30 декабря Николай II заносит в дневник многозначительную фразу, подчеркивающую независимость от бывшего наставника: «Утром удалось погулять недолго, т. к. Победоносцев хотел меня видеть в 10 ч. Принял Витте с докладом…» «Хотел видеть!» Это кое о чем свидетельствует.
Естественно, что Константин Петрович по понятным соображениям стремился опередить Витте. Нельзя в этом эпизоде усматривать подтверждение особой близости императора с обер-прокурором — наоборот. Через десять дней: «Погулял недолго, т. к. ко мне зашел К. П. Победоносцев…» Затем появляется Ванновский. Ясно, что Константин Петрович передает сейчас императору свой трактат о самодержавии и пытается усилить личное воздействие на наступающие перемены. Император нуждается для их обозначения в подходящих, формулировках, которые, очевидно, исходят не только от Константина Петровича.
26 января: «Беседовал с К. П. Победоносцевым…» Император, между прочим, редко указывает чьи-либо инициалы. Еще через две недели он консультируется с Витте, Хилковым и Победоносцевым.
До 5 апреля кто только не побывал во дворце: Ванновский, Филиппов, Чихачев, Бунге, Витте, родственники… Знакомые лица, но всех не перечислишь. Неотмеченное количество времени он и императрица Александра Федоровна уделили скульптору Антокольскому, которого Василий Розанов позднее требовал выбросить из русских музеев. В ясный, светлый, морозный день «поговорив с полчаса с К. П. Победоносцевым, пошли гулять…». Здесь указание на время вполне закономерно. Обер-прокурор не занимает то место, на которое претендует. Что есть полчаса, проведенные в кабинете монарха? Много это или мало? Скорее, мало для решения государственных и политических проблем! Иногда император расшифровывает причину аудиенции, как в случае с Абазой. Иногда бросает фразу, которая выражает сожаление: «Ванновский у меня не был…» Здесь проглядывает и чувство, и необходимость.
28 апреля: «Приняв еще К. П. Победоносцева, пошел гулять…» Инициалы присутствуют слишком часто, что подчеркивает существующую дистанцию. После приема Константина Петровича император частенько отправляется на воздух. Стоит обратить внимание на словцо «еще». Через две недели: «Утром приезжал Победоносцев и задержал нас от прогулки». Явственно ощущается, что задержка вызвала неудовольствие. 12 мая выдался особенно душный — день, а он «задержал нас от прогулки!». Что здесь, как не выражение досады? Так не пишут о человеке, в котором нуждаются. 3 июня император отметил смерть умного Бунге. 5 июня тело Бунге отправляют в Киев, откуда он родом. Интерес императора к личности Бунге очевиден!
До середины лета император не испытывает ни малейшей потребности обменяться мыслями с К. П. Победоносцевым. Кто же в то время был тайным правителем России? Или со смертью предшествующего властелина Константин Петрович сложил с себя серокардинальскую должность? А может быть, его роль в значительной степени преувеличена в большевистскую пору на основании газетной шумихи, поднятой вокруг имени обер-прокурора в прошлом? Фигура для журналистики очень удобная!
26 июня: «…были еще разговоры с Победоносцевым и Куломзиным».
До 4 сентября император не встречается с Константином Петровичем, а дела идут своим чередом. В понедельник он принял Кремера, Победоносцева и князя Н. Н. Оболенского. Вполне рядовые гости. Можно отправиться и на охоту. Через две недели, 18 сентября: «Были Чихачев и Победоносцев и Шишкин». 25 сентября: «Имел доклады Чихачева, Победоносцева и Прокопе». Кто такой Прокопе — надо поискать! А Чихачев поважнее для императора, чем Константин Петрович. Он адмирал, управляющий Морским министерством! Фамилия его мелькает постоянно.
С настоящим идеологом режима встречаются почаще и не ставят его доклады в общий ряд. Ничего не поделаешь: император, хоть и не коронованный еще, есть император! Будь воля Константина Петровича, он наведывался бы к нему чуть ли не каждую неделю. Октябрь миновал, наступил ноябрь. Второго числа: «После трех обычных докладов был у меня К. П. Победоносцев…» Хоть бы на завтрак пригласили!
До 9 января 1896 года фамилия Победоносцева не упоминается. Россия благополучно находится под правлением одного государя. Любопытно, что он и церковных деятелей принимает без участия обер-прокурора Святейшего синода, что симптоматично!
14 февраля: «Были Победоносцев и Муравьев».
19 февраля — смерть генерала Черевина, друга Александра III. 2 марта: «…Ванновский все еще не выезжает, а вместо него был Победоносцев». О Ванновском — с сожалением, о Победоносцеве — с плохо скрытой неприязнью. «Вместо него»! Не очень-то уважительная интонация. Кто же управляет Россией в переломный момент?! До 8 мая Константина Петровича во дворец не звали, да и он сам, очевидно, не напрашивался. 8 мая обер-прокурор докладывал третьим после Муравьева и Горемыкина.
Возникает четкое ощущение, что Константин Петрович занимается лишь своим ведомством и получает аудиенции в порядке очередности в соответствии с практической важностью нуждающихся в обсуждении и решении вопросов. В коронационных торжествах — торжестве самодержавия и православия! — присутствие обер-прокурора никак не подчеркивается. 22 мая император посетил Троице-Сергиеву лавру. Обер-прокурора вроде бы рядом и не существует. Зато днем позже существуют Муравьев, Воронцов, Горемыкин, Сипягин… А перед тем и после того — вплоть до 3 июля — масса родственников, друзей и знакомых, а также государственных деятелей разных рангов. Наконец-то Константин Петрович удостоен, наряду с дежурными флигель-адъютантами, приглашения на завтрак.
До 2 декабря Константин Петрович редкий гость. В понедельник он докладывает царю, поставлен четвертым после великого князя Алексея Александровича, Тыртова, Ермолова и перед пятым — Куломзиным. Под 29 декабря — накануне нового 1897 года — «в Белой зале приняли митрополита Палладия с братиею Александро-Невской лавры». Наличие подле обер-прокурора — прямого, так сказать, «начальника» угодных посетителей — не отмечено…
За год до отставки Константина Петровича в феврале 1904 года император приехал на панихиду по Ванновскому. 15 марта: «Между докладами принял Победоносцева, которого давно не видел, так как он был болен». И все! Хоть бы вставил слово «к сожалению»! К сожалению, был болен! Но нет!
Нашлось время у императора в конце мая принять конфликтующего с обер-прокурором князя Мещерского, несмотря на его скандальную репутацию. В июне он едет в Сергиевскую пустынь и провожает до могилы тело финляндского генерал-губернатора Бобрикова. Подобные факты приведены не случайно. Их количество не так уж трудно увеличить. Например, 18 июля Николай II присутствует на отпевании убитого террористом Созоновым министра внутренних дел Плеве, которого назвал «добрым» и «другом».
До самого конца года император, захваченный трагическими событиями Русско-японской войны, ни в докладах, ни в советах, ни в беседах с обер-прокурором, по-видимому, не нуждается.
Наступает роковой 1905 год! 4 февраля в Москве у Никольских ворот убит террористом Каляевым великий князь Сергей Александрович. «Несчастная Элла, благослови и помоги ей, Господи!»
Только 27 апреля К. П. Победоносцев приглашен к завтраку. Он, между прочим, пока не оставил своего поста. Триумф Витте впереди. И затем снова глубокий провал. Следующее — одно из последних, если не последнее, свидание — в понедельник, 1 августа. 17 октября подписан виттевский манифест. Затем в дневнике ни слова об отставке обер-прокурора Святейшего синода. А на страницах всякой прессы Константин Петрович по-прежнему главная мишень для критических стрел.
До конца года — ни звука о К. П. Победоносцеве. С кем угодно встречается император, только не с бывшим наставником и бывшим будто бы тайным правителем России. До своей отставки 15 апреля 1906 года Витте самый частый гость во дворце.
В мае и в июле Николай II принимает Извольского, которого назначает на место Константина Петровича, и князя Ширинского-Шихматова, который перенимает вскоре от Извольского должность. Извольский же становится министром иностранных дел. 11 октября монарх присутствует на панихиде по генерал-майору свиты дворцовому коменданту Трепову. В ноябре он приглашает вернувшегося из-за границы Витте, несмотря на его, отставку. Жест, не лишенный ни смысла, ни чувства. Вот как владыка расстается с прежде угодным;
10 марта 1907 года — смерть обер-прокурора в дневнике не отмечена. Когда человек пользуется благорасположением, император подчеркивает: «Принимал Извольского долго». О Победоносцеве нет подобной ремарки. На панихиде, если судить по записям, он не присутствовал, до могилы не провожал.
Отбросил обер-прокурора как ненужный предмет. И после отставки нанес смертельную обиду. Почему? За что? Неужели преданность не в чести и вернопреданному нет Места у трона ни при жизни, ни после нее?
