самое асимметричное существо, которое Нона встречала за свою короткую жизнь. Послышалась лающая команда, и кости решетки раздвинулись, изогнувшись так, как никогда не изогнулись бы металлические прутья, обнажая внешний слой кости. Теперь Нона видела человека ясно. Ее лицо покрывали шрамы, до которых Табаско доросла бы годам к восьмидесяти-двумстам. Оно походило на свечу, которая горела несколько часов. Из этих наплывов плоти выглядывали зоркие надменные глаза.
Одна из ее ног ей не принадлежала (Нона заметила, как забавно она двигалась в бедре), но держалась женщина так же прямо и гордо, как Корона. В руках она держала копье черного металла длиной с нее саму. Наконечник ярко блестел на свету. Нона никак не могла отвести от него взгляд, у нее почему-то вспотели ладони и снова зачесалась шея.
Женщина рявкнула:
– Сенешалю нужна помощь. Ася, брат Климент, быстрее!
– Ты дура и сука и у тебя мозги протухли, Агламена. Лично я бы перед собой дверь не открыл, вдруг со мной что-то не так.
– Верно. Поставьте кого-нибудь с копьем на расстояние вытянутой руки и добейте его, если что-то случится. – И добавила себе под нос: – А если не случится, то тем более добейте.
– Да, маршал, – сказал один из людей в мантиях.
– Так точно, капитан Агламена, – сказал другой, в ржавых доспехах поверх мантии.
Крукс набросился на них так же, как на Пола, но, по крайней мере, Пола он больше не трогал.
– Канаса и Давит, – прорычал он, – покинули свой пост. Они попали в плен или сбежали, ушли другим путем, может быть, заблокированным, или…
– Успокойся. Сестра Канаса и дьякон Давит не из тех, кто покидает пост, – возразила старая солдатка, – я пошлю людей посмотреть. Здесь мы в безопасности, так что брось свои бредни, а то молодежь подумает, что ты совсем с ума сошел. Тайны и заговоры на каждом углу мерещатся.
– Овца, ведьма, сука старая, – разорялся Крукс, пока при помощи Пола протискивался в арку. Старая солдатка, которую звали Агламеной, с грустью посмотрела ему вслед.
– Для этого он уже слишком стар, – тихо сказала она, но затем встряхнулась. Критически оглядела Пирру, скользнула взглядом по Ноне, посмотрела на принцессу и снова вернулась к Ноне.
– Никогда раньше не видела столько монашек, – заметила принцесса-труп, которая явно была не в восторге от этого.
– Сестра Берта, подержи-ка, – велела Агламена и передала пику довольно мрачной девушке, которая выглядела не старше Чести. Берта едва смогла удержать эту штуку, и кто-то подошел ей помочь. Тогда старуха сказала:
– Девятый дом приветствует свою Святую Преподобную дочь.
К полнейшему ужасу Ноны, Агламена опустилась на единственное родное колено. За ней начали падать на пол старики в мантиях, люди средних лет в мантиях, молодые в мантиях – по одному, потом по двое, потом по трое, глядя на своих товарищей. Только несчастная сестра Берта так и осталась стоять с пикой, да еще тот, кто ей помогал. По темному залу пробежал шепот:
– Преподобная дочь, Преподобная дочь, Святая дочь.
Ужас Ноны только усилился, когда она поняла, что они обращаются не к Кирионе Гайе, а к ней самой. Агламена поднялась на ноги – это заняло довольно много времени, но она одним взглядом отгоняла тех, кто пытался ей помочь, а потом затопала вперед, в пятно света, которое отбрасывал фонарь принцессы. Она протянула руку и коснулась щеки принцессы – и обе отшатнулись друг от друга.
Кириона Гайя опомнилась первой.
– Ты всегда говорила, что я вернусь в гробу, Агламена, – весело сказала она.
– Они тебя убили, – сказала Агламена.
– Случайное преступление, – пояснила принцесса, – не говори Круксу, я совершенно и абсолютно не намерена доставлять ему такую радость.
Агламена толкнула ее прямо в грудь рукой в перчатке. Кириона немного пошатнулась и прохрипела:
– Не надо, там когда-то было мое сердце. – Но взгляд старого солдата уже упал на Нону.
Нона съежилась в объятиях Пирры, потому что лицо у Агламены было такое же неприятное, как у Камиллы, когда она ловила ее за выплевыванием пережеванной еды в цветочный горшок или еще куда. Она читала этого старого разъяренного воина как книгу: женщина была очень, очень сердита и винила ее. Кириона Гайя тоже могла ее прочитать, потому что она вклинилась между ними и холодно сказала:
– Это не она, капитан, это только ее тело.
Через плечо принцессы Агламена долго и подозрительно изучала Нону, потом вздохнула, развернулась и сказала:
– Все внутрь. Немедленно. Закрывайте ворота, – велела она людям в мантиях.
Все еще стоя спиной к своим людям, она добавила:
– Нав, будь уверена, я бы избила тебя до полусмерти, если бы не эта ужасная осада. Я не знаю, почему ты здесь, я не знаю, зачем ты вернулась, но если у нас еще будет время и Девятый дом будет существовать, я задам очень много вопросов. А пока только дай мне информацию, которая может мне пригодиться.
– Нам нужно пройти к камню, – сказала Пирра.
Агламена посмотрела на нее, но Пирра, как обычно, осталась совершенно равнодушной к враждебному взгляду глаз-буравчиков.
– Итак, в разгар самой страшной чрезвычайной ситуации, с которой когда-либо сталкивался мой Дом, – медленно произнесла Агламена, – вы требуете, чтобы я пропустила незнакомцев к главной нашей святыне.
– Да. По праву ликтора, – ответила Пирра.
Лицо Агламены осветилось тем, что точно не было надеждой, но явно обитало в одной комнате с ней – ну или, по крайней мере, в одном здании. Она снова взглянула на Пирру, Пирру в обычной куртке, обычной одежде, с обычным оружием и необычной щетиной на подбородке.
– Ваша светлость… – сказала она с сомнением.
– Право ликтора, сказала я. Не искусство ликтора, капитан…
– Маршал, – поправила Агламена, – но до отставки я была капитаном.
– Территориальные формирования?
– Ударная группа, за грехи мои.
– Для щегла ты выглядишь слишком разумной, – сказала Пирра как можно обаятельнее, и старая солдатка издала звук, бывший в близком родстве со смехом.
– С детства этого слова не слышала. – А потом Агламена ощетинилась, как будто расслабилась слишком сильно: – Ты можешь нас спасти или нет?
– Возможно, если ты пропустишь нас к камню.
– Но где Преподобная дочь, которую мы считаем святой и ликтором? Зачем вам Гробница?
В голосе Пирры уже не было улыбки, она говорила примерно как Ценой страданий по рации.
– Капитан, возможно, ты меня поймешь, если я скажу, что это дело императорской разведки.
Но это лишь снова рассмешило Агламену – на этот раз смех был горький.
– Ну уж нет, не надо мне тут про разведку, юная ты дура. В Девятом доме бюро не любят. Когда они приходили к нам последний раз, тридцать лет назад, мы выкинули их в одиннадцати часах
