его через то в подданство турецкому падишаху.
Такое же письмо от хана прислано было ко всем старшинам
собирательно. Эти письма не имели никакого успеха и на них не
отвечали. Но зато многие козаки не расположены были долее драться
и самовольно уходили за Днепр. Это заставило гетмана учредить
сторожу, чтобы не пропускали беглецов, а несколько человек, пы-
343
тавшихся переплыть Днепр, поймали и отстегали плетьми.
Неприятели, после неудачных попыток склонить на свою сторону Козаков, продолжали напирать на русские обозы и палили из пушек, доходило дело до того, что сражались не только оружием, но вступали и
в рукопашку; под самим визирем убито две лошади; очень хотелось
неприятелям разгромить русские обозы или припереть их к Днепру, но русские, особенно козаки, держались стойко, сделали две ночных
вылазки, убили и взяли в плен многих турок, хотя и турки принесли
в свой обоз 90 русских голов. Так прошло время до 10-го августа.
Наконец визирь, видя, что не удается овладеть русскими таборами, а своих воинов пропадает не мало, в ночь с 19-го на 20-е августа со
всем своим полчищем отступил к Чигирину, а князь Ромодановский
и гетман Самойлович со своими войсками переправились через
Днепр уже без всякого препятствия от неприятеля.
Неудачный поход Ромодановского в свое время подал повод к
толкам. Говорили, что турки подкупили его, что русский боярин
продал им Чигирин и нарочно вел дело так, что они могли им
овладеть. В малороссийском и великороссийском войсках ходили
такие толки: в неволе у бусурман был сын князя Ромодановского
Андрей, взятый в плен Суховеенком в 1668 году; визирь турецкий
заранее послал к Ромодановскому тайно сказать: если московский
полководец допустит визиря взять Чигирин, то визирь отпустит
сына его Андрея на волю; если же не допустит, то к боярину пришлют
голову его сына, набитую сеном. Ромодановский, ради спасения
жизни своего сына, вел дела так, чтобы все сталось по желанию
визиря. В турецких областях говорили, что туркам пришлось бы
пропасть под Чигирином, если б их неприятель Ромодановский
действовал иначе; гетман же должен был потакать боярину, как
царскому наместнику, против собственной воли; когда ж бы
делалось так, как гетману хотелось, то ни один человек не ушел бы
целым из турецкого войска. О таких толках извещал Самойловича
Куиицкий. Самойлович, передавая о том в Приказ прибавлял от
себя, что это басни ложные. Гетман был расположен к Рохмоданов-
скому и когда узнал, что московское правительство намеревается
заменить его другим лицом в команде над царским войском в
Малороссии, то в письмах своих, посылаемых в Приказ, изъявлял
сожаление и прибавлял, что желает, дабы всякий другой, кто будет
на месте Ромодановского, пребывал с гетманом в таком совете и
дружбе как Ромодановский.
В какой степени был виновен Ромодановский - решить трудно
при недостатке материалов, которые пролили бы свет-на тайные
события того времени; но несомненно, что Ромодановский имел
возможность и перед правительством, и перед потомством совершенно
отклонить от себя упреки в потере Чигирина: еще прежде, чем он
с войском достиг до этого города, у него был уже царский указ -
344
покинуть оборону Чигирина и предать его истреблению, если
окажется слишком трудным его удерживать. Таким образом, Ромода-
новский поступил сообразно царскому указу; должно думать, что, сообразно тому же указу, он1 заводил или по крайней мере пытался
заводить с визирем сношения о мире. В делах мы не нашли о том
донесения; во всяком случае это вероятно, потому что в царском
указе ему повелевалось разорить Чигирин и попытаться завести с
турками сношения о мире; если половина указа была им
исполнена, то нельзя предполагать, чтобы другая оставалась без
исполнения, тем более, что условия, которые велено было предложить тогда
туркам об оставлении впусте правобережной Украины, действительно состоялись по договору, заключенному двумя годами позже, а потому есть основание думать, что они тогда были сообщены
туркам. В Москве, однако, после чигиринской катастрофы, как
кажется, не признавали Ромодановскаго способным вести далее дело
обороны Малороссийского края, и он уже более не показывался в
Малороссию. Малороссияне сильно соболезновали о разорении
Чигирина и припсывали это бедствие <незычливости и нерадивости
принципала>. Серко написал Самойловичу чрезвычайно резкое и
едкое письмо, обвинял его в потачке Ромодановскому, уже наверное
считаемому им изменником. Что малороссияне могли заблуждаться
на счет Ромодановского - это было естественно, когда повеление
истребить ‘Чигирин и завести сношения с турками дано было ему
секретно, с оговором, чтобы не произошло ропота в народе и, следовательно, осталось неведомым для малороссиян.
По переходе через Днепр, Самойлович, находя, что козацкое
войско от тяжелого похода в опустелую страну <изнужало и
изнищало>, распустил по домам полки Полтавский, Прилуцкий, Лу-
бенский, Миргородский и Гадяцкий, а Киевский, Переяславский, Черниговский, Нежинский и Стародубский двинул к Переяславу, потому что услыхал о новых затеях неприятеля.
XII
Покушение Юраски Хмельницкого. - Его
универсалы. - Поход на левый берег Днепра. -
Переселение жителей на правую сторону. ‘
- Изгнание
Хмельницкого с левой стороны. - Покушение татар и
турок на Сечу. - Последние подвиги Серка под
Крымом. - Поход Семена Самойловича. -
Истребление городков. - Сгон остальных жителей на
левую сторону. - Правление Хмельницкого в
Немирове. - Неудачные попытки склонить его к
покорности царю. - Толки о водворении
переселенцев. - Кончина Серка. - Сношения с
Крымом и с Турциею. - Бахчисарайский мир.
Воротившись от Днепра к Чигирину, визирь приказал
истребить остатки города и замка, а потом всему турецкому войску
345
двигаться в путь. Оно остановилось в Капустиной долине. Турки
терпели от болезней и от скудости продовольствия. Дороговизна
в турецком обозе была так велика, что за мех пшеничной муки
платили по 10 ефимков, а ячменной по пяти, турки один перед
другим бросались брать у татар добычу, когда те возвращались
с загона, но и добычи привозили татары немного: негде было
набрать ее в пустыне. Стоя на Капустиной долине, Хмельницкий, по совету с визирем, разослал .гонцов с универсалами в
Корсун, Канев, Черкассы, извещал, что назначает Ивана Янен-
ченка-Хмельницкого для приведения городов под свою власть и
оборону. <Не такая это будет оборона>, писал он, <какова была
московская: князь Ромодановский и Самойлович, не сдержавши
сил наияснейшего султана турецкого и крымского хана, сожгли
до основания Чигирин, погубили много душ христианских, а
сами со стыдом ушли. Просите же скорее, пока есть время, милости у верховного визиря и отзовитесь к нам с дружбою и
послушанием. Буде нас не послушаете, постигнет вас конечная
погибель>. Подобное послание отправлено было и от визиря, требовавшего покорности Хмельницкому и подданства турецкому
султану, под страхом разорения, плена и гибели.
Корсунцы поддались. Города западные: Кальник, Немиров и
другие, где поставлены были польские залоги, также покорились
и приглашали Хмельницкого избавить их от поляков. Но каневцы
отвечали, что не могут быть послушны, опасаясь московских
людей. Пославши такой отказ Юраске, канев цы стали переводить
семьи свои на левый берег Днепра, а Самойлович, остановившийся после перехода из-за Днепра в Переяславе, послал в
Канев, для обороны оставшихся там людей, несколько сотен
пехотного полка Кожуховского, надеясь, что Юраска придет с
небольшим числом татар, и в то же время советовал всем
остальным убираться скорее за Днепр. Визирь отправил на почти
безлюдный Канев несколько десятков тысяч турок с 15 пушками; и Яненченко был там с ними вместо Хмельницкого. Посланная
Самойловичем козацкая пехота не удержала напора
вломившегося в город неприятеля и вся погибла в битве.
Немногочисленные жители, оставшиеся в Каневе, вбежали в каменную церковь, но турки, разложивши около церкви огонь, всех их подушили
дымом. Испуганные судьбою Канева, городки: Черкассы, Мошна
и Жаботын покорились Хмельницкому.
