— Ему там лучше, мама, — сказала Сис. — И ему лучше, и судье Мак-Келва — вот он лежит себе и лежит. Ты так и скажи, вот как я говорю.
— Потом я им еще открытку отправила, пишу: «Раз вы все знаете, скажите по крайней мере его матери, с чего это мой сын так мучился», и они наконец додумались: написали, что Роско не хотел, чтобы я знала, — сказала миссис Чизом, и лицо у нее внезапно стало совсем простодушным. Но через миг она заговорила по-прежнему: — Роско был мне единственной опорой, когда мистер Чизом помер. Мне ведь так и сказали: «Приготовьтесь, миссис Чизом. Теперь мистер Чизом уже не поднимется». И в самую точку они попали, доктора-то, хоть на этот раз. Быстро он сошел под гору, и мы его похоронили там, в Миссисипи, в Бигби, и я, не сходя с места, подозвала к себе Роско. — Она притянула к себе Венделла. — «Роско, — говорю, — ты теперь наша опора, — говорю. — Ты — глава семьи Чизом». Уж как он доволен был.
Венделл неожиданно заревел. Лоурел хотелось в эту минуту протянуть к нему руки, обнять его, уберечь. Сейчас он был похож на Фэй — юную, еще бескорыстную, не лживую, не злобствующую Фэй. Такой вот могла она показаться в самом начале ее стареющему отцу, когда ему стало изменять зрение.
Венделл вдруг вырвался от миссис Чизом и опрометью кинулся к дверям. Он обхватил руками колени старика, которого мисс Адель в эту минуту впустила в холл.
— Дедушка Чизом! Глазам своим не верю! Да ведь это дедушка! — закричала Сис.
Старик неторопливо прошел через гостиную сквозь толпу собравшихся, в одной руке он нес пожелтевшую коробку из-под конфет, а в другой — бумажный пакетик. Венделл не отставал от него ни на шаг, он держал его старую черную шляпу. Старик подошел к Лоурел и сказал:
— Барышня, я вам орешков привез из Бигби. Подумал, может статься, у вас они и не растут. С прошлого урожая остались.
Он все еще держал свои свертки, объясняя, как в три часа ночи дошел пешком до перекрестка, чтобы попасть на автобус, а там уж до утра не спал, всю дорогу орешки щелкал, чтобы не заснуть.
— Только тут, в Маунт-Салюсе, я малость заблудился, — сказал он, протягивая коробку Лоурел. — Вот вам ядрышки. А скорлупу выкиньте, пожалуйста! — добавил он, отдавая ей и пакет. — Не хотелось мне сорить там, на кресле, такое оно теплое, мягкое. Пусть для следующего пассажира все будет чисто.
Он аккуратно отряхнул руки, потом повернулся к гробу.
— Дедушка, а кто это, знаешь? — спросил Венделл.
— Мистер Мак-Келва. Сдается мне, что он долго держался, сколько мог, — сказал мистер Чизом. — Жалко, что пришлось ему умирать так далеко от дома.
— Ты скажи-ка, на кого он похож? Любопытно мне, — спросила его миссис Чизом, пока он смотрел на гроб.
Старик немного подумал.
— Ни на кого, — сказал он.
— Клинт считал, что от такой хорошей шутки грех отказаться! — раздалось за спиной у Лоурел. Как видно, это была последняя фраза длинного разговора.
Она увидела, что почти вся адвокатская коллегия собралась и прошла за высокой зеленью так, что никто не обратил на них внимания. Они удалились в отцовскую библиотеку и стали беседовать между собою. Время от времени оттуда доносился смех. Лоурел почувствовала запах сигарного дыма. Все собрались там, кроме майора Баллока.
— Как там мой камин? — громко спросил майор Баллок. — Эй, кто-нибудь, присмотрите за огнем! — крикнул он на кухню. — В такую серьезную минуту без огня никак нельзя, верно? — Но сам он не спускал глаз с двери в прихожую, нетерпеливо высматривая, кто еще пришел.
Старая миссис Пийз раздвинула занавески, совсем как у себя дома, и наблюдала за въездной аллеей.
— Ого, вот и Томми явился, — объявила она.
Казалось, она подумывает, не придется ли прогнать его отсюда, как и этих ребятишек из Техаса, если они расшумятся под самыми окнами.
Новый посетитель вошел в комнату без благословения мисс Адель, тяжело оседая на пятки, с важным видом, постукивая палкой то слева, то справа.
Это был Том Фаррис, маунт-салюсский слепец. Он подошел не к гробу, а к роялю и постучал палкой по пустому вертящемуся табурету.
— Какой он довольный! — одобрительно произнесла мисс Теннисон.
Он сел — крупный, очень чисто одетый человек с выпуклыми, широко открытыми, как у статуи, глазами. Брюки у него были застегнуты криво. Лоурел подумала, что он приходил в их дом только настраивать рояль, и то Бог знает когда. Теперь он сел на тот же самый табурет.
— Но под покровом скромности он был всегда бесстрашен. Бесстрашен! — совершенно неожиданно продекламировал майор Баллок, стоявший в ногах гроба. — Вспомните, все вспомните тот день, когда Клинт Мак-Келва встал лицом к лицу с Белыми капюшонами[39]!
Пол душераздирающе заскрипел, когда майор стал вдруг раскачиваться, а голос его, поднявшись почти до крика, заполнил всю комнату, да, наверное, и весь дом.
— В тот раз Клинт приговорил человека за предумышленное убийство, а Белые капюшоны пустили слух, что они нападут на город из всех нор, щелей и дыр, чтобы вытащить этого парня из тюрьмы! Но Клинт тут же велел им передать, что расставит вокруг тюрьмы и здания суда маунт-салюсских добровольцев — при оружии и в полной боевой готовности. И они явились, Белые капюшоны, явились, только чуть пораньше назначенного часа, чуть пораньше, чем все мы собрались. И тут Клинт, Клинт, один как перст, выходит на крыльцо из дверей суда, останавливается перед ними и заявляет: «Что ж, входите! Тюрьма на втором этаже!»
— Мне кажется, это был вовсе не отец, — тихонько сказала Лоурел подошедшей Тиш.
Майор Баллок безудержно несся дальше:
— «Входите! — говорит он. — Но раньше снимите-ка ваши гнусные белые колпаки, покажитесь! Хочу видеть, кто вы такие, видеть всех до единого!»
— Он никогда не «актерствовал», как он говорил, — сказала Лоурел. — Ни на суде, ни в жизни. Он терпеть не мог «представлений».
— Он сказал: «Прочь в свои норы, крысы!» А они ведь были вооружены до зубов! — крикнул майор Баллок, вскидывая воображаемое ружье.
— Он старается представить отца таким, каким бы ему самому хотелось быть, — сказала Лоурел.
— Ну и Бог с ним, — грустно сказала Тиш, стоявшая рядом. — Не надо портить папе удовольствие.
— Но, по-моему, это как-то несправедливо — именно сейчас, — сказала Лоурел.
— И что же? Он всех их прогнал — вон из города, назад в леса, откуда они выползли. Досталось им на орехи! — разглагольствовал майор Баллок. — О, под покровом скромности он был…
— Но мой отец был и на самом деле очень скромен, — сказала ему Лоурел.
— Милая, что вы говорите? Вас же тут не было, радость моя. Вы сидели себе в Чикаго и рисовали картинки, — возразил майор Баллок. — А я видел своими глазами! Он бросил вызов этим негодяям — пусть бы посмели в него выстрелить! Он обнажил грудь — стреляйте!
— Нет, он вспомнил бы о маме, — сказала Лоурел. И тут же подумала: «А вот мама могла бы… В ней это было, в ней одной».
— Для меня до сих пор глубокая тайна, как он остался в живых, — сухо сказал майор Баллок. Он опустил воображаемое ружье. Он обиделся.
«Как удивительно мало мы знаем о людях, и все же как поразительно много мы о них знаем, — подумала Лоурел. — Все так непонятно».
— Ты как назвал этого человека, пап? — спросил Венделл, дергая за рукав своего отца.
— Замолчи. А то увезу тебя домой и не дам досмотреть до конца.
— Это мой отец, — сказала Лоурел.
Малыш посмотрел на нее, и рот у него приоткрылся. Она подумала, что он ей не верит.
Мужчины все еще разговаривали за зеленым заслоном:
— Клинт разыскивал свидетелей — как всегда, мороки не оберешься, и тут эта негритяночка заявляет: «Мы вот с ним все видели. Он — простой свидетель, а я — недостреленный свидетель».
Все расхохотались.
— «Верно, свидетели бывают разные, — говорит Клинт. — Я-то знаю, кого выбрать. Она — недостреленный свидетель, вот ее я и вызову!» Он во всем умел найти смешное.
— Потом он привел ее сюда, потому что у нас в доме до нее никто не смог бы добраться, — еле слышно сказала Лоурел, оборачиваясь к мисс Адель, которая уже отошла от входной двери: теперь, перед самыми похоронами, все равно никто не придет. — Не знаю, что тут смешного.
— Это, кажется, была Миссури? — спросила мисс Адель.
— И она все это слышит, — сказала Лоурел; Миссури собственной персоной в эту минуту показалась в вихре искр — она стояла на коленях перед камином, поправляя самое большое полено.
— Я всегда молю Бога, чтобы человек себя не узнал, когда другие про него рассказывают, — пробормотала мисс Адель. — Но, по-моему, они почти никогда и не догадываются.
Полено повернулось, как спящий в постели, и отсвет пламени залил всю комнату. Словно прожектором, он высветил в толпе мистера Питтса, взирающего на свои часы.