подала мне пачку сигарет, увидела новые туфли на столе, и глаза у нее засияли. Подошла, взяла их и высоко подняла:
– Это мои?
– Надеюсь, тебе подойдут.
– Помой ноги, так не надевай, – предупредила Манушак.
– И платье мое?
– Да, – сказал я.
– И куртка?
– И куртка.
Она положила туфли обратно на стол, разбежалась и обхватила меня руками за талию. И тут я подумал: «Деньги у нас есть, дом есть, ребенок есть, все, что нужно для семьи».
– Надевай это платье, и поехали отсюда, – сказал я Манушак.
Она смотрела на меня и медлила.
– Ладно, я выйду, – но, как выяснилось, я не так ее понял.
– Я сегодня не смогу поехать, Джудэ.
– Почему? – я удивился.
– Завтра день рождения моей доченьки, выйду рано утром, приберусь на ее могилке, поговорю с ней, мне многое нужно ей рассказать, потом помолюсь. – Она заметила, что я задумался, и забеспокоилась: – Мне так и кажется, что она ждет меня.
– Делай, как считаешь нужным.
– Да, Джудэ, мне так лучше, зажгу на могиле свечи, побуду там до вечера, теперь, наверное, только в год раз смогу сюда приезжать, на Пасху.
Я все-таки предложил:
– Может, поедешь в город, у нас же машина есть, завтра рано утром приедешь, будешь здесь до восхода солнца.
Но она покачала головой:
– Нет, этой ночью я хочу остаться здесь, вместе с внучкой.
– Почему?
– Такого дня у меня в жизни еще не было, хочу подумать.
Что я мог сказать?! Мне нетрудно было догадаться, что она чувствовала.
– Ладно, как хочешь.
Девочка налила воды в тазик и вымыла ноги. Вылила воду во дворе, надела новые туфли и все остальное и, сияющая, прошлась перед нами.
– Бабушка, какой хороший человек твой Джудэ, – сказала она. У Манушак от удовольствия заиграла косинка в глазах, мне тоже было приятно это услышать.
Затем мы все сели в машину, спустились вниз и остановились перед столовой в центре деревни.
– Здесь очень вкусно готовят, – сказала Манушак.
– Бывала тут? – спросил я.
– Нет.
– Тогда откуда знаешь?
– Отсюда всегда вкусный запах доносится.
В столовой было полно мух, пол не подметали, наверное, целую неделю.
– Может, подыщем другое место? – сказал я.
Снова сели в машину, выехали из деревни, двинулись по шоссе в сторону города, и вскоре показался выкрашенный в зеленый цвет деревянный забор ресторана. Ресторан назывался «Не ошибешься», во дворе стояли покрытые скатертью столы, на длинных мангалах перед кухней жарили шашлык.
Водитель обратился ко мне:
– Возьму себе один сэндвич и поеду залью бензин.
Я кивнул и дал денег на бензин.
У него была своя забота:
– Что скажете, как я вожу?
– Вернемся, получишь, что просил.
– Очень хорошо – он остался доволен.
Мы устроились за круглым столом возле фонтана, заказали официанту шашлык. Ресторан был почти пуст, Манушак несмело оглядывалась вокруг.
– Джудэ, как же здесь хорошо, – почти шепотом сказала она.
– Помнишь, я обещал отвезти тебя в Италию?
– Правда? Не помню.
– Вот улажу все дела и повезу тебя туда.
– А что мы будем там делать?
– Там есть один город – Венеция, построен на воде, будем на лодках кататься.
Когда мы вышли из ресторана, уже смеркалось. С собой мы уносили два полных пакета, в одном были хачапури, колбаса, вареное мясо и оливки, в другом – сыр двух сортов, копченая рыба и деревенский хлеб. Я положил пакеты на заднее сиденье и добавил четыре стеклянные бутылки кока-колы.
– Это вам на завтра, пока я не приеду.
– Слишком много, – застенчиво сказала Манушак.
Когда мы вернулись назад, во дворе уже не было ни трактора, ни прицепа. Бывший муж Манушак сидел на пустом ящике и курил. Я достал из кармана сто лари и протянул ему:
– Это тебе. – Он с удивлением взглянул на меня. – Манушак до завтрашнего вечера пробудет здесь.
Он взял деньги.
– Достаточно? – спросил я.
Он кивнул.
– Большое спасибо за все, – сказала ему Манушак и утерла слезу.
– Рада, что уезжаешь? – спросил он.
– Да, рада.
– Ты была неплохой женой, не ленилась работать.
Манушак потом перевела мне все это, когда мы остались одни вместе с девочкой.
– За все это время он впервые заговорил со мной так, – грустно добавила она.
– Как – так?
– Ну, как тебе сказать, по-человечески; жалко мне его стало.
Потом, глядя на освещенную фарами дорогу, я думал о чувстве благодарности, присущем Манушак. Несмотря ни на что, эта благодарность не была лишена основания, в ней выражалась своя рабская правда, и именно эта рабская правда жгла мне душу.
61
Было почти десять вечера, когда мы подъехали к дому Манушак. Хозяин был сильно пьян, сидел, раскачиваясь, на ступеньках с бессмысленным лицом. Меня не узнал и не помнил, о чем мы договаривались.
– Какой дом? При чем тут дом? Ты сюда из-за моей жены пришел, – выматерил он меня. – Оставь ее в покое, не то конец тебе, изуродую, это я тебе говорю. – Он с трудом выпрямился, зашатался, свалился с лестницы прямо на деревянный мусорный ящик и сломал его.
На шум из дома вышла жена. Это была худосочная женщина с размалеванным лицом. Я помог ей втащить мужчину в дом и положить его на тахту. Он все не унимался.
– Навестили тебя, да? Ах ты, шлюха, – обессиленный, бормотал он.
Я огляделся, ничего не осталось от того старого времени, кроме стен. И все-таки я почувствовал что-то родное, это было место, где я провел самые лучшие минуты и часы своей жизни. В это время мужик умудрился приподнять голову и, увидев меня, выругался:
– Убирайся отсюда.
– Продаете этот дом? – на всякий случай спросил я у женщины.
– Собираемся, да кому теперь нужен этот полуразрушенный дом, люди бегут из страны, видите же, что творится.
– Я собираюсь купить его, – сказал я.
Она оторопела:
– Так, значит, он правду сказал?
– Да, мы вчера об этом говорили.
Она не могла поверить:
– И о цене сговорились?
– Да, я должен заплатить десять тысяч долларов.
– Да, муж так и сказал, значит, это правда, хотя он все время врет, – она выглядела довольной.
– Нас кредиторы замучили, я думала, и вы из них. – Она улыбнулась и протянула руку. – Очень приятно с вами познакомиться.
Я пожал ей руку.
– Приятно тебе, да? Шлюха. – Муж слышал наш разговор, но у него не было сил пошевелиться.
– Кажется, я вас где-то видела, – с интересом сказала женщина.
– Вы обувь приносили на починку.
– А-а-а, это вы? Шляпа вас сильно меняет.
– Завтра в двенадцать нас ждет нотариус.
– Где это?
– Я заеду за вами.
– Большое спасибо.
Когда эта размалеванная особа улыбалась,
