– Валентайн, как обычно, плевать хотел на субординацию. Вот что происходит, – выпаливает Ким и с силой захлопывает за собой дверь, отрезая от нас звуки, доносящиеся из кабинета Старика. – А меня уволят к чертовой матери за то, что пропустила его к шефу в таком настроении. – И запускает тонкие пальцы в волосы. Теперь понятно, почему у нее такой взъерошенный вид.
– Не уволят, – отмахиваюсь. – Старик суров, но справедлив, а вот Нику может достаться…
– Эмбер, не лезь в это. – Ким шагает от двери вперед – прямо на меня, тем самым вынуждая отступить.
Но я не могу не лезть. У меня вылет на задание на днях, мы долго готовились всей командой. Все думали, что отправится Ник, а Старик выбрал меня. Нутром чую, что дело в этом. А значит, не лезть не могу.
Качаю головой, давая Ким понять, что я ее услышала, но к совету не прислушаюсь, и протягиваю руку к ручке двери.
И тут же отпрыгиваю, потому как дверь рывком распахивается сама.
– Ник, какого?.. – начинаю, но он уже уносится по коридору прочь.
Я сегодняшняя снова не вижу его – на нем толстовка с капюшоном, надвинутым на лицо.
– Потом позвоню, – бросает через плечо и исчезает за поворотом.
– Нас всех уволят, – стонет Ким, прижавшись спиной к стене, будто теряет опору.
– Да прекрати ты, – прошу раздраженно.
Развела панику, будто случился пожар.
Заглядываю в приемную и вижу, что дверь в кабинет шефа приоткрыта. Медлю. Войти или сделать вид, что меня здесь не было?
Сейчас полковник явно зол, поэтому логичнее было бы притвориться невидимкой и исчезнуть.
– Эмбер, зайди! – доносится из-за приоткрытой двери, отрезая мне пути к отступлению.
Чертыхаюсь про себя. Вряд ли шеф читает мысли, да еще и через стены. Значит, поставил камеры в коридоре. Старый параноик.
– А я говорила, – шепчет Ким, делая огромные глаза, и проводит пальцем поперек своей шеи.
Приходит мой черед возвести глаза к потолку.
– Не драматизируй, – прошу и вхожу внутрь.
* * *
Старик сидит за столом, опустив голову и сцепив пальцы рук в замок на своем затылке.
Стоит мне закрыть за собой дверь, как он проводит ладонями по стриженным под «ежик» седым волосам и поднимает голову. У него усталое лицо, на котором будто пролегли новые морщины.
Довел себя. И стоило так психовать?
– Садись, – бросает шеф коротко, испепеляя меня взглядом.
Выполняю приказ, занимаю кресло для посетителей. Сажусь, кладу руки на подлокотники, спина прямая. Сейчас и мне влетит.
Не успеваю и рта раскрыть.
– Молчи и слушай. – Тон полковника не располагает к спорам; киваю. – Ты и Валентайн – моя лучшая команда. «Ник-Ник» – знаю, как вас называют. Так вот, я сыт по горло. Ваша результативность больше не покрывает того безобразия, которое происходит по вашей воле в подразделении.
Напрягаюсь. Мне не нравится, к чему шеф ведет.
Повисает пауза.
– И что это значит, сэр? – интересуюсь осторожно.
В том, что Маккален не уволит ни меня, ни Ника, даже не сомневаюсь. Мы на самом деле даем отличные результаты, лучшие в подразделении – без ложной скромности. Значит, очередное дисциплинарное взыскание? Лишение премии? Отпуска? Но никто из нас уже не помнит, когда отдыхал больше двух дней в последний раз.
– Это задание – последнее, – огорошивает меня полковник. – Сейчас поздно что-то менять, но будь я проклят, если поставлю вас вместе еще хоть на одно дело.
Смотрю на начальника широко раскрытыми глазами. Я могла ожидать чего угодно, но только не этого. Пальцы крепче сжимают подлокотники.
Слова Старика для меня как удар под дых. С Ником мы напарники с самого выпуска из академии, уже восемь лет. Коллеги действительно зовут нас «Ник-Ник» – Николс и Николас, – потому что мы не разлей вода. И остаться без Ника – все равно что потерять руку. Правую.
– Валентайн считает, что ты не справишься с делом о Пандоре, – продолжает Маккален, немного сбавив обороты – увидел, что я впечатлена, и успокоился.
Неожиданно.
И немного обидно.
Ник так сказал? Ну я ему устрою…
– Справлюсь, – отрезаю.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Здесь не нужны долгие расшаркивания.
– И я так считаю. – Тон ровный, но потом вновь наливается злостью и звенит металлом. – Но это уже не первый раз, когда Валентайн срывается с цепи, стоит тебе оказаться в опасности.
– Мы просто дорожим друг другом, – отвечаю. Пожалуй, сейчас не лучший момент упоминать, что Ника никто не сажал на цепь, чтобы он мог с нее срываться. Да он и не собака.
– Вы просто два идиота! – Полковник с грохотом опускает ладонь на стол, так что лежащие на нем пишущие принадлежности взлетают в воздух. – Упертые бараны. – Снова ассоциации из животного ряда. – Говори сейчас, пока не поздно. Опасения Валентайна обоснованны? Мне заменить тебя им?
Позволить стереть себе память, отправиться неизвестно куда без прикрытия и поддержки, понадеявшись на то, что подкупленные люди сдержат слово и вколют мне в кровь меньшую дозу слайтекса, чем должны бы были… Да, страшно. Но страх не повод сдавать назад.
Не думаю, что шеф сомневается в моем ответе. Просто ему нужно услышать это от меня еще раз.
– Я справлюсь, – отвечаю твердо.
Старик переплетает пальцы на столешнице, опирается на нее локтями и подается вперед.
– Тогда не подведи меня, Николс.
– Не подведу, сэр, – киваю.
И думаю о том, что если и вправду справлюсь, то, возможно, шеф сменит гнев на милость и не станет разрушать наш сработавшийся тандем…
Сон-видение рассыпается миллионом серебристых осколков.
Сквозь закрытые веки пробивается яркий солнечный свет. Кажется, я проспала, но все равно не спешу вскакивать с постели.
Николас Валентайн и Эмбер Николс – теперь я знаю имена.
Ким, Мейси, полковник Маккален – Старик…
А еще эмблема – стилизованная буква «П». И пусть я пока не помню большую часть своего прошлого, мне прекрасно известно, чей это знак – Полиция. Серая форма вместо стандартной фиолетовой – какое-то спецподразделение? Голова гудит, но больше не дает ответов.
Значит, мне не показалось вчера – я оказалась на Птицеферме добровольно.
Зачем? Не для того ли, чтобы остановить подпольную деятельность тех, кто появляется по ночам из люка у реки? Вдруг все это связано?
Но два года, бог ты мой, два года!
«Ты все вспомнишь через пару дней…» Как бы не так. Пара дней растянулась на пару лет. Списали ли меня уже со счетов? Знают ли, что я еще жива?
Как я должна была связаться со своими? Какой дать знак? Как? Или у нас было обговорено место встречи?
Сажусь на кровати и стучу ладонью себе по лбу, сильно. Ничего – ответов нет.
Думай, думай. Думай, как тебя учили, когда готовили действовать и принимать решения в критических ситуациях. Думай как Эмбер Николс, а не как Гагара, думай.
Оперативник отправляется работать под прикрытием. Не важно зачем – отправляется, и все. А потом не подает условный знак или не появляется в назначенное время в назначенном месте. Неужели в этом случае нет плана «Б»?
Меня не могли просто взять и бросить. Верю, что попасть сюда не так просто, и, возможно, это заняло бы время, но не бросили бы. Ведь правда?
Или я просто очень хочу в это верить?
Однако если меня сочли погибшей, полиция не стала бы тратить ресурсы на то, чтобы вернуть мое тело…
А что, если?..
Мое сердце вдруг начинает стучать с бешеной скоростью.
Пересмешник так похож на Ника. Сразу обратил на меня внимание по прибытии. С первого дня стал что-то вынюхивать. Потом спас меня, выгородил перед Филином, возился со мной после порки. Позвал в разведку.
«Как ты меня назвала?» – спросил он, резко включив фонарь, чтобы увидеть мое лицо, когда я назвала его Ником.
А что, если это не просто сходство? Вдруг это правда? Спустя два года мой друг и напарник пришел за мной?
Одна часть моего сознания безумно верит в это и хватается за эту идею мертвой хваткой. Другая моя часть хочет дать подзатыльник первой. Потому что так не бывает, чудес не случается.
