1920
Оклики
Четвертый октябрь
Окликаю Коршуна в пустыне:– Что летишь, озлоблен и несмел? —«Кончен пир мой! более не стынетТруп за трупом там, где бой гремел!»
Окликаю Волка, что поводитСумрачно зрачками: – Что уныл? —«Нет мне места на пустом заводе;Утром колокол на нем звонил».
Окликаю Ветер: – Почему тыВой ведешь на сумрачных ладах? —«Больше мне нельзя в годину смутыРаздувать пожары в городах!»
Окликаю Зиму: – Эй, старуха!Что твоя повисла голова? —«Плохо мне! Прикончена разруха,Всюду мне в лицо трещат дрова».
Чу! гудок фабричный! Чу! взываютСвистом, пролетая, поезда.Красные знамена обвиваютРусь былую, словно пояса.
Что грозило, выло и рычало,Все притихло, чуя пятый год.Люди, люди! Это лишь начало,Октября четвертого приход!
Из войны, из распрь и потрясенийВсе мы вышли к бодрому труду;Мы куем, справляя срок весенний,Новой жизни новую руду.
Кто трудился, всяк на праздник прошен!Путь вперед – роскошен и широк.Это – зов, что в глубь столетий брошен,Это – наше право, это – рок!
25—30 октября 1921
Советская Москва
Все ж, наклонясь над пропастью,В века заглянув, ты, учитель,Не замрешь ли с возвышенной робостью,И сердце не полней застучит ли?
Столетья слепят Фермопилами,Зеркалами жгут Архимеда,Восстают, хохоча, над стропиламиNotre-Dame безымянной химерой;
То чернеют ужасом Дантовым,То Ариэлевой дрожат паутиной,То стоят столбом адамантовым,Где в огне Революции – гильотина.
Но глаза отврати: не заметить лиТебе – тот же блеск, здесь и ныне?Века свой бег не замедлили,Над светами светы иные.
Если люди в бессменном плаваньи,Им нужен маяк на мачте!Москва вторично в пламени, —Свет от англичан до команчей!
13 ноября 1921
Просверк
Сеет Хронос
Нет, не струны, нет, не трубы,Мой напев над морем вейте!Закрываю тихо ставни,Подношу покорно губыК золотой забытой флейте;Властвуй в темной тишине,Старомодный, стародавнийОтзвук, милый только мне!
Пой из тьмы тысячелетней,Из лесов аркадских басен,Где к маслинам никли фиги,Пой безвольней, безответней,Но, как прежде, мудр и страстен,Зовов нежных не тая, —Здесь, где внемлют только книги,Только тени, только я.
Где я? может быть, в преданьи,В лунной трели менестрелей,В песне призрачной Шопена, —Но в сверканьи, но в рыданьиВоды Геллы прогремели,Обращая в нектар кровь;Сеет Хронос алой пеной,Чтоб земле всплыла Любовь.
28 февраля 1921
Зачем?
Зачем? Разве я знаю?Не нами, давно суждено:Поля опалять мистралю,Якорю падать на дно.
Гольфштрему, может быть, хочетсяМедлить в огне Гаити,Но должен Малыдтремом корчитьсяНа холодном норвежском граните.
На эти глаза обманныеСтигматы губ наложить,Это – играет ветер туманами,Это – травами ночь ворожит.
Если двое в невольной неге мыУгадываем шепоты срока,Это – солнца Виктории-регииДрожат в синеве Ориноко.
Зачем? Кто нам ответит?Словами любви не лги!Сквозь эфир скользящей планетеНепонятны ее круги.
10 февраля 1921
Над сном надежд
Над сном надежд, что стаи птичьи, рея,Кружат года, крик ястребиный зол;Но дни, все дни взмывают, не старея, —Вот – коршун, голубь, стрепет, стриж, орел!
Взлетайте! мчитесь! я, ловец бывалый,Стрел, смерть поющих, не извел колчан.Люблю сбивать с лазури в сумрак алыйВас, бьющихся от боли острых ран!
Свой путь вершу меж круч, сквозь кольца веток,Где в мгле никем не стоптана трава,Но гибок лук, мой взор, как прежде, меток:Всем зовам с выси вторит тетива!
Как весело за зелень летних тенейСтрела бежит, пронзая лист, легка!День торжества, день жутких поражений —Равно милы, – добыча в сеть стрелка.
Скорбь, радость, ужас, падайте со стономВ гроб скал бесстрастных иль у горних струй,И ты! ты! быстрый день, когда дано намВновь ведать в жизни первый поцелуй!
3 февраля 1921
Инкогнито
Порой Любовь проходит инкогнито,В платье простом и немного старомодном.Тогда ее не узнает никто,С ней болтают небрежно и слишком свободно.
Это часто случается на весеннем бульваре, иУ знакомых в гостиной, и в фойе театральном;Иногда она сидит в деловой канцелярии,Как машинистка, пишет, улыбаясь печально.
Но у нее на теле, сквозь ткани незримый нам,Пояс соблазнов, ею не забытый.Не будем придирчивы к былым именам, —Все же часто сидим мы пред лицом Афродиты.
А маленький мальчик, что в детской ревностиПоблизости вертится, это – проказливый Амор.Колчан и лук у него за спиной, как в древности;Через стол он прицелится, опираясь на мрамор.
Что мы почувствуем? Укол, ощутимый чуть,В сердце. Подумаем: признак энкардита.Не догадаемся, домой уходя, мы ничуть,Что смеется у нас за спиной Афродита.
Но если ты сразу разгадаешь инкогнито,По тайным признакам поймешь, где богиня, —В праведном ужасе будь тверд, не дрогни, не тоСтрела отравленная есть у ее сына.
12 марта 1921
Искра
Вино ли пенится,Вокалом схвачено, —Солнечный сок?Мяч ля лаун-теннисаОт удара удачногоВзвихрил песок?
Сам ли я искра лишьЯростной хмельности,Что глуби зажгла?Миг! Это ты крылишьРоковой мельницыВсе четыре крыла!
Явь или призрачность —Губ этих сдавленность,Дрожь этих плеч?Тысячно-тысячныйПоцелуй отравленный,Твердый, как меч?
Кружатся, кружатсяМельничные лопасти,Вихри взносит ввысь.В привычности ужасаНад небесной пропастьюБогомольно клонись!
7 февраля 1921
Звено в цепь
И в наших городах, в этой каменной бойне,Где взмахи рубля острей томагавка,Где музыка скорби лишена гармоний,Где величава лишь смерть, а жизнь – только ставка;
Как и в пышных пустынях баснословных Аравии,Где царица Савская шла ласкать Соломона, —О мираже случайностей мы мечтать не вправе;Все звенья в цепь, по мировым законам.
Нам только кажется, что мы выбираем;Нет, мы все – листья в бездушном ветре!Но иногда называем мы минуты – раем,Так оценим подарок, пусть их всего две-три!
Если с тобой мы встретились зачем-то и как-то,То потому, что оба увлекаемы вдаль мы;Жизнь должна быть причудлива, как причудливкактус;Жизнь должна быть прекрасна, как прекрасны пальмы.
И если наши губы отравлены в поцелуе,Хотя и пытаешься ты порой противоречить, —Это потому, что когда-то у стен ВетилуиДва ассирийских солдата играли в чет и нечет.
4 марта 1921
Тень света
Вскрою двери
Вскрою двери ржавые столетий,Вслед за Данте семь кругов пройду,В зыбь земных сказаний кину сети,Воззову сонм призраков к суду!
Встаньте, вызову волхва послушны,Взоры с ужасом вперяя в свет,Вы, чья плоть давно – обман воздушный,Вы, кому в бесстрастье – схода нет!
Встань, Элисса, с раной серповидной!Встань, Царица, на груди с ехидной!Встань, Изотта, меч не уклоняя!Встань, Франческа, ей сестра родная!
Встань, Джульетта, пряча склянку с ядом!Встань с ней, Гретхен, руки в узах, рядом!Встаньте все, кто жизнь вливал в последнийПоцелуй, чтоб смерть сразить победней!
Вас не раз я оживлял сквозь слово,Как Улисс, поил вас кровью строф!Встаньте вкруг, творите суд сурово, —Здесь на сцене дрожь моих висков!
Мне ответьте, судьи тьмы, не так лиПарид вел Елену в Илион,Бил не тот же ль сердца стук в Геракле,В час, когда встречал Иолу он!
2 мая 1921
Этот вскрик
Что во сне счастливом этот вскрик подавленный,Этот миг, где сужен вздох до стона, что?Древний перл, приливом на песке оставленный,С мели, чьих жемчужин не сбирал никто.
Вечность бьет мгновенье гулкими прибоями,Вихрь тысячелетий роет наши дни.В чем нам утешение плакать над героями,В темных книгах метить прежние огни?
Свет наш – отблеск бледный радуг над потопами,Наши страсти – пепел отгоревших лет.Давит панцирь медный в стенах, что циклопамиСложены; мы – в склепе, выхода нам нет!
Если дерзко кинем в глубь холодной млечностиКрик, что не был светел в буйстве всех веков, —Как нам знать, что в синем море бесконечностиНа иной планете не звенел тот зов!
11 апреля – 7 мая 1921
