– Ничего. Гнев великих людей несет в себе благодать, – философски заметил курд. – Когда песок пустыни вздымается к небу, это верное предвестие дождя.
Мак-Грегор перевел его ответ Эссексу, как формулу прощения.
– Он что же, дерзит? – спросил Эссекс.
– Нет. Он не хотел смущать нас, показывая свою обиду, поэтому он и воздал хвалу вашему гневу. Курды народ очень гордый и очень вежливый.
Было уже совсем темно, но Мак-Грегор почувствовал, что Эссекс оглянулся.
– Должно быть, я заслужил это, – сказал Эссекс.
– Без сомнения, – подтвердила Кэтрин.
– Вы, пожалуй, извинитесь за меня, Мак-Грегор.
Мак-Грегор передал курду – погонщику мулов извинения лорда Эссекса. Но курд обернул дело по-новому, укорив создателя за то, что он не даровал всем людям общей религии и общего языка, чтобы они лучше могли понимать друг друга, и предложил продолжить обсуждение вопросов религии.
– Нет, благодарю покорно, – сказал Эссекс Мак-Грегору. – Передайте, что я уважаю его веру и убежден, что он уважает мою, какова бы она ни была. Полагаю, что это должно удовлетворить нас обоих.
Мак-Грегор вздохнул в темноте. – Он говорит, что вы совершенно правы, и добавляет, что, в сущности, между ним и вами нет разницы, разве только, что он носит мешковатые, грубые курдские шаровары, а вы – узкие армянские брюки.
– Надеюсь, вы чему-нибудь научитесь у этого человека, – сказала Кэтрин Эссексу. – Он прирожденный наставник.
– А чему я должен у него научиться? – с наигранной веселостью спросил Эссекс.
– Всему, чего вы не знаете, – ответила Кэтрин. – Особенно прислушайтесь к замечанию насчет брюк.
– А чем плохи мои брюки?
– В сущности, дело вовсе не в ваших брюках.
– Не в брюках?
– Нет.
Эссекс замолчал. Замолчала и Кэтрин. Говорить больше было не о чем.
Эссекс взялся обеими руками за ящики, которые вез второй мул, и попытался взгромоздиться на них. Курд подошел и помог ему. Выглянул месяц, и Мак-Грегор увидел, что Эссекс удобно и непринужденно восседает на муле, покуривая трубку. Он ловко прилаживался к шагу мула, и Мак-Грегор снова восхитился естественностью и спокойствием, которые сохранял этот человек, даже сидя верхом на муле. На мгновение Эссекс стал самим собой, без всяких условностей и сложностей, и Мак-Грегор впервые понял в нем кое-что, чего раньше не понимал: он понял, насколько естественно достоинство Эссекса, и это заставило его пожалеть, что Эссекс не способен чему-нибудь научиться у других. Видимо, и Кэтрин жалела о том же.
Тут Кэтрин объявила, что видит огоньки Хаджиабада.
Пологие холмы кончились так же внезапно, как и начались. Еще немного, и впереди, на небольшой возвышенности показался Хаджиабад. В ярком морозном свете остророгого месяца лепились друг к другу красные, розовые, коричневые и желтые стены, едва поднимавшиеся над землей. Поселок словно притих в черно-синей пустоте. Посредине его высился тоненький столбик серебристого света. Это был стройный минарет, слегка тронутый с одной стороны сиянием месяца, а с другой – окутанный лиловой тенью.
– Благодарите бога за то, что он создал магометанскую религию, – сказал Эссекс. – Если бы она не породила ничего, кроме минаретов, то и этого было бы достаточно. Что еще так естественно и так совершенно сливается с пространством, как симметрия этих чудесных башен!
– Такие башни в здешних местах редкость, – сказал Мак-Грегор. – Эта, например, в свое время, вероятно, была сторожевой башней против курдских набегов.
– Мак-Грегор! – воскликнул Эссекс. – Не говорите таких вещей! Ради бога, ничего не объясняйте мне. Если вы хотите, чтобы я понял эту страну, пусть ее красоты сами говорят за себя!
Кэтрин примерно в тех же выражениях поддержала Эссекса.
Мак-Грегор умолк и даже не пытался объяснить смысл того возгласа, который издавал их проводник, когда они вступили на узкую, немощеную улицу Хаджиабада. Курд кричал «хабардар» и хлопал в ладоши; потом он помог Эссексу и Кэтрин слезть с мулов.
– Что это он кричит? – принужден был осведомиться Эссекс.
Мак-Грегор уже не мог удержаться от объяснений.
– Он выкрикивает слово, которым здесь объявляют о прибытии важных посетителей. Оно должно расчищать дорогу, но сейчас, вероятно, дело сведется к тому, что вся деревня выбежит поглазеть на нас.
– А который час?
– Девять, – сказал Мак-Грегор.
– Поторопите этого погонщика – надо отправляться за машиной.
В узком проходе между глинобитными хижинами им пришлось идти гуськом. В деревне оказалось с десяток строений или немногим больше, но все же в ней был крытый караван-сарай. Улица уперлась в глухую стену, и сквозь пролом в этой стене они вошли во двор караван-сарая. Все его обитатели собрались посмотреть на знатных лиц, которые удостоились возгласа «хабардар», а ребятишки и собаки подняли оглушительный шум. Стараясь перекричать этот шум, курд-погонщик стал объяснять, кто такие эти приезжие: это армени, их машина сломалась, а сами они нагрянули на него прямо из ночной тьмы. Объяснение вышло у него весьма пространным.
– Послушайте, Мак-Грегор, – сказал Эссекс. – Что здесь происходит?
– Курд объясняет, что мы армяне. Насколько я понимаю, он уверяет их, что мы потерпели аварию на самолете.
– А для чего это он сочиняет?
– Чтобы придать нам больше важности, – сказал Мак-Грегор.
– Это курдское селение?
– Нет. Но курды, вероятно, заходят сюда зимой, когда перекочевывают с гор в долины. Я и сейчас вижу в толпе нескольких курдов.
– Но к чему такой шум? – спросила Кэтрин, когда крики поднялись снова.
– Они развлекаются на наш счет, – сказал Мак-Грегор. – Требуют огня, чтобы как следует разглядеть нас.
– Спросите их, где нам найти русских?
– Давайте лучше подождем, пока они не удовлетворят свое любопытство, и поищем место для ночлега.
– А русских среди них не видно? – спросил Эссекс.
– Нет, не видно.
Маленький двор был весь завален огромными связками кож. Их охраняли курды, сидевшие на корточках перед жаровнями. Судя по тому, как они неторопливо и степенно поднялись навстречу незнакомцам, это были люди богатые и почтенные. Мак-Грегор выспренно приветствовал их по-азербайджански. Кэтрин с интересом наблюдала, как эти статные, закутанные в бурнусы люди, опершись на длинные ружья, с важностью отвечали на приветствия, а затем оживленно заспорили по-курдски с погонщиком мулов, щедро награждая его тумаками и пинками, так что в конце концов он бросился искать защиты у Мак-Грегора. Они оставили погонщика в покое лишь после того, как Мак-Грегор объяснил им, что это они, приезжие, его задержали. Тогда курды принесли извинения в том, что не могли предоставить путникам лучшего проводника и транспорт, чем этот погонщик и его мулы.
Караван-сарай представлял собой квадратное глинобитное строение с дверью, висевшей на одной верхней петле. Некое подобие веранды, на которой стояло несколько столов и стульев, должно было изображать кофейню. Мак-Грегор вошел в дом и стал звать хозяина. Тот вышел из глазевшей на них толпы. Хозяин был маленький, седой, болезненного вида иранец с крючковатым носом и плаксивым выражением лица. Он объяснил Мак-Грегору, что единственная комната, которая у него есть, слишком убога для таких постояльцев. Тем не менее он запросил за ночлег сто риалов. Мак-Грегор сказал, что он не дал бы таких денег и за дворец, :но все же настоял на том, чтобы им показали эту комнату. Они вошли через сломанную дверь в темный коридорчик; в конце его была земляная лестница. Эссекс щелкнул своей зажигалкой, и при ее свете они поднялись по неровным ступенькам в низкую комнату без двери и с небольшой дырой в потолке. Пол был земляной, а из трещин в полу шел застарелый запах лука и подгоревшего сала.
– Это помещение как раз над кухней, – сказал иранец. – Тут тепло и спать очень хорошо. Я пришлю сына заткнуть соломой дыру в крыше, чтобы вам не дуло.
Мак-Грегор начал громко, с подобающей в таких случаях горячностью выражать свое негодование и не отстал от хозяина до тех пор, пока тот не повел их снова вниз, через кухню, где на полу сидели две женщины, в маленькую комнату с убогой, изломанной мебелью, двумя потертыми ковриками и окошком, затянутым цветной бумагой. Хозяин зажег керосиновую лампу. Кэтрин и Эссекс сели на низкий пыльный диван, а Мак-Грегор продолжал бесконечные препирательства насчет еды, воды, огня, одеял и тюфяков. Под конец он так громко крикнул, что вся кровь бросилась ему в лицо, и хозяин вышел из комнаты, бормоча что-то, оглядываясь на ходу и продолжая спор с Мак-Грегором, хотя тот повернулся к нему спиной.
– Неужели вам придется вести такие бесконечные дискуссии каждый раз, как нам что-нибудь понадобится? – спросил Эссекс.
– Нет, зачем же, – ответил Мак-Грегор. – Можно спать на улице и сидеть впроголодь.
– Не сердитесь, – примирительно сказал Эссекс. – Так это и есть караван-сарай? Неужели нельзя найти что-нибудь получше?
