обеими руками прижимал к груди коричневый кейс. Оказывается, я таскал его с собой из комнаты в комнату.
В ту ночь я не спал, подготовил пять мест для тайников, три во дворе и два в доме. Разделил деньги на пять частей и спрятал. Закончив дела, подумал: «Вдруг я сейчас проснусь в своей мастерской, и что тогда делать?» Часов в девять утра я запер дом и ворота, вышел на улицу и обернулся, крыша дома тоже была обновлена, с одной стороны она сверкала под лучами раннего солнца. «Теперь привезу Манушак с внучкой, и счастливо заживем вместе». Довольный, я отправился в путь, деревья, дома, небо, люди – все как будто изменилось, во вселенной прибавилось света.
Я открыл мастерскую и починил две последние пары обуви и сапоги, потом вместе с остальной обувью отнес в гастроном и поручил продавщице:
– Придут хозяева, отдай, денег не бери, не нужно.
Она улыбнулась, она хорошо ко мне относилась:
– Ты вроде как изменился.
– Я хорошую работу подыскал.
Написал на листе большими буквами: «Мастерская закрыта. Готовую обувь спрашивать в гастрономе» и приклеил лист к стене. Все инструменты сложил в чемодан, не оставил ни одного погнувшегося шила: «Пусть лежат, никто не знает, что будет завтра, а тем более – послезавтра». Снял со стены портрет Манушак, взял чемодан, запер дверь и направился вдоль по улице. До самого дома всего раз остановился отдохнуть.
Чемодан отнес в подвал и поставил в угол, открыл, взял молоток и гвоздь. Наверху прибил гвоздь к стене напротив мраморного стола и повесил на него портрет Манушак. Потом выкупался, улегся в спальне на кровать и проспал весь вечер и ночь. На другое утро я достал из тайника тысячу пятьсот долларов и отправился на ярмарку. Разменял доллары на лари, потом не спеша походил между прилавками; сначала купил хорошую модную одежду и обувь для Манушак и ее внучки, потом – для себя. Сложил все в бумажные пакеты, купил еще бритву американской марки, поймал такси и поднялся к себе.
У ворот дома меня встретил Грантик Саркозян:
– Прочитал твое объявление, что происходит?
– Решил другим делом заняться, – ответил я.
– А здесь что делаешь?
– Этот дом теперь мой, – я открыл ворота ключом.
– Ваа! – вырвалось у него.
– Подарил? – догадался он, в чем дело.
Я кивнул.
– И машина твоя?
– Моя.
– А что же ты на такси приехал?
– Водить не умею.
– Я умею, если захочешь куда-нибудь поехать, скажи – я отвезу.
– Нет, Грантик, не стану я тебя так беспокоить, большое спасибо.
– А если что – одолжишь?
– Даже не думай. Ну, будь здоров. – Я закрыл ворота и задвинул засов.
Когда я вошел в дом, зазвонил телефон. Это был сын Терезы. «Как устроились?» – приветствовал он меня. Я поблагодарил и сказал, что мне нужен водитель.
– В городе полно безработных водителей.
– Предпочел бы бывшего полицейского, имеющего право на ношение оружия.
– Сейчас в городе бывшие полицейские в основном бандитизмом занимаются, но постараюсь подыскать порядочного человека.
Я побрился, помылся и надел новую одежду, теперь из зеркала на меня смотрел совершенно другой человек. Первое, что я подумал: «Надо ходить в шляпе, а то лысина надо лбом очень уж сверкает». У меня оставалось всего несколько зубов, и я запланировал поход к стоматологу вместе с Манушак сразу же, как только привезу ее, пойдем и вставим новые красивые зубы.
Я ощущал такой прилив энергии, что не мог оставаться на одном месте. Прошелся по тайникам, все было в порядке. Потом направился к старому дому Манушак, повидался с хозяином, он был примерно моих лет. Это его родители в свое время почти даром приобрели дом с двором и выгнали на улицу осиротевших Сурена и Манушак.
И двор, и дом были неухожены, крыша местами залатана фанерой, местами покрыта клеенкой, которую удерживали камни, положенные по краям. Мужчина узнал меня:
– Ты же сапожник?
– Был, – ответил я.
– В чем дело?
– Дом не продашь?
– А кто хочет купить?
– Я.
– А деньги-то у тебя есть?
– Смотря как оценишь.
– Давай десять тысяч долларов – и дом твой.
– Согласен.
Он изменился в лице:
– Шутишь?
– Нет.
– Ты так ценишь эту прогнившую рухлядь?
– Да, ценю.
Он внимательно посмотрел на меня, потом сказал:
– Знаешь что? Приходи завтра вечером, жена будет дома, сговоримся окончательно.
– А она не будет против?
Он засмеялся:
– Нет.
– Тогда о чем же мы еще должны договариваться?
– Просто я поверю, что ты и вправду собираешься его купить.
Я кивнул ему и ушел. Приятно было думать, как куплю дом, основательно отремонтирую, поставлю мебель и верну его Манушак. Я представил ее сияющее от радости лицо, и на душе стало тепло. Потом вместе решим, в каком доме лучше жить.
Вернувшись домой, нашел номер адвоката и позвонил, когда он взял трубку, я представился.
– Очень приятно, – отозвался он, – рад помочь.
– Собираюсь купить дом, послезавтра к двенадцати часам мне понадобится нотариус.
– Никаких проблем, – он продиктовал мне адрес нотариального бюро, где мы и договорились встретиться.
Вечером я увидел из окна, как Тамаз перелез через ограду, постоял перед машиной, несмелыми шагами поднялся по лестнице. Я открыл дверь, вышел на порог и сухо оглядел его с ног до головы.
– Это правда? – спросил он.
– Что? – Хотя нетрудно было догадаться, что он имел в виду.
– Он подарил тебе этот дом?
Я не ответил.
– И машину?
Я опять промолчал.
У него задрожал подбородок, зрячий глаз презрительно сощурился:
– Денег дал?
– Я что, должен отчитываться перед тобой?
– А как же наше дело?
– Какое дело?
– Ты же знаешь, нужно шесть тысяч долларов.
– Сейчас ничего не могу об этом сказать, потом поговорим.
– Когда потом?
– Через неделю. – Я вошел в дом и хотел закрыть дверь.
– Не впустишь?
– Будешь трезвым, тогда и приходи.
Его разбирала злость, даже дыхание прерывалось; я знал, что он станет завидовать, но не думал, что до такой степени.
– Забыл, что целый месяц жил в моей квартире?!
– Будь здоров, – сказал я и прикрыл дверь.
– Мать твою, свинья неблагодарная… – послышалось снаружи. В какой-то момент я подумал: «Ладно, черт с ним», но потом решил, что хватит терпеть, надо поставить его на место. Я вышел на порог и врезал ему в челюсть. Он согнулся и скатился с лестницы, я стоял и смотрел. Он еле приподнялся, опираясь одной рукой на перила, постоял, согнувшись, не глядя в мою сторону. У него вырвалось рыдание, и, шатаясь, он пошел к воротам. Я думал, он хоть раз меня выматерит, но нет. Он открыл засов и вышел на улицу.
