выразился так: <у нас в Украине народ как послышит, что пришли татары, тотчас потревожится и сам не зная куда бежит. С вором Юраскою пришло
каких-нибудь сот пять или семь, а нашим кажется тысяч семь> (Ibidem, л. 479).
349
лись, указывая на зимнее время, и давали обещание непременно
перейти весною. Многие из таких оказались уроженцами
правобережной Украины; недавно в разные годы по доброй воле
перешли они на левую сторону от ненависти к польскому
панству, а потом от страха быть под бусурманским владычеством, но, поживши на левой стороне, многое там им не полюбилось
и они стали порываться на прежние пепелища, примиряясь с
мыслью, что очутятся в турецкой державе. Турецкой власти
близко над собой они не испытали, а польских панов уже не
боялись, зная, что король уступил весь край Турции1.
Переяславский полковник еще 5-го ноября, до появления Хмельницкого, писал к гетману, что расположил в разных побережных городах
сторожевые козацкие отряды для удержания легкомысленного
народа.
27-го января из-под Жовнина Юраска послал универсалы в
городки Миргородского полка, требуя, чтобы к нему присылали
выборных людей с поклоном, и грозя скорым пришествием
турецких войск, после чего уже не будет пощады. Между тем
Яненченко подходил к Лубнам, где заперлись лубенский
полковник Ильяшенко и охотный Новицкий: они с козаками при-
- сягнули стоять крепко, но, по выражению гетмана, нашлись
малоумные, которые стали склоняться к Хмельницкому. К
счастию, против Хмельницкого шли миргородский и полтавский
полковники с своими полками, а за ними Косагов из Сум; сам
гетман выступил уже из Батурина и был в Конотопе. Полтавский
полковник Левенец напал на Хмельницкого под Жовниным и
заставил отступить к Лукомле; простояв там три дня и не
успевши склонить жителей к сдаче, Юраска ушел за Днепр с 300
татар, а за ним последовал Яненченко. которого под Лукомлею
чуть было не застрелили и которого спас только панцырь.
Перешедши за Днепр, Хмельницкий отправился наскоро в свой
Немиров, а Яненченко в свой Корсун; крымские же салтаны, прибывшие помогать Юраске, разошлись: Калга с исхудалыми
лошадьми пошел в Крым, а Нурредин с 7.000 орды снова
перешел на левую сторону, ударил на городки^ Миргородского
полка, наловил яссыру, но на возвратном пути под Менжелеевкою
- 1 В гетманском письме в Приказ говорится: <тое стороны Украины
жители, хотя на сей стороне беспрестанно за сторожею у меня обреталися, однакоже беспрестанно различных способов употребляя, многие
вывозились опять за Днепр на житье, не опасаясь, что заднепровская сторона
через полные договоры поступит также в турскую державу, а к господам
полякам никто из них не прибегает: знатно, же тягчайши суть чрез то
над бусурмана, когда насильственно, что всему свету явно есть, и ныне
неволят православных к своей унии, бусурманы же в неволи будучим
христианам разумливии того не чинят, чтоб их имели чему не достоит
приневоливати> (А. И. Д., св. 51, № 6).
350
напал на него Косагов с царскою ратью и с козаками, приданными гетманом из полков Гадяцкого, Миргородского и
Компанейского. Они отняли яссыр, овладели татарским знаменем и
чуть было не схватили самого салтана Нурредина: раненый из
лука, он с остатком своей орды поворотил не по дороге, а прямо, по полям, пролагая себе новый путь в снегах, и так добрался
он, преследуемый погонею 30 верст, до Днепра, перешел на
другой берег, но за ним перешли русские, гнали его еще 35
верст до реки Малого-Ингульца, и так как за большими снегами
далее гнаться было трудно, то воротились назад к Кереберду.
К эпохе зимнего вторжения Хмельницкого в левобережную
Украину следует отнести нападение турок и татар на Сечь, за
которым вскоре последовало последнее в жизни Серка
победоносное вторжение в Крым с запорожцами1. Крымский хан подал
совет визирю сделать нападение на Сечу, выбравши ночь на
Рождество Христово, когда, по его соображению, сечевики
должны были ради праздника Господня быть пьяными2. Визирь
прислал 15.000 турок. Хан дал им лошадей и с своею ордою
сам проводил их до Сечи благополучно и незаметно. Запорожцы, не ожидая беды, не расставили, как следовало, караулов. Орда
обступила кругом Сечь, а янычары прошли в город, наполнили
узкие улицы Сечи и всех бы могли забрать, но, на счастие
запорожцев, один, занимавшийся сапожным ремеслом, проснувшись рано, отворил окно, заметил неожиданно явившихся чужих
людей и всполошил Козаков своего куреня. Началась пальба из
окон, тревога сообщилась другим куреням, и вся Сеча принялась
за оружие. Туркам неудобно было поворачиваться в тесных
улицах, и когда козаки из своих окон поражали их выстрелами
почти в упор, турки не могли направить своих ружей на окна
и палили вверх на воздух. К рассвету неприятели были совер-
1 Об этих событиях ни малейшего намека не нашли мы в современных-
архивных документах, хотя сохранились, по-видимому, все сполна
сношения Сечи с Москвою;- нет о них известия и в летописи Самовидца, вернейшем летописном источнике. Они подробно описаны у Беличка, но
отнесены к 1674 - 1675 годам. Величко вообще такой мутный источник, что мы везде дозволяем себе пользоваться им с большою осторожностью
и, если вы нигде, кроме летописи Величка, не находили известия об этом
событии, то готовы были бы самое событие считать сомнительным. Но об
этом событии есть известие, короче, чем у Величка, в летописном
повествовании Ригельмана (стр. 166): там событие это отнесено ко времени
покушения Хмельницкого на левобережную Украину.
2 <Тогда завше войско звыкло гуляти и подпивати>.
351
шенно побеждены; едва малая часть их успела ускользнуть из
Сечи, и хан, видя, что янычарам не удалось, поворотил в степь
с своею ордою. Утром запорожцы выволакивали трупы убитых
и стаскивали в проруби под лед. Тогда Серко отправил хану
замечательное письмо, укорял его в том, что он поступает не
по-рыцарски, нападает тайком и выбирает такое время, когда
войско гуляет; припоминал подвиги Козаков над мусульманами
и давал обещание с наступлением весны отдать крымцам
надлежащий визит1. И действительно, с наступлением весны Серко
с запорожцами ворвался в Крым через Сиваш, козаки наделали
опустошений и навели большой страх на всех обитателей
полуострова и на самого хана. Возвращаясь обратно, козаки вели с
собою отнятых у татар пленников: в числе их были так
называемые <тумы> - дети христианских матерей или отцов, рожденные в Крыму во время неволи их родителей. Многие были
совершенные татары, мусульманской веры, и не знали ни слова
по-русски. В степи на стоянке, где козаки-стали пасти лошадей
и варить себе кашу, Серко объявил тумам, что если они захотят, то могут воротиться в Крым. Порядочная толпа таких тум
воспользовалась этим дозволением, объяснивши, что у них в Крыму
есть жилища, а в Русской земле нет ничего. Серко отпустил
их, а сам взошел на курган и провожал их глазами, нока они
скрылись из глаз. Тогда он сбежал с кургана, крикнул на своих
Козаков и погнался вслед за ушедшими. Он догнал их и всех
приказал побить, а потом, похоронивши их тела, перед всеми
товарищами произнес, обращаясь к побитым, такие слова: <простите, братья, нам смерть свою, спите себе здесь до страшного
суда Божия; лучше вам преждевременно умереть, чем жить бу-
сурманами и размножаться на наши христианские молодецкие
головы и на свою вечную погибель, оставаясь без крещения>.
Воротившись в Сечу, он, по козацкому обычаю, подуванил
добычу, состоявшую из множества скота и овец, и распустил на
волю освобожденных христианских пленников мужеского и
женского пола, которых повели с собою запорожцы до полуторы
тысячи. Это был, кажется, последний подвиг знаменитого
запорожского героя.
После изгнания Хмельницкого из левобережной Украины Са-
мойлович, по воле московского правительства и с совета
старшин, решил истребить городки в Украине на правом побережье
Днепра, и выселить оттуда на лев^ю сторону весь остаток на-
1 Это письмо надолго осталось б памяти малороссиян и переписывалось
летописцами в разных вариантах (Симоновский, Кратк. Опис. о Коз.
Малор. напр., стр. 5 - 8. Ригельмана. Летоп. Пов. о Мал. Росс, часть
