— Неплохо, — признал мужчина, — впрочем, бабки–то у него есть; так что ничего удивительного.
Это был хрупкий на вид мужчина за тридцать, щегольски одетый, с блестящими черными волосами, воробьиной грудью и элегантной походкой. Взгляд у него был быстрый и живой, и пальцы его бегали по жакету дамы, когда он пропускал ее в магазин.
Женщина обернулась, чтобы прочесть вывеску. На прямоугольном щите из твердого дерева с выпиленными вручную узорами было написано краской:
МУЗЫКАЛЬНЫЙ УГОЛОК
Пайн–сгрит, 517. МА3—6041
Открыто с 9 до 17
Пластинки и звуковые системы на заказ
— Миленькая, — произнесла женщина, — вывеска, то есть.
Она была моложе своего спутника — увесистая, круглолицая блондинка в слаксах, с огромной кожаной сумкой на ремне через плечо.
За прилавком никого не было. Двое молодых людей изучали каталог пластинок и увлеченно полемизировали. Женщина не видела Джозефа Шиллинга, но каждая деталь интерьера напоминала ей о нем. Узор на застилающем весь пол ковровом покрытии был в его вкусе, и многие картины на стенах — репродукции современных художников — были ей знакомы. Вазочку с букетом диких калифорнийских ирисов, что стояла на прилавке, она сама вылепила и обожгла. Да и лежавшие за прилавком каталоги были обиты тканью, которую выбирала она.
Женщина села и принялась читать номер «Хай–фиделити», который нашла на столе. Мужчина не мог похвастаться подобной невозмутимостью — он стал расхаживать, рассматривать стеллажи с товаром, крутить вращающиеся круги с пластинками. Он вертел в руках картридж «Пикеринг»[103], когда знакомое шарканье привлекло его внимание. На лестнице, ведущей из подвального хранилища, со стопкой пластинок в руках появился Джозеф Шиллинг.
Бросив журнал, женщина подняла свое пышное тело, улыбнулась и двинулась навстречу Шиллингу. Мужчина пошел рядом.
— Привет, — пробормотал он.
Джозеф Шиллинг остановился. Очков на нем не было, и какое–то время он просто не мог разглядеть этих двоих. Он решил, что это клиенты; их одежда сообщала ему, что это люди достаточно зажиточные, вполне образованные и весьма эстетствующие. И тут он их узнал.
— Да, — произнес он голосом нестройным и недобрым, — вот уже и очередь… Удивительно, как быстро.
— Вот, значит, как тут, — сказала женщина, оглядываясь по сторонам. С лица ее не сходила напряженная улыбка — застывший оскал крупных зубов в обрамлении полных губ. — Просто прелесть! Как я рада, что ты, наконец, добился своего.
Шиллинг положил пластинки. Он был холоден. Интересно, а где Макс? Макса они боятся. Может, сидит и строит башню из спичек в кабинке коктейль–бара на углу.
— Расположение неплохое, — сказал он вслух.
Ее голубые глаза заплясали.
— Ты же мечтал об этом все эти годы. Помнишь, — обратилась она к своему спутнику, — как он все твердил про свой магазин? Магазин грампластинок, который он собирался открыть когда–нибудь, когда будут деньги.
— Вот, решил не дожидаться, — сказал Шиллинг.
— Дожидаться?
— Денег, — прозвучало это неубедительно; в этих играх он был не силен. — Я банкрот. Большая часть товара на реализации. Весь мой капитал пошел на ремонт.
— Ну, ты–то прорвешься, — сказала дама.
Из пиджачного кармана Шиллинг достал сигару. Прикуривая ее, он произнес:
— Сдается мне, что ты пополнела.
— Надо думать.
Женщина пыталась что–то вспомнить.
— Сколько уже лет прошло?
— Это было в сорок восьмом, — подсказал мужчина.
— Все мы не помолодели, — заявила дама.
Шиллинг удалился, чтобы обслужить покупателя — мужчину средних лет. Когда он вернулся, они были на прежнем месте. Не ушли. Впрочем, он не особенно на это рассчитывал.
— Ну что, Бет, — начал он, — что привело тебя сюда?
— Любопытство. Мы так давно тебя не видели… а когда прочитали в газете про твой магазин, то сказали: «Давай просто прыгнем в машину и доедем». Сказано — сделано.
— В какой газете?
— В «Сан–Франциско кроникл».
— Вы живете не в Сан–Франциско.
— Нам прислали вырезку, — туманно сказала она, — кое–кто знал, что нам будет интересно.
Он связался с этими людьми пять лет назад, и это, конечно, была ошибка. Он и руки бы им не подал, особенно теперь. Но они нашли его и его магазин: он попал как кур в ощип. И активы его были все на виду.
— Так вы из Вашингтона приехали? — спросил он. — От зимы бежите?
— Боже мой, — сказала Бет, — да мы уж много лет как не живем в Вашингтоне. Мы жили в Детройте, а потом переехали в Лос–Анджелес.
За мной двинули, подумал Шиллинг. Шли на запад, вынюхивая следы.
— Мы заезжали по дороге повидаться с тобой, когда ты жил в Солт–Лейк–Сити. Но у тебя была какая–то деловая встреча, а у нас не было времен и ждать.
— У тебя там было отличное местечко, — произнес мужчина, которого звали Кумбс. — Твое собственное?
— Частично.
— Но ведь это был не магазин, так? Такое здоровенное кирпичное здание? Больше похоже на склад.
— Оптовая торговля, — сказал Шиллинг. — Мы обслуживали несколько студий.
— И ты копил, чтобы открыть этот магазин? — недоверчиво уточнил Кумбс. — Там тебе было бы получше — какой уж бизнес в таком городишке.
— Вы, наверное, не видели утку, — сказал Шиллинг, — утку в парке. Она, конечно, пластинок не покупает, зато за ней занятно наблюдать. Вы–то чем теперь живете? Я имею в виду — зарабатываете.
— Да по–разному, — сказала Бет. — Я какое–то время преподавала — еще в Детройте.
— Фортепьяно?
— Ну конечно. На виолончели я уже много лет не играю. Перестала, когда познакомилась с тобой.
— Да, так и есть, — согласился Шиллинг, — в твоей квартире стоял инструмент, но ты к нему не прикасалась.
— Порвались две струны. К тому же я потеряла смычок.
— Кажется, был такой старый анекдот про виолончелисток, — сказал Шиллинг, — насчет их психологических мотивов.
— Да, — согласилась Бет, — жуткий анекдот, но мне он всегда казался смешным.
Шиллинг немного размяк, вспоминая:
— Психоанализ по Фрейду… в то время все им увлекались. А теперь он уже вышел из моды. Так о чем это я?
— О виолончелистках. Они, мол, подсознательно стремятся к тому, чтобы вставить себе между ног что–то большое, — засмеялась Бет. — Ты был очарователен. Нет, правда.
Сложно было представить, что когда–то он возжелал эту пышную даму, увез ее на выходные, добрался до ее удивительно ненасытного чрева, после чего более или менее невредимой вернул ее мужу. Только тогда она не была такой пышной; она была маленькой. Бет Кумбс была по–прежнему привлекательна — такая же гладкая кожа и, как всегда, ясные глаза. То был короткий, но пылкий роман, и он получил огромное удовольствие. Если бы только не последствия.
— Какие планы? — спросил он, обращаясь к обоим. — Прогуляетесь по городу?
Бет кивнула, а Кумбс сделал вид, что не слышал.
— Будет тебе, Кумбс, — не сдавался Шиллинг. — Давай начистоту. Ты ведь у нас божья птичка, которая не сеет и не жнет, верно?
Кумбс так и не расслышал, зато Бет весело рассмеялась:
— Как я рада снова слышать тебя, Джо. Я скучала по твоим шуточкам.
Поверженный, Шиллинг наконец сдался.
— Чего вам — кипу пластинок? Или кассовый аппарат? — Он сопроводил эго смиренным жестом, — берите, пожалуйста. — Хотите алмазные иголки из картриджей? Они по десять баксов за штуку идут.
— Очень смешно, — сказал Кумбс, — но мы здесь по вполне легальному делу.
— Ты по–прежнему занимаешься фотографией?
— То так, то эдак.
— Ты ж не людей сюда фотографировать приехал.
Выдержав паузу, Бет произнесла:
— Главным образом мы рассчитываем на уроки музыки.
— Ты хочешь здесь давать уроки?
— Мы подумали, — сказала Бет, — что ты мог бы нам помочь. Ты довольно неплохо устроился. У тебя магазин; наверняка уже и знакомства завелись среди людей, которые интересуются музыкой. Ты же нотами собираешься торговать?
— Нет, — сказал Шиллинг, — и работы для вас у меня тоже нет. Валять дурака я тут не имею права; у меня весьма ограниченный бюджет и более чем достаточно расходов.
— Ты можешь нас порекомендовать, — возбужденно затараторил Кумбс, — это тебе ничего не будет стоить. Приходят старушки, спрашивают учителя фортепьяно. А под Рождество что ты собираешься делать? Ты не справишься тут один; тебе понадобится помощь.
— Ты, конечно же, кого–нибудь наймешь, — настаивала Бет, — странно, что ты еще не сделал этого.
— Я не большой мастер нанимать.
— Думаешь, сможешь обойтись без помощников?
— Я же говорю — у меня не так много покупателей. И денег тоже, — Шиллинг неотрывно смотрел на ящики с пластинками, стоящие между витринами. — Я повешу возле кассы карточку с вашим именем и адресом. Если кому–то понадобится учитель фортепьяно — направлю к вам. Это все, что я могу для вас сделать.
