодилов вел посетителей в следующее помещение, своей чистотой и изолированностью напоминавшее инфекционный бокс. Демонстрировал миниатюрный переносной передатчик направленного действия, куда вставлялся лазерный диск с записями Аллы Пугачевой. Облучатель направлял песню Аллы Борисовны на скопление людей – на агрессивную толпу или антиправительственную манифестацию, при этом незаметно кодируя песню ревом бегемота, кашлем туберкулезного больного или выступлением в Думе Жириновского. Толпу, еще минуту назад наглую и агрессивную, охватывал необъяснимый ужас. Роняя транспаранты, бутылки с зажигательной смесью и партбилеты, она начинала разбегаться, освобождая милицию и ОМОН от применения водометов и резиновых дубинок.
– Именно таким способом удалось погасить недавние беспорядки, затеянные на стадионе «Красными ватагами» и скинхедами. Под песню Аллы Борисовны «Мадам Брошкина» были ликвидированы Предводитель и Фюрер, – докладывал Крокодилов.
Он показывал стенд с баночками красок и специальным смесителем, позволявшим добиваться тончайших оттенков цвета. Такими тонко подобранными красками, добытыми из хитина насекомых, раскрашивались заборы, общественные туалеты, киоски, фасады домов, основания фонарных столбов, а также лица и мысли жителей небольших среднерусских городков, где давно отключили газ, электричество, не работали канализация и отопление, а жилищно-коммунальное хозяйство находилось в безнадежно аварийном состоянии. Раскрасив определенные места в городе примерно за неделю до выборов, власти добивались того, что жителей охватывало тихое помешательство. Погибая от недоедания, утопая в нечистотах, с сосульками на носах, все как один шли к избирательным урнам и голосовали за «партию власти», включая Райкова, что не укладывалось ни в какие законы психиатрии.
– Мы уже подобрали расцветку для Колосса Московского, согласовали ее со скульптором Свиристели, и можно не сомневаться во всеобщем народном ликовании, – скромно сообщил Крокодилов.
Все это не поражало воображение Счастливчика. Об этом он знал или догадывался, участвуя в спектаклях неутомимого Модельера, каждый из которых являл чудо режиссуры, магии и научного манипулирования зомбированными массами. Тайна, на которую намекал Модельер, отсутствовала. Не стоило отвлекаться от утренних водных процедур и встречи с духовником-стеклодувом Тихоном ради этих вполне банальных безделиц. Он хотел было сказать об этом Модельеру, но набрался терпения и промолчал.
– Здесь вы узнаете секрет так называемых нераскрытых общественно значимых убийств. – Крокодилов сопроводил их в помещение, своей прохладой, рядами столов и легким запахом формалина напоминавшее анатомический театр.
На столах, чуть белых от инея, лежали жертвы известных на всю страну заказных убийств.
Здесь были телеведущий с эффектными усами и изящными очками, застреленный в подъезде своего богатого дома; щуплый, милый на вид журналист, разорванный на клочки заминированным кейсом; известный банкир, сожженный радиацией, которая все еще пребывала в его желтом, окостенелом теле, о чем свидетельствовал тикающий счетчик Гейгера; молодой и благородный как лорд, с законсервированным румянцем, вытянулся на столе вице-мэр Петербурга; оппозиционный генерал, герой Чеченской войны, нехорошо оскалил стиснутые в последней муке зубы; словно спала, вздымая высокую грудь и наивно разведя ноги в стоптанных туфлях, женщина-демократка, которую все еще оплакивала Дума и чей красноватый, индюшачий нос долгие годы символизировал прогрессивные преобразования общества; рядом, чем-то похожий на мертвого дельфина, навек затих другой депутат-либерал, бросивший когда-то перчатку брутальному Министру обороны, на которую тот просто наехал танком.
Все они, жертвы нераскрытых убийств, озаренные мертвенным белым светом, напоминали посетителей солярия, дремлющих под прозрачными колпаками. И тут же, рядом с каждым, стояли фотографии в рамках, на которых были запечатлены исполнители нераскрытых убийств: симпатичные молодые люди с открытыми лицами, какие изображались на советских молодежных плакатах, некоторые с офицерскими погонами, некоторые в камуфляже без знаков различия. И у всех были правительственные награды. У того же, кто застрелил из снайперской винтовки женщину-демократку, на груди красовалась звезда Героя России.
– У вас может возникнуть законный вопрос, – тонко улыбнулся Крокодилов, – над кем рыдали в многолюдных погребальных процессиях? Над кем установлены надгробия с трогательными эпитафиями? Отвечу: над точными восковыми копиями покойных. В этом – профессионализм нашей системы…
– Послушай, – обратился Счастливчик к Модельеру, который, созерцая экспонаты, был исполнен тихого ликования. – И за этим ты меня сюда звал? Все это мне известно… Все твои жуткие и великолепные спектакли, каждому из которых мог бы позавидовать Нерон или Калигула… Но с этим теперь покончено… Больше не будет крови… Не будет нераскрытых заказных убийств… Ты должен уйти в отставку…
– Наберись еще немного терпения, – ответил Модельер, лицо которого вдруг стало беспощадным. – Мы осмотрели отделы «А» и «Б», которые, как ты знаешь, сидели на трубе. Теперь же мы попадем в святая святых – в отсеки «альфа» и «бета». Там ждет тебя Тайна…
Они оставили Крокодилова. Прошли сквозь несколько стальных дверей с электронными замками, откликавшимися на звуки шаманских камланий, которые искусно издавал Модельер, миновали преграду из лазерных лучей, среди которых трепетал хрустальный шарик, погасший, как только Модельер прочитал стих из Торы, и оказались в огромном кубическом пространстве, где переливался бело-голубой мрамор и по стенам блуждали едва различимые письмена, напоминавшие прозрачные водяные знаки. Помещение было похоже на древний саркофаг, где они вдруг очутились, произнеся волшебное ключевое слово.
В стене находился большой телевизионный экран, где, с выключенным звуком, показывали очередные ролики из кругосветного турне Первого Президента России. Президент, поздоровевший, с энергичным лицом, что есть мочи деревянными ложками лупил короля Непала по голове. В следующем сюжете, уже из Голландии, он посещал фабрику молочных продуктов. Голый, залез по пояс в бак из нержавеющей стали, полный кефира, ухмылялся добродушной улыбкой, черпал горстями кефир, брызгал на собравшихся журналистов. В третьем сюжете он навещал резервацию североамериканских индейцев в штате Мичиган, весь в орлиных перьях, в волчьих шкурах, охотился на форель, вонзая острогу в бурлящую реку.
Все эти разноцветные, жизнеутверждающие кадры возникали на мраморной стене. А под ними, на постаменте, под стеклянным колпаком, озаренный матовым светом, лежал мертвый Первый Президент, туша несвежего мяса, в зеленоватой плесени, местами взбухшая и набрякшая, местами в провалах, сквозь которые обнажились скользкие белые ребра. Из лопнувшего живота, похожие на жуткий сине-лиловый георгин, вылезли внутренности. Лицо, словно кисель, сползало с черепа, открывая височные кости и оскаленный рот. В глазницах шло непрерывное шевеление. Множество жирных опарышей выедали мозг. Счастливчик с ужасом взирал, прикрыв рот ладонью, словно удерживал в себе душераздирающий вопль.
