Клубы в России появились во второй половине XVIII в.: в Петербурге в гостинице голландца К. Гарднера начали собираться иностранные купцы, а когда она закрылась, по инициативе одного из постоянных членов собрания, Ф. Гарднера, в 1770 г. был создан клуб, известный как Петербургский Английский. В Москве Английский клуб также был основан в 1772 г. английскими купцами, и, как и Петербургский, с конца XVIII в. стал чисто аристократическим закрытым заведением. Клубы были закрыты Павлом I, не терпевшим дворянского вольнодумства (а оно и пустило корни в клубах). и возобновились в 1802 г. Самый знаменитый, Московский клуб, до 1812 г. располагался в доме князей Гагариных на Страстном бульваре, затем, после пожара, в домах И. Бенкендорфа (Страстная площадь), Муравьевых (Большая Дмитровка), а с 1831 г. – в доме графов Разумовских на Тверской. Это были весьма аристократические и закрытые заведения. Поначалу в Петербургский клуб принимали лиц с чинами не ниже бригадирского, а число членов было ограничено. Затем требования к чинам были отменены, и в Петербурге количество членов возросло к 50-м гг. до 4 тыс., да было еще 1 тыс. кандидатов, замещавших вакансии. Но в Москве численность членов клуба так и осталась ограниченной 500 человек, что придало ему особый характер. Попасть здесь на свободные места, после смерти или изгнания кого-либо из старых членов, можно было только по баллотировке, при крайне строгом отборе кандидатов, с рекомендациями членов клуба. Провал на выборах мог закрыть двери аристократических домов. При баллотировке не взирали ни на чины, ни на должности: николаевский любимец, военный министр граф Чернышов так и не смог стать членом Английского клуба! Клубы существовали за счет довольно солидных членских взносов (в Петербургском Английском клубе они возросли с 10 руб. ассигнациями в 1770 г. до 100 руб. серебром в 1860 г.) и штрафов за карточную игру: увеличивавшиеся в геометрической прогрессии за игру после положенного часа, они составляли важную доходную статью клуба. Управлялись клубы советами старейшин. Имена неисправных плательщиков взносов и штрафов вывешивались на «черной доске» и им грозило позорное исключение. Дамы и посторонние в Английские клубы допускались только на клубные обеды во время коронационных торжеств, но каждый член клуба мог приводить с собой, под собственную гарантию, гостей.
Данилов. Клуб
Тверь. Здание Дворянского собрания
В 1772 г. в Петербурге появился Шустер-клуб, более демократичный, открытый немцем Шустером, куда входили заслуженные чиновники, артисты, богатые русские и иностранные купцы, зажиточные ремесленники; в XIX в. он получил название Немецкого клуба. В конце XVIII в. в Петербурге возникли еще ряд клубов, в том числе основанный в 1785 г. гробовщиком Уленгутом танцклуб, прославившийся своими скандалами. К концу XIX в. в северной столице было 20 клубов, из них два яхт-клуба, члены которых не столько занимались спортом, сколько играли в карты и предавались гастрономическим развлечениям. В Москве к концу столетия было 10 клубов. Так, в 1862 г. здесь возник Купеческий клуб, более известный как «приказчичий», членами которого могли быть почетные граждане, купцы и купеческие приказчики. В начале XIX в. по инициативе дворянства или офицерства клубы возникают во многих провинциальных городах.
Помимо этого, различные общественные собрания, начиная от балов, имели место в зданиях дворянских собраний. В Москве таковым было основанное в 1783 г. Благородное собрание, членом которого в начале XIX в. стал Император Александр I. Такую же роль играли офицерские собрания в гарнизонных городах, куда приглашались и представители местной интеллигенции, например врачи. И, наконец, преимущественно с середины XIX в. возникают многочисленные артистические и научные общества, с собственными помещениями и разного рода открытыми мероприятиями, от научных заседаний и концертов до балов и вездесущей карточной игры. Так что социальной верхушке было, где развлечься.
Во второй половине XIX в. в столицах, а затем и крупных губернских городах появились танцклассы – довольно низкопробные заведения, формально существовавшие для развлечения самой широкой публики танцами, а на деле бывшие злачными местами: сюда собирались дамы легкого поведения, фактически уличные проститутки, для поиска клиентов, а мужчины являлись, чтобы «подцепить» себе женщину. Особенно прославился этим, а также постоянными скандалами, танцкласс Марцинкевича в Петербурге.
С течением времени светское общество постепенно размывалось, разбавлялось новыми членами, которые ранее были бы невозможны, а правила светской жизни упрощались.
Своеобразным продолжением городской жизни, хотя и протекавшим за городом, была дачная жизнь, когда состоятельные горожане как раз и предавались забавам и играм. Те самые московские Сокольники, Петровский парк, Марьина роща, где происходили массовые гуляния, были загородными дачными местами еще во второй половине XIX в., как Петергоф или Гатчина были заняты дачами петербуржцев, тяготевших к царским резиденциям. Именно в Петербурге, плохо приспособленном для нормальной человеческой жизни, ранее всего и проявилось стремление хотя бы немного состоятельных людей проводить лето в здоровой загородной местности. Уже в первой половине XIX в. многие петербуржцы в письмах и дневниках говорят о поиске и найме дач. Еще в 10-х гг. XIX в. семейство актеров Каратыгиных в связи с болезнью матери должно было выехать на дачу. «Отец нанял маленький крестьянский домишко на Черной речке. Эта знаменитая впоследствии Черная речка тогда называлась просто Головинской деревней и не имела еще тех красивых дачных домиков, которые после настроили. Там были тогда одноэтажные избы, оклеенные внутри цветной бумажкой, которые крестьяне отдавали внаем» (92; 40).
Дачники
Особенно развилась дачная жизнь в пореформенный период, когда множество разорявшихся помещиков распродавали пригородные поместья под дачи, а наиболее оборотистые разбивали свои владения на участки и строили на них дачные дома для сдачи внаем. Дачный промысел получил широкое распространение и среди подгородных крестьян, специально строивших чистые избы под дачников или отводивших под них свое приведенное в приличный вид жилье и снабжавших дачников «молочными скопами», яйцами, цыплятами и зеленью со своих хозяйств. К началу ХХ в. дачное строительство настолько расширилось, что уже в отдаленных местностях стали вырастать дачные поселки, как в Пушкине или Кратово под Москвой, а петербуржцы пробрались даже в Финляндию. Но, конечно, кто мог и кому это было необходимо в связи со службой, устраивались поближе. Начальник Канцелярии Военного министерства, а затем военный министр А. Ф. Редигер снимал дачи и в Царском Селе, поближе к месту службы, и, вследствие дороговизны царскосельских дач, в Финляндии, что для него было неудобно. После того как Царскосельское дворцовое управление стало сдавать дачные участки в аренду на 36 лет, Редигер на таком участке начал строить себе теплую дачу. С немецкой педантичностью он отмечает в воспоминаниях все непомерные для него расходы по строительству (предполагалось израсходовать 25–30 тыс. рублей, вышло же гораздо дороже) и сложностей с возведением каменного двухэтажного, под железной крышей, дома со всеми удобствами: дворцовое управление протянуло вдоль участков водопровод, канализацию и электричество (117; I, 321–374). Дачное соседство с царской резиденцией не всегда было удобно. Генерал Н. А. Епанчин вспоминал, как по водворении Александра III в Гатчине, где у Епанчиных была дача через забор от Приоратского парка, охрана приказала забить калитки с дачных участков в парк во избежание покушений на царя. Правда, узнав об этом, Александр III приказал отменить распоряжение, сказав, что не желает стеснять жителей и дачников Гатчины, и добавив: «Неужели же им удобнее будет лазить через забор» – царь хорошо понимал характер русского человека.
Дачная жизнь практически не отличалась от городской, только была веселее, благо под Петербургом и Москвой располагались летние лагери гвардии и военно-учебных заведений, и дачницы могли вволю флиртовать с офицерами и юнкерами, и даже завязывать нешуточные романы (в старой юнкерской песне пелось: «Здравствуйте, дачницы, здравствуйте, милые: съемки у нас уж давно начались… Съемки примерные, съемки глазомерные, вы научили нас женщин любить… Съемки кончаются, парочки прощаются: до чего ж ты коротка, военная любовь»). В набор дачных развлечений входили те же, что в городе, любительские спектакли и концерты, «живые картины» и шарады, небольшие балы и ужины, поездки к цыганам, пешие и верховые прогулки или катания на лодках, уже упомянутые модные лаун-теннис, крикет и крокет. В отличие от современных дачников, в грядках никто не копался: занятия садоводством заключались в том, что хозяин или хозяйка давали указания садовнику или поденщицам. Поскольку дачи мало чем отличались от городских особняков и квартир, специфика дачной жизни выражалась в сравнительно частых пикниках – выездах на лоно природы или в окрестные деревни. А. Н. Бенуа, родители которого из года в год пользовались дачами в Петергофе, так описывает эти выезды: «Они (пикники. – Л. Б.) предпринимались всей нашей семьей, иногда с участием и других знакомых семей. Самой характерной для Петергофа и самой обыкновенной целью таких пикниковых экспедиций были Бабигоны…
