себя еще более никчемным, Егор заплакал и прижался к горячему телу брата, на котором до сих пор не затянулись некоторые раны.
Лёша все понял. Он, что очевидно, даже думать не думал о пальцах, отстрелить которые пригрозил Егору, и, конечно, не собирался упрекать его в опрометчивости, которая им двигала перед выходом из дома в Менске. Тогда он пригрозил напомнить ему об этом, но сейчас, видя страдания брата, Лёша решил, что судьба и так всю работу сделала за него. Конечно, он бы этого не сделал, даже зная, что убьет доверие к самому себе и больше никогда не даст обещаний, но сейчас был иной случай. Все бы скорее осудили его за такой поступок, а Егор и без него начинал осознавать всю тяжесть своего проступка.
– Слезы. Все из-за них, – сказал Егор и ударил брата в грудь, даже не осознав этого движения. Лёша немного поежился, но улыбку с лица не стер. – Если бы не они, я был бы сильнее.
Он отодвинулся от брата и еле устоял на ногах. Обтерев лицо, он поднял руки и увидел, что они по-прежнему в крови. Показав грязную ладонь, Егор спросил:
– Где она?
– Похоронена как герой, – ответил Лёша и потупил взгляд. Ему не было так больно, как брату, ведь Маша была для него лишь хорошим компаньоном, но боль Егора как-то особо отдалась у него в голове. Сердце сжалось, и он ответил: – Вру. Не похоронена.
– Почему? – спросил Егор, сжав кулак и готовый тут же разразиться истеричным криком.
– Ее тело не нашли. Машу несли на руках двое солдат, но тех скосило миной, когда мы бежали от деревни дикарей. От их базы остался один пепел и хлебный мякиш.
– Чт… но, но, н-н-н-н-но почему? П-п-почему это со мной, за мои… – запинался Егор, сдерживая очередной ливень рева, который рвался изнутри, словно зверь. – Это за мои грехи? Это с-с-судьба?
– Перестань, братан, – Лёша отпустил его плечо и отвернулся, быстро переменив тему и слегка напрягшись. – Ты впал во что-то типа летаргического сна, пролежав тут четыре с половиной дня. Немного, но все же.
– А Роман Федорович? – спросил Егор, вспоминая в голове события минувшие.
Старший брат замолчал и перевел взгляд на плакат «Комаровы». Немного выждав, он сказал:
– Все с ним в порядке.
– Врешь!
– Вру! – ответил Лёша, не выдержав и вдарив кулаком в стену. – Ему херово, но он дал обещание, что выслушает тебя и сделает все, чтобы понять тебя.
Поднявшись наверх, с трудом выдерживая нахлынувшую боль, Егор отряхнулся и прошагал к выходу из дома. Снаружи стояли три человека – опечаленный и понурый Снов, Женя с костылем и пробитым пулей коленом, Константин из элитного отряда и кот, президент Рей. Спустившись к ним, он получил на руки свою награду – листок со списком, из которого можно было выбрать пять из пятнадцати вариантов. Неуместность и наивность этого жеста была понятна всем, но Снов был человек слова, поэтому отдал ему этот лист просто как формальность. Егор выкинул его, предварительно скомкав. Снова и остальных этот жест никак не удивил.
– Управитель, – отчеканил Егор, прерывисто дыша.
Пройдя через бесчисленные улицы, плотно набитые плачущими женщинами и детьми, которые то окрикивали и освистывали Егора, то подходили и стеснительно благодарили, они дошли до «Клецкого дома». Управитель сидел внутри и смотрел на стойку, сжимая в руках стакан с водой и не проявляя никаких эмоции. Даже намека на что-то в его глазах не было. Увидев Егора, он вскочил, и на лице его появилось такое отчаяние, такая боль исказила его пухлое, строгое выражение, что Егор не выдержал этого и, опустив взгляд, медленно пошагал к нему. Но толстый управитель, вопреки его ожиданиям, не сделал ничего такого, чего он, по его мнению, заслуживал. Подойдя к нему на трясущихся ногах, Роман Федорович обнял Егора и тихо спросил:
– Но за что? – его голос дрогнул так неестественно для него.
– Он убил меня, – протянул Егор, чувствуя, как управитель весь содрогается, обнимая его.
– Что же ты говоришь, мой мальчик! Мой мальчик, о чем ты? – стонал управитель. – Расскажи, что мой сын сделал! За что ты не оставил на нем живого места? Неужели ты поступил так из обиды? Какую боль он причинил тебе?
– Он убил меня. И мою девушку. Из мести он убил ее, дав наводку врагу. Я поступил так же жестоко и необдуманно, как он – отомстил. Я отомстил, Роман Федорович, и вы должны знать, что вашей вины тут нет. Вы не виноваты, и я клянусь, что я бы сделал все, чтобы простить его, но я не смог. И сейчас бы не смог.
Роман Федорович расплакался и весь покраснел. Сев на диван, он трясущимися руками взял стакан и начал жадно пить воду, содрогаясь под сочувствующими взглядами заглянувших к нему.
– Я вернусь к вам и все расскажу. Я не смею просить прощения. Просто поймите и мои чувства, – и Егор, с ощущением своего полного бессилия и покорности перед грядущим вышел из отеля.
Группа из Константина, присоединившегося к ним Анатолия, Снова, Рея, Жени и двух братьев направились в сторону кладбища.
Оно выглядело как самое настоящее место забвения. Перед входом стояло шесть человек. Все они были с орденами и печальными, почти мертвецкими лицами. Среди них показались два снайпера, у одного из которых оторвало миной руку; двое других солдат были либо после контузии, либо просто в самом возможном из подавленных состояний, от чего со стороны больше походили на зомби. Остальные двое были все изранены и похожи внешне на мумии. Однако всех их объединяло одно: бравые солдаты смотрели на Егора с гордостью, тихо млея перед ним и еле сдерживая слезы. Он, завидев их, опустил взгляд и подошел к каждому, снедаемый чувством несправедливости. Эти взгляды, которые он не заслужил, которые не должен был получить, которые должны были быть обращены на этих солдат со стороны всего мира, угнетали его и заставляли чувствовать себя ничтожно. Чувствовать себя жуликом, лгуном. Когда проходил мимо, Егор бросил тихо: «Извините, друзья. Это моя ошибка, и я искуплю ее, только скажите». От этих слов один из солдат, похожий на мумию от обилия бинтов по всему телу, не выдержал и пустил слезу. Парня звали Ворсик, и его очень любили в городе. Отличающийся особой фамильярностью, он не выдержал и протянул руки Егору. Они горячо обнялись и напоследок обменялись понимающими взглядами.
На этом кладбище, которое они проходили, хоронили простых людей. Могилы были обросшие мхом и плесенью, исполинские деревья,