— К бесу такую работу!.. Утекать надо в лес… Глянь что творится!..
— Разгневался Илья на нас, — пошутил кто-то за спиной Чумака.
«Может, и правда, кинуть лопаты», — подумал Тимофей.
Над его головой зафыркали кони. Молния снова озарила небо, и Чумак, подняв голову, увидал наказного гетмана и Гуляй-Дня.
— Копайте, копайте, казаки, — проговорил Золотаренко, наклоняясь в седле. — Скоро начнем.
— Золотаренко поехал дальше. Гуляй-День, задержавшись на миг, сказал Тимофею:
— Подгони хлопцев, времени мало осталось. Как дойдете до плавней, бросайте…
Чумак и ответить не успел. Гром ударил снова, и упали первые капли дождя.
Гуляй-День был уже далеко.
Хлынул дождь. Хлестал, как канатами, землю. Казаки прикрывали бочки с порохом, прятали фитили за пазухой. Звонко побежали тысячи ручьев. Щедро омытая дождем, густо пахла земля.
Тимофей Чумак свирепо втыкал лопату в землю. Воды во рву было уже по колено, но никто из казаков не переставал рыть. Каждый знал, для какого дела понадобится этот ров.
Когда же быстро выкопанный казаками на глубину чернеческого роста и шириной на размах рук ров уперся черной пастью в тонкие плавни, тогда только бросили казаки лопаты. В это время ночь наполнилась топотом тысяч ног, словно задвигалась сама земля. Тимофей Чумак, сжимая в руках саблю, шел уже в своем ряду. Где-то совсем близко, в темноте, послышался приглушенный голос наказного гетмана Золотаренка:
— Подкатывай пушки… Пушки подкатывай, чтоб тебя разорвало…
За ударом грома растаял голос наказного, и Тимофей ответа не услышал. А когда гром откатился и пропал в бездне зловещей ночи, тишину пронизал отчаянный крик, донесшийся из польского лагеря. И сразу ночь загудела на тысячи ладов: состязаясь с грозой, ударили по польским окопам пушки. Словно эхо этих пушечных залпов, раз за разом катил свои могучие удары гром, и, когда молнии рассекали завесу дождя, видно было, как в польском лагере с лихорадочной поспешностью суетились пушкари, строились для огневого боя рейтары. Слышны были крики и проклятия раненых.
…Коронный гетман Януш Радзивилл, окруженный своею свитой, стоял у шатра, накинув на голову капюшон плаща, обезумев от злобы. Он не замечал, как дождевые струи хлестали его лицо, пробираясь за воротник камзола, превращая пышное белоснежное жабо в мокрую, измятую тряпку. Из-под обвисших усов то и дело срывались яростные ругательства. Любого подвоха ожидал великий коронный гетман, но только не бешеного штурма в такую пору. Что ж, если господь бог отнял у схизматиков разум, тем лучше для него, гетмана. Хотя и жаль бросать в битву закованных в латы рейтаров и испытанный драгунский полк, стоящий в овражках в ожидании его приказа, но придется пожертвовать ими, чтобы сдержать атакующих. Когда взойдет солнце, оно ужаснется тому, что увидит своим золотым оком на поле брани. Некое подобие улыбки шевельнулось на губах Радзивилла. Пусть еще с полчаса погорячатся схизматы, а тогда он прикажет рейтарам и драгунам ударить на врагов.
Успокоила мысль — поручик Гербурт выбрался уже, вероятно, на Гродненский шлях. Если он доберется туда завтра поутру, и то хорошо. Минутную радость развеял взволнованный голос полковника Оссовского. Он стоял перед коронным гетманом, тяжело переводя дыхание, и кидал отрывистые слова:
— Московиты и казаки разгромили два ряда возов… Они бьются как дьяволы… Если не кинуть в бой рейтаров, схизматы ворвутся в лагерь…
Каштелян Дембовицкий нагнулся к Радзивиллу, который был ниже его ростом, и зашептал на ухо:
— Пан коронный, мыслю — нужно вместе с драгунами прорываться…
— Вы с ума сошли! — рявкнул Радзивилл. — Это, прошу пана, трусость и позор!
Каштелян осекся, но смерил Радзивилла недобрым взглядом, укоризненно покачав головой.
— Что скажете, региментари? — спросил Радзивилл, обводя глазами окаменевших в напряженном молчании воевод.
После недолгого молчания отозвался полковник Скрыньский:
— Нужно пробиваться на запад, ваша милость!
— И вы тоже! — недовольно воскликнул Радзивилл.
— Ваша милость, — горячо вступился каштелян Дембовицкий, — схизматы нас перережут, как куропаток, в этой западне. Пан полковник изволил сказать правду.
Радзивилл повернулся спиной к региментарям и гневно крикнул:
— Коня!
— Коня пану коронному! — завопил поручик Гурский.
Снова прокатился по небу раскат грома. Радзивилл, поддерживаемый стремянным драгуном и поручиком Гурским, сел в седло. Пригибаясь к луке, он стремглав по-, мчался вниз, к овражкам. За ним беспорядочным строем скакали региментари и свита.
…Генерал Адам Мельц, стоя навытяжку перед коронным гетманом, вслушивался в его путаную немецкую речь. Генерал понял одно — он должен повести в атаку своих рейтаров, рейтары должны смести с лица земли московитов. Ну что ж, сейчас коронный гетман убедится, что он не зря платит золотом генералу и его солдатам. Мельц медленно поднес закованную в железную рукавицу руку к мокрому шлему, Круто повернулся и коротким окриком, как зовут пса, прокаркал:
— Кобленц!
— Слушаю господина генерала!
Из темноты, наполненной шумом дождя, вынырнула долговязая фигура в плаще и высоком шлеме.
— Трубить тревогу!
— Слушаю господина генерала!
От этих коротких и суровых слов, от того, как этот Кобленц так же незаметно исчез в темноте, как и появился, от тяжелых шагов генерала Мельца по размокшей земле Радзивилл почувствовал спокойствие. Он победоносно взглянул на региментарей и не удержался, чтобы не сказать:
— Вот это войско, прошу вас, а не стадо шляхетских трусов!
Каштелян Дембовицкий отвернулся и пожал плечами. Злорадно подумал: «Погоди, гетман, что-то ты запоешь через час?» Между тем Радзивилл направился к лагерю драгун. Полковнику Богуславу Ружинскому гетман сказал, что он сам поведет драгун.
Тоскливо, не смолкая, трубили трубы. Радзивилл поднялся на пригорок, чтобы увидеть, как рейтары пойдут в бой. По двенадцать солдат в ряду, они железным клином двинулись к окопам, держа наготове мушкеты. Вспышка молнии озарила закованных в латы рейтаров и впереди них коренастого генерала Мельца, — нагнув голову в шлеме, точно пробивая ею невидимую стену, он ровным шагом шел впереди своего полка.
Радзивилл оскалил зубы и крикнул:
— Виват рейтарам!
— Гох! Гох! — прозвучало в ответ.
Но в этот миг от окопов донесся отчаянный вопль, и страшной силы взрыв сотряс землю. Радзивилл и региментари в тревоге кинулись к коням. Каждый понимал — это не гром. Пламя, забушевавшее над телегами, которые отгораживали лагерь от плавней, свидетельствовало, что казаки подожгли телеги с порохом.
— Вперед, драгуны! — бешено закричал Радзивилл.
Теперь уже нечего было раздумывать. Когда драгуны поравнялись с рейтарами Мельца, первые ряды рейтаров уже схватились с казаками и московитами.
Ливень утих. Заря занималась в небе, бледно розовея. Скача посреди своих драгун, Радзивилл увидал в казацких рядах двух всадников, над которыми реяли на ветру бунчуки. Он сразу понял — это Золотаренко и Трубецкой.
— Вперед, драгуны! — снова закричал Радзивилл и всадил шпоры в бока разгоряченного коня.
— Пан коронный, — прохрипел сбоку Гурский, — будем прорываться на Гродненский шлях…
Радзивилл только мотнул головой в ответ. Несколько десятков драгун сплошною стеной окружили его со всех сторон.
Между тем рейтары врезались в ряды казаков и стрельцов. Передние валились от пуль и ядер, но латники, поддержанные драгунами, упрямо лезли на казацкие ряды. Казаки затоптались на месте, их лава прогнулась и начала острым углом отходить к казацкому табору.
Князь Трубецкой тревожно оглянулся.
— Гузов! — позвал он конного стрельца, стоявшего за его спиной, — Одним духом в Московский полк! Передай полковнику Апраксину — идти на приступ.
Василий Гузов рванул поводья, и конь с места перешел в галоп.
Трубецкой спешился и прошел в шатер, где Иван Золотаренко разговаривал со шляхтичем; тот тяжело дышал.
— Вот Неуловимый, твоя милость, — указал Золотареико на шляхтича.
— Как коронный гетман Радзивилл себя чувствует? — с улыбкой спросил Трубецкой.
— Об одном думает — как бы живым выскочить из западни. Я еле до вас добрался. И то казаки бока намяли…
— От своих не повредит, — утешил Золотаренко. — Монах письмо передал?
— Да, — Малюга устало присел на пенек в углу шатра. — Веки сами слипаются… Три ночи не смыкал глаз… — виновато проговорил он. Достал из-за пазухи небольшую грамоту и, пошатываясь, поднялся, — Прошу тебя, пан наказной, вручи ее гетману. Важные вести. — Потер лоб кулаком, как бы желая что-то припомнить, сказал погодя: — Радзивилл задумал прорваться на Гродненский шлях… Мне приказал, если живым выберусь, отвезти письмо подканцлеру Радзеевскому… Стелется мне путь в свейское королевство. Приказывай, гетман…
