– У меня нет угломера, – сказал он. – Не найдется ли у кого-нибудь булавки?
Кэтрин дала ему булавку, и он приколол свой самодельный угломер к точке их предполагаемого местонахождения на карте. Потом наметил направление на Назирабад и, отойдя от машины, установил свой компас на камне. Он определил азимут и сказал: -Теперь можно двигаться. Определился я приблизительно, но все-таки пойдем.
– Неужели пешком? – сказала Кэтрин. – Становится холодно.
Мак-Грегор надел пальто.
– Наше счастье, что нет дождя, – сказал он. – В это время года тут всегда льет.
– А нам придется идти пустыней?
– Ну, не совсем, – сказал он.
Они попрощались с Аладином, который поклонился им в пояс в знак покорности, тем самым возлагая на них ответственность за свои мучения, а может быть, и смерть. На своем родном языке он призвал аллаха простить и сохранить их, что бы с ним ни случилось.
– Ничего с тобой не будет, – успокаивал его Мак-Грегор. – Только ни в коем случае не зажигай огня.
Они выбрались из пересохшего речного русла и без дальних раздумий зашагали по обагренной отблеском заката каменистой равнине. Сначала они шли молча, потом Эссекс стал проклинать свои верховые сапоги и пронзительный ветер. Мак-Грегор и Эссекс равнялись по Кэтрин, а она шагала быстро, видимо намереваясь загнать их. Однако они старались не отставать от нее. Никто из них не способен был оценить сейчас весь юмор этого зрелища: трое англичан маршируют по пустынным индийским равнинам. Их угрюмая сосредоточенность несколько рассеялась при появлении курда, погонявшего пятерку мулов.
За несколько минут до наступления полной темноты они увидели его силуэт, выросший на гребне холма невдалеке от них. Он двигался в одном с ними направлении. Они настигли его на следующем подъеме. При виде троих незнакомцев, которые вдруг выросли перед ним неизвестно откуда, курд стал призывать на помощь аллаха и клясться в своей преданности ему.
– Вы дьяволы? – спросил он по-персидски.
– Не бойся, – ответил Мак-Грегор. – Мы путники. Наша машина сломалась, и мы идем в Хаджиабад.
– Я не боюсь, – сказал курд, – но есть предел человеческому разуму. Это скорее невежество мое, чем страх. Кто же, кроме дьяволов, мог появиться так сразу и неизвестно откуда. Теперь я вижу с вами прелестную гурию. Два дива и одна гурия.
– Мы путники, – серьезно повторил Мак-Грегор, стоя рядом с курдом возле головного мула. – И мы не обидим тебя.
– А кто вы, почему на вас такая странная одежда?
– Мы не дьяволы, – уверял его Мак-Грегор. – Мы англичане.
– Англичане? Дивы? Чего вам от меня нужно? Я курд из Сулеймание, везу кожи и овчины в Хаджиабад, где меня ждет вооруженный караван. Чего вам от меня нужно? – Он был одет по-курдски – в халат, широченные, раздувающиеся на ветру шаровары, схваченные у щиколотки, и чалму из платков, обернутых вокруг войлочной шапки. Он держал перед собой карабин и как средство защиты и как орудие нападения. Борода у него была седая, но он был еще не стар. Он держался поодаль от них, загораживая своих пятерых мулов. Каждый мул был нагружен двумя огромными связками кож. Животные беспокойно переступали с ноги на ногу, кожи колыхались и скрипели, как скрипит в шторм обшивка корабля. Запах свидетельствовал о качестве и выделке кож, и Эссекс, не выдержав, достал платок, высморкался и откашлялся.
– Что он говорит, Мак-Грегор?
– Он думает, что мы дьяволы.
– Вы ему сказали, что мы англичане?
– Для него это одно и то же, – ответил Мак-Грегор.
– На каком языке вы говорите? – быстро спросил курд.
– На английском.
– Вы христиане?
– Да.
– Значит, вы армени?
– Нет. Мы англичане.
– Христиане все армени, – убежденно сказал курд.
– Англичане тоже христиане, – терпеливо втолковывал ему Мак-Грегор. – Как, например, и курды и арабы одинаково мусульмане. Уверяю тебя – мы англичане. У нас сломалась машина, и нам очень нужна твоя помощь, чтобы добраться до Хаджиабада. Твоим мулам нетрудно будет вывезти нашу машину.
– Мои пять мулов везут кожи, армени, – сказал курд.
– Твоим мулам ничего не стоит дотащить до Хаджиабада нашу машину, – настаивал Мак-Грегор. – Она тут совсем недалеко, в сухом русле реки. А мы бы тебе хорошо заплатили за беспокойство.
– Нет, армени, – сказал курд. – Я не хочу быть невежливым, но мои кожи стоят больше, чем вы можете мне заплатить. Кроме того, я боюсь оставлять свое имущество в темноте без охраны. А может быть, вы переодетые разбойники. Нет, нет, я пойду в Хаджиабад.
Курд говорил сдержанно и учтиво, но дуло его карабина было направлено на них все время, пока Мак-Грегор уговаривал его вернуться с ними за машиной. Эссекс достал деньги. Курд выказал было интерес к ним, но затем покачал головой и собрался уходить.
– Чего это он? – спросил Эссекс.
– Не верит нам, – сказал Мак-Грегор. – Боится, что мы его ограбим.
– Это же нелепо! – воскликнул Эссекс. – Скажите ему, что у него винтовка, а мы безоружны.
– Я все это уже говорил. Он соглашается вернуться за машиной только после того, как доставит свои кожи в Хаджиабад. Идти с навьюченными мулами ночью его никакими силами не заставишь.
– Тогда, может быть, он подвезет нас? – сказала Кэтрин.
– Я не допущу, чтобы вы ехали на этих зловонных кожах, – сказал Эссекс, – они наверняка кишат паразитами.
– Кожи покрыты войлоком, – сказал Мак-Грегор. – Кроме того, один мул везет ящики сушеного инжира, а на другом едет сам хозяин. – Мак-Грегор не стал больше спорить с Эссексом. У него болела нога и голова, и это решило дело: он стал торговаться с курдом. Когда цифра дошла до пятидесяти риалов, терпенье у него лопнуло, он передал курду деньги и предложил Кэтрин садиться на свободного мула.
– А что если я сяду по-дамски? – сказала она, когда Мак-Грегор ее подсаживал.
– Садитесь, как угодно, – ответил он. – По-дамски вам будет легче.
– Второй мул навьючен ящиками, – сказал Мак-Грегор Эссексу, который раскуривал трубку, чтобы хоть как-нибудь заглушить зловоние.
– Я, пожалуй, пойду пешком, – ответил Эссекс.
Мак-Грегор не стал его уговаривать и сел на третьего мула, везшего кожи. Он крикнул курду «готово», а сам стал усаживаться на войлочной попоне так, чтобы приноровиться к поступи мула и уменьшить раскачку вьюков. Курд пнул своего мула ногой в брюхо, и караван двинулся в путь.
– Кэти, – слышал Мак-Грегор голос Эссекса, – вы единственная женщина в мире, которая может чувствовать себя прекрасно даже верхом на муле. – Он шел рядом с ней.
– Уверяю вас, что я чувствую себя далеко не так прекрасно, как вам кажется.
– Тогда слезайте и пойдем пешком.
– Я никогда не хожу пешком, если можно ехать, – сказала она.
– Кэти, – снова заговорил Эссекс. – Вам нравится эта страна?
– Если вы имеете в виду вот эту пустыню, то в данный момент она мне вовсе не нравится.
– Не притворяйтесь, будто не понимаете меня, – сказал Эссекс. – Неужели вы находите в этой стране что-нибудь привлекательное, кроме ее древней истории?
– Мне нравились все страны, где я бывала, кроме разве Турции, – ответила Кэтрин. – А чем эта хуже других? По-моему, замечательная страна.
– Но это пустыня, – возразил Эссекс. – Где, о где вы, равнины Нишапура, и где райские Ворота слоновой кости? В этой унылой пустоте? Здесь?
– А что вы надеялись увидеть здесь? – сказала она. – Подстриженные парки, холеные лужайки и тенистые аллеи?
– Вовсе нет, но я ожидал увидеть хотя бы отблеск былого величия. Не станете же вы, например, уверять меня, что вас поражает благородство этих туземцев.
– Нет, – сказала она. – Они грязные и бедные.
– И вам это нравится?
– Не очень. Грязь – это грех, а бедность – зло, но в некотором отношении я предпочитаю это нашей безвольной аккуратности. Где, о где вы, йомены Англии? – Кэтрин переменила позу с соответствующими воздыханиями и стонами.
– Армени! – курд убавил шагу и поравнялся с Мак-Грегором. – О чем это они говорят между собой?
– О религии, – несколько вольно перевел Мак-Грегор.
Курд обрадовался. – Об этом как раз можно поговорить и со мной, ведь я суннит. Может быть, хан соизволит обсудить со мной вопросы религии?
Мак-Грегор перевел это Эссексу.
– Погонщику хочется поговорить с вами о религии, – сказал он.
– Что-о?
– Он хочет знать, почему христиане – не магометане. Если был пророк Иисус, почему не могло быть и второго пророка, Магомета? Он хотел бы получить на это ответ от вас, как от христианина.
– Скажите ему, пусть лучше следит за своими мулами. Мне кажется, что мы кружим на одном месте.
Мак-Грегор был не прочь поставить Эссекса в затруднительное положение и потому передал его слова в точности.
– Он на меня за что-нибудь гневается? – огорчился курд.
– Нет. Он гневается на самого себя и еще на многое другое. – Мак-Грегору стало неловко за свою грубость, и он поспешил исправить ее. – Он очень важный человек, у него много забот, и ему вовсе не хотелось быть грубым или резким.
