И она ушла. А Шиллинг остался стоять; она растворилась в потоке ранних покупателей.
Он вернулся в магазин. Плотники колотили что было сил. Визжал телефон. Пока его не было, появился Макс, который принес ему сэндвич с ветчиной и картонный стаканчик кофе (с одним кусочком сахара).
— Вот, пожалуйста, — сказал Макс, — ваш завтрак.
— Оставь себе! — зло огрызнулся Шиллинг.
Макс вспыхнул:
— Да что с вами такое?
Шиллинг копался в кармане пиджака в поисках новой сигары. Он заметил, что у него дрожат руки.
Глава 6
Насвистывая себе под нос, Дэвид Гордон припарковал фургон техподдержки компании «Ричмонд» и спрыгнул на мостовую. Волоча сломанный топливный насос, он с полными руками гаечных ключей зашел в здание заправки.
Мэри Энн Рейнольдс сидела на стуле. Но что–то явно было не так — она была слишком притихшей.
— Ты… — начал Гордон. — Что с тобой, дорогая?
По щеке девушки скатилась одинокая слеза. Утерев ее, она встала. Гордон подошел, чтоб обнять ее, но она отступила.
— Где ты был? — тихо спросила она. — Я здесь уже полчаса. Мне сказали, что ты вот–вот вернешься.
— Сломались там одни на «Бьюике». На старом Большом Медвежьем проезде. Что случилось?
— Я ходила искать работу. Сколько времени?
Он отыскал глазами стенные часы; когда его спрашивали, который час, он всегда находил их с трудом.
— Десять.
— Значит, прошел уже час. Я немного прогулялась, прежде чем идти сюда.
Он был совершенно сбит с толку.
— Что значит — ты ходила искать работу? А как же «Готовая мебель?»
— Прежде всего, — сказала Мэри Энн, — пять долларов не одолжишь? Я купила у Стейнера перчатки.
Он вынул деньги. Она взяла банкноту и положила ее в сумочку. Он заметил у нее лак на ногтях, и это было необычно. Да она вообще вся приоделась: дорогой на вид костюм, туфли на высоких каблуках, нейлоновые чулки.
— Сразу могла догадаться, — говорила она, — как только он впервые посмотрел на меня. Но пока он меня не тронул, я не была уверена. А когда убедилась, поскорее ушла оттуда.
— Объясни, — потребовал он. Ее мысли, как и ее занятия, были для него тайной.
— Он хотел со мной отношений, — с каменным лицом произнесла она, — для этого все и затевалось. Работа, магазин пластинок, объявление. «Молодая, привлекательная женщина».
— Кто?
— Хозяин магазина. Джозеф Шиллинг.
Дейв Гордон и раньше видел, как она расстраивается, и иногда ему даже удавалось ее успокоить. Но он не мог понять, в чем, собственно, дело; какой–то мужик к ней подкатил — ну и что? Да он сам раньше подкатывал.
— Может, он не имел в виду ничего такого, — сказал он, — ну, то есть, может, магазин — взаправду, но когда он тебя увидел… — он указал на нее, — да ты посмотри на себя — ты вся как куколка. Нарядная, накрашенная.
— Но он мужчина уже в возрасте, — настаивала она, — это неправильно!
— Почему? Он же мужчина, верно?
— Я–то думала, что ему можно доверять. От мужчины в возрасте такого не ожидаешь.
Она вынула сигареты, а он взял ее спички, чтоб дать ей прикурить.
— Ты только подумай — такой уважаемый человек, с деньгами, с образованием, приезжает в наш город, выбирает наш городок для таких вот затей.
— Не бери в голову, — сказал он, желая ей помочь, но не зная как, — с тобой–то все в порядке.
Она бессмысленно кружила по комнате.
— Меня прямо тошнит. Это так… возмутительно. Я так чертовски долго прихорашивалась. Да и магазин… — голос ее стих, — он такой красивый. А как он посмотрел на меня сначала. Он казался таким убедительным.
— Так всегда бывает. Тебе достаточно пройтись по улице, возле аптеки. Парни оглядываются, смотрят.
— Помнишь тот случай в автобусе? Мы еще в школе учились.
Он не помнил.
— Я… — начал он.
— Тебя там не было. Я сидела рядом с одним мужчиной, коммивояжером. Он со мной заговорил, это было отвратительно. Шепчет мне прямо в ухо, а весь автобус сидит, покачивается себе, как ни в чем не бывало. Домохозяюшки.
— Эй, — придумал Гордон, — я заканчиваю через полчаса. Давай доедем до «Фостерз фриз» и съедим по гамбургеру с шейком. Тебе полегчает.
— Да ради бога! — она была возмущена. — Да повзрослеешь ты, наконец? Ты уже не мальчик — ты взрослый мужчина. Ты о чем–нибудь еще, кроме молочных коктейлей, можешь подумать? Ты просто школьник, вот кто ты такой.
— Не кипятись, — пробормотал Гордон.
— Зачем ты якшаешься с этими гомиками?
— Какими гомиками?
— Тейтом и компанией.
— Они не гомики. Они просто хорошо одеваются.
Она выдула на него облако сигаретного дыма.
— Работа на заправке — это не для взрослого мужчины. Джейк, вот ты кто; просто еще один Джейк. Джейк да Дейв — близнецы–братья. Стань Джейком, если тебе так нравится. Будь Джейком, пока тебя в армию не загребут.
— Оставь свои разговоры про армию. Они и так мне в затылок дышат.
— Послужи — тебе не помешает, — сказала Мэри Энн и с беспокойством добавила: — Отвези меня в «Готовую мебель». Мне нужно вернуться на работу. Не могу я здесь рассиживаться.
— Ты уверена, что тебе обязательно возвращаться? Может, тебе лучше пойти домой и отдохнуть?
Глаза девушки зловеще сузились.
— Я должна вернуться. Это моя работа. Надо хоть иногда брать на себя какую–то ответственность. Ответственность — тебе известно такое слово?
По дороге Мэри Энн нечего было сказать. Она сидела очень прямо, крепко держала свою сумочку и неотрывно смотрела на деревенские пейзажи за окном. В подмышках у нее темнели влажные круги, издававшие запах розовой воды и мускуса. Она стерла почти весь макияж; белое лицо ее было лишено всякого выражения.
— Ты как–то странно выглядишь, — сказал Дейв Гордон. — Я серьезно.
Потом он с решительным видом произнес:
— Может, наконец скажешь мне, что с тобой происходит последнее время? Мы с тобой почти не видимся; у тебя всегда находятся какие–то отговорки. Похоже, ты меня ни в грош не ставишь.
— Вчера вечером я заходила к тебе домой.
— А когда я к тебе захожу, тебя никогда нет. И родители твои не знают, где ты. А кто знает?
— Я знаю, — коротко ответила Мэри Энн.
— Ты по–прежнему ходишь в этот бар? — В его голосе не было злости, только опасение, что она покинет его. — Я даже заходил туда, в этот «Королек». Сидел там и думал, может, ты появишься. Пару раз уже был.
Мэри Энн на минуту растрогалась.
— И что — появилась?
— Нет.
— Прости меня, — с тоской проговорила она, — может, скоро все это рассеется.
— Ты имеешь в виду работу?
— Да. Наверное. — Но она имела в виду куда большее. — Может, я уйду в монастырь, — вдруг сказала она.
— Как бы мне хотелось тебя понять. Как бы хотелось видеть тебя почаще. Мне бы хватило и этого. Я… ну, вроде как скучаю по тебе.
Мэри Энн самой хотелось бы скучать по Гордону. Но она не скучала.
— Можно тебе кое–что сказать? — спросил он.
— Валяй.
— Мне кажется, ты просто не хочешь за меня замуж.
— Почему? — спросила Мэри Энн, повышая голос. — Зачем ты говоришь такое? Боже мой, Гордон, да откуда у тебя такие мысли? Ты, должно быть, спятил; да тебе к психоаналитику пора. Ты просто невротик. Ты в плохой форме, детка.
— Не смейся надо мной, — обиженно произнес Гордон.
Ей стало стыдно.
— Прости меня, Гордон.
— И бога ради, неужели обязательно звать меня Гордон? Меня зовут Дейв. Все зовут меня Гордон — но хоть ты могла бы называть меня Дейв.
— Прости меня, Дэвид, — сказала она с раскаянием. — Я на самом деле не хотела над тобой смеяться. Это все та жуткая история.
— А если б мы поженились, — спросил Гордон, — ты бы ушла с работы?
— Я об этом еще не думала.
— Я бы хотел, чтоб ты осталась дома.
— Почему?
— Ну, — начал Гордон, извиваясь от смущения, — если б у нас были дети, тебе пришлось бы о них заботиться.
— Дети, — произнесла Мэри Энн. Такое странное чувство. Ее дети: это была новая мысль.
— Тебе нравятся дети? — с надеждой спросил Гордон.
— Мне нравишься ты.
— Я говорю о настоящих маленьких детях.
— Да, — решила она, подумав. — Почему бы и нет? Было бы здорово.
Она задумалась.
— Я бы сидела дома… маленький мальчик и маленькая девочка. Только не один ребенок; как минимум два, а то и больше. — Она коротко улыбнулась. — Чтоб им не было одиноко. Единственному ребенку всегда одиноко… без друзей.
— Ты всегда была одинокой.
— Я–то? Да, наверно.
— Я помню тебя в старших классах, — сказал Дейв Гордон. — Ты всегда была сама по себе… никогда не видел тебя в компании. Ты была такая красивая; помню, я наблюдал за тобой во время обеда, как ты сидела всегда одна с бутылкой молока и сэндвичем. И знаешь, что мне хотелось сделать? Хотелось подойти и поцеловать тебя. Но я тебя еще не знал.