бешеными, нечеловеческими глазами. Тот, пусть и не был сильно эмоционален, в ту секунду не мог сдержать своего неприкрытого удивления.
– Ублюдки! – закричал Лёша, наконец найдя в себе силы. – Парень, давай со мной! – обратился он к Константину. – Оставь своего друга тут. Егор! Быстро уходи отсюда, прошу тебя!
Лёша упал перед ним на колени и почти разревелся, держа холодные руки младшего в своих руках и стыдливо опустив голову вниз.
– Да. Брат.
Надрывающие глотку от ярости, заливающиеся потом, бросающие без перерыва остатки гранат, Лёша и Константин ринулись в сторону холма к подкреплению «РУМБЫ». Буквально спустя пару секунд начались бесперебойные очереди.
Теперь Егор не бежал. Неся на руках Машу с зияющей на груди красной дырой от пули, он брел по улице, сопровождаемый бесконечными выстрелами, не утихающими до сих пор. Что-то в тот момент в нем переменилось. Все смерти вокруг словно показались ему какой-то игрой, которая вот-вот закончится, и можно будет выпить чай с баранками.
Подбираясь к окраине деревни, он услышал до боли знакомый и гнусавый голос, который что-то быстро тараторил в рацию.
– Повторяю: их командующий – девушка! Это абсурд! Закончите с ней, и вы выиграли. Они дети!
– Уже готово, но нам это не поможет. Нас слишком мало, – послышался ответ из рации. – Дай хоть какие-то наводки!
– Ну и хер с вами, ублюдки! Главное, что вы выполнили свое дело! – человек за углом выскочил и побежал в лес. Смотря ему вслед, Егор увидел знакомый малиновый пиджак и сальные волосы. Старший портье, словно заяц, бежал по битому бетону и взорванной земле, искренне довольный своей выходкой. Достав медленно Далет и уложив к себе на колено любимую, Егор без жалости изрешетил старшего портье, не оставив на его теле живого места и разрядив в него два магазина.
Добравшись до горы, он подозвал Женю и оставил девушку на земле. В эти минуты щеки уже успели обсохнуть, губы обветриться, а кровь запечься. У него жутко болели спина и ребра, но даже этот факт не смог настолько выбить его из колеи. В ожидании расправы за убийство сына Романа Федоровича, Егор сидел рядом с Машей и плакал, но тихо. Он корил себя за ошибки, с дрожью вспоминая слова брата, которые он говорил у них дома перед отправкой; он корил себя за слабость, за самовольность, за глупость, за высокомерие; он корил себя за то, что подверг опасности тех, кто не должен был ей подвергнуться. Вот он – груз, который брат дома пророчествовал. Внутри все горело, как и деревня, которую они оставили в таком же положении, но снаружи он был холоден и безразличен. Даже хмурые морщины на лице распрямились.
Взобравшись на гору, куда уже успело присоединится пять человек из других групп, исключая Женю и двух снайперов, Лёша с Константином тяжело упали на траву. Лёша, ругаясь и крича на своего товарища, перевязывал его ступню, пока тот надрывал понапрасну глотку от боли. Среди всех было лишь два члена элитных отрядов. Увидев, в каком все были отчаянии, как всем было трудно, как все плакали, Егор похолодел и почти упал без сознания.
Сначала его еще посещали мысли; он слышал слова брата и видел его заботливое лицо, чувствовал, как он своими руками обнимал его и как Константин, до последнего в него не веривший, пересиливая боль, хвалил его и хлопал по плечу. Но когда он повернулся в сторону Маши, увидел даже на лицах снайперов отчаяние, Егор, окончательно приняв тот факт, что он убил их, что игра закончена, разбил висок о камень и упал на землю. Когда координатор упал без сознания, Лёша поднялся на целой руке, увидел брата, и его пробила дрожь. Забыв про боль, он вскочил на ноги и положил брата на колени снайпера, который уже отложил винтовку. Тот перевязывал двух раненых и, чуть не плача, старался успокоить других молодых парней.
– Спаси его, – прохрипел Лёша, испугавшись собственного голоса.
Неожиданно для всех, раздался голос из рации:
– Всем бежать к городу А! Вперед, друзья! Вы прошли этот путь! Да направит вас бог…
Громкий, оглушающий выстрел раздался за их спинами. По земле пошла дрожь. Лёша повернул голову на звук и глянул в сторону СУРД. На исполинском дуле, повернутым на девяносто градусов и выглядывающем из-за тумана, стоял, обжигая резиновую подошву жаром орудия, Митрофан Альбертович, последний маршал города А. Он горько улыбался, не посмев проронить ни слезы.
Два снайпера с Женей взялись за тела павших товарищей и побежали через лес, таща их на носилках и крича, подгоняя остальных уцелевших и не очень, но Лёша остановил их и попытался включить дрон. Взрыв прогремел за их спинами. Теперь от базы врага не осталось ни щепки, войска «РУМБЫ» сгинули под покровом пепла, а десятки солдат города А, пусть и не по своей воле, но остались с ними, навечно оставив свое имя в истории и посмертно награжденные званиями героев нового государства.
IX
Первыми спутниками в пробуждении Егора были боли. Жуткие, давящие боли, появлявшиеся в самых разных местах по всему телу: болела разорванная Лёшей рука, снова залитая новой порцией геля, изрезанная скальными образованиями спина и ребра, которые он даже не вспомнил, где ударил. Очнулся он, как оказалось, в комнате Жени. Внутри никого не было. Придя в себя, Егор сделал невероятное усилие, чтобы встать, но в итоге не смог и наполовину согнуться. Он упал на спину и от бессилия из глаз его потекли слезы.
Он снова и снова корил себя за все ужасы, которые учудил в городе. Кто знает, сколько было выживших – три? Пять? Наверняка все погибли, но они знали, на что шли, так что, стараясь на время забыть воспоминания о толпе, собравшейся, чтобы провести своих мужей и парней на войну, он повернулся на бок и тихо зарыдал в ожидании всеобщего порицания и ненависти. Он снова плакал, не зная, как держать себя в руках. У него, как ему казалось, больше не было никого. Его покинули все: любимая девушка, силы, судьба, доверие людей в городе и доверие родного брата, воспоминания о котором казались больнее всего…
– Вот мой боец, – послышался знакомый, такой теплый, по-отцовски приятный голос. – Идти сможешь?
Повернувшись, Егор увидел самое милосердное и доброе лицо в мире, которым брат его никогда доселе не одаривал. Он был весь перевязан, на груди у него было два пореза, пробито плечо, но он смело стоял на ногах и держался как мужчина. Почувствовав
