— Вы можете гарантировать, что в вашей зоне второго приоритета погода будет спокойная?
Заболотский улыбнулся.
— Гарантировать что-либо в этом мире может только Господь Бог. Но показания наших погодных мониторов дают весьма высокую вероятность штиля там.
Захарьин вздохнул.
— Ну что же, значит, курс на горы Картографов.
* * * *
Виктор Комольцев проснулся резко, как по тревоге, и рывком сел на койке. Качало основательно, однако не качка стала причиной пробуждения. Нельзя сказать, что Виктор был насквозь просоленным морским волком, но число его экспедиций даже под руководством одного только Заболотского уже перевалило за десяток. Сон свой он не запомнил (как, впрочем, и почти все свои сны), только осадок после него внутри остался очень неприятный. Виктор не любил такое состояние. Если день начинался с подобного пробуждения, ничего хорошего ожидать не приходилось. И статистика это неизменно и безжалостно подтверждала.
Однако сидеть и киснуть по этому поводу — не выход. Как там советуют психологи? Если сегодня вам нужно съесть большую мерзкую жабу, съешьте ее с утра, дабы не портить себе день предвкушением. Значит, нужно сейчас же покинуть каюту и узнать поскорее, что за жаба нынче на завтрак. Быстро и тихо одевшись, чтобы не разбудить еще спящих соседей, Виктор открыл дверь каюты и замер: в коридоре, практически на его пороге стояла Юлия, уже поднявшая руку, чтобы постучать.
Совпадение, однако! О ней Виктор тоже думал, причем буквально перед тем, как открыть дверь. Думал, решая: стоит ли ее беспокоить или лучше оставить свою тревогу при себе. Вопрос, в общем-то был нетривиальный, и однозначно правильного ответа на него не существовало.
Дело в том, что Юлия была его сестрой. И не просто сестрой, а близнецом. Его точной копией. Внешне и, во многом, по душевному устройству. В детстве у него не было никого ближе, и они делились друг с другом всем… До шестнадцати лет. А потом Виктор изменился. Нет, он по-прежнему любил сестру и безгранично доверял ей, просто, становясь мужчиной, он решил, что не по-мужски это — переваливать груз своих проблем на других, пусть даже на родную сестру. Тем более, что у нее и своих неурядиц хватало. Ее, кстати, он продолжал выслушивать исправно и во всем старался помочь, но это как раз было нормально: он — мужчина, он выдержит. Должен помогать, защищать, поддерживать, оберегать. Причем, оберегать в том числе и от себя, точнее — от своих головняков. Его неприятности должны его неприятностями и оставаться. Этому правилу с тех пор он следовал неукоснительно.
Через какое-то время Юлия начала замечать, что их общение стало не совсем, конечно, односторонним, а как бы полуторным. Она по-прежнему выкладывала брату все, что было на душе — и плохое, и хорошее, а он стал делиться с нею только радостями, словно беды и горести внезапно напрочь исчезли из его жизни. И Юлия была бы только рада, если б это соответствовало действительности, однако ее интуиция твердила обратное: проблемы Виктора никуда не делись, просто они начали копиться у него внутри, словно в сейфе, накрепко запертые там его принципами. А ключи от этого сейфа он ей почему-то не вручил.
Это обижало Юлию: она видела, что брат начал от нее отдаляться. И добро бы тому была очень уважительная причина женского пола, но таковой не имелось — уж Юлия бы это наверняка узнала. Они продолжали часто видеться, так как помимо душевной потребности в общении, они оба увлеклись наукой с первого же курса РГГУ[8], поступили в аспирантуру и оказались у одного и того же научного руководителя — Дмитрия Сергеевича Заболотского.
Юлия очень хорошо чувствовала брата. Другой пассии, кроме океанологии, у него не было. Но прежняя близость, тем не менее, куда-то девалась. И все же Юлия ждала, надеялась и молчала. Молчание исподволь подтачивало обоих. В тени внезапно начавшей расти между ними стены начала чахнуть их родственная близость, словно цветок, напрочь лишенный солнца. Разговор назревал. Он не мог не состояться.
Ситуация созрела к их двадцать пятому дню рождения, который должен был стать последним, проведенным в родном Питере на ближайшие годы. Профессор Заболотский перешел на практическую работу в УНиО[9] и звал их с собой, на Тихий океан «просолиться», убеждая в том, что диссертация от них никуда не убежит. Комольцевы, недолго думая, согласились. Морем бредили оба, и мелководная Балтика, где они проходили практику, их жажду громадных водных просторов никоим образом не удовлетворяла. То ли дело — Тихий океан! Есть, где развернуться. Но главное — там настоящая работа!
Июнь, Питер, белые ночи… Трудно представить лучшую пору и место для празднования двадцатипятилетия. Чувство времени куда-то уходит, и стрелки часов уже никому не указ. В ту ночь друзья разошлись из квартиры Комольцевых около трех утра. Точнее, кто разошелся, а кто и остался ночевать у них, не имея возможности из-за разведенных мостов попасть к себе домой. Вечеринка удалась на славу, так что все, оставшиеся ночевать, практически сразу пали в неравном бою с усталостью. Но именинников, казалось, усталость не брала: сна у них не было ни в одном глазу, неуемная натура требовала движения, а июньский Питер звал к себе — как следует попрощаться перед дальней дорогой.
Как было противостоять такому призыву? Тем более что после нескольких часов в шумной компании Виктору и Юлии остро требовалось уединение, которое для них означало — быть вдвоем. В случае же отсутствия второго, уединение превращалось в одиночество. Как говорится, почувствуйте разницу. А Юлия, к тому же, надеялась поговорить, наконец, начистоту с братом и выяснить причину медленно растущей между ними дистанции.
Они шли, не замечая расстояния: Жуковского, Литейный, Пестеля, набережная Фонтанки… И вот, наконец, старушка Нева. Брату с сестрой было все равно, куда идти: они шли и говорили, лишь изредка умолкая, словно не виделись, как минимум, несколько месяцев, или стремились наговориться на годы грядущей разлуки. И, хотя расставаться они совершенно не собирались, эта страница их жизни вот-вот должна была перевернуться. Едва ли не в последний раз были они вместе втроем: Виктор, Юлия и Питер. Они шли и впитывали его неповторимую атмосферу всем своим естеством, будто пытаясь забрать хоть малую частицу родного города с собой на далекий Тихий океан.
А по набережной Кутузова их не успевшие еще толком просолиться души океанологов потянули брата с сестрой на запад — в направлении Финского залива. И пусть идти далеко, а ноги начинают помаленьку гудеть, зато они вместе. Завтра (а точнее, уже сегодня) у них выходной день, а значит, продолжению «банкета» ничто не помешает.
Виктор хорошо запомнил тот их разговор — ведь они в ходе него дважды чуть не поссорились, чего с ними с юных лет не случалось. Юлия пыталась доказать ему, что его рыцарство и попытки оградить ее от «лишнего» негатива — не что иное, как мужской шовинизм, что лишнего для нее быть не может, коль скоро это касается Виктора, и возмущенно интересовалась, по какому праву он отнял у нее возможность помогать ему. Виктор пытался как-то защититься от наскоков сестры, донести до нее свою точку зрения, но все его, на первый взгляд, сильные и логичные доводы неизменно и вдребезги разбивались об один непробиваемый аргумент Юлии, заключавшийся в словосочетании «чушь собачья». Повторяемый многократно, в различных комбинациях и с разными эмоциональными оттенками, он всякий раз ставил Виктора в тупик. В конце концов, точку в споре поставил ультиматум Юлии:
— Наша с тобой дружба как брата и сестры возможна только на паритетных началах: или мы равны в наших отношениях, или ну их к черту совсем, и я даже разговаривать с тобой больше не буду!
В фехтовании это называется «туше». Такой удар не парируешь. И Виктор сдался. Как бы ни дорожил он своими принципами, сестра значила для него много больше. И потерять ее вот таким образом представлялось ему делом совершенно немыслимым. «Вечный мир» был заключен у Дворцового моста и скреплен рукопожатием.
А через два дня они вылетели во Владивосток…
О договоре помнили, и возможности смошенничать при выполнении его пунктов практически не было ни у одной из сторон. Близнецы очень хорошо чувствовали эмоции друг друга, и никакие актерские способности не могли замаскировать тяжесть на сердце, коль скоро у кого-то из них она появлялась. И близость их не убывала со временем: ведь у Юлии все никак не мог появиться постоянный парень, а у Виктора — девушка. А может быть, как раз наоборот — не появлялись они именно потому, что слишком сильна была связь между братом и сестрой, и никто со стороны просто не выдерживал конкуренции.
Так или иначе, договор соблюдался неукоснительно, хотя время от времени искушение защитить сестру от лишнего знания у Виктора возникало, не воплощаясь, впрочем, в поступки. Возникло оно и сегодня, но намерение это так и осталось неосуществленным: Юлия пришла к нему сама, и, едва взглянув друг другу в глаза, брат с сестрой поняли — поводы для беспокойства возникли у них сегодня совершенно синхронно.
