моему некроманту. А любовь – это симпатия, которую забыли пригласить в гости.
Она наклонилась и взъерошила короткие волосы Ноны. Нона чувствовала, как бьется ее чужое сердце.
– Но ты не подарила мне подарок на шесть месяцев, – жалобно прошептала она, – ни вечеринки на пляже не было, ни торта, ни собак.
– Дорогая, я, конечно, купила тебе подарок на день рождения, – возразила Пирра, – утром перед тем выступлением. Я купила тебе новую футболку, дорогую, не такую, какие разлезаются при стирке. Я спрятала ее в шкафчике под раковиной.
Нона вздохнула.
– Расскажи мне о ней, – прошептала она, – опиши подробно.
– Э-э, – сказала Пирра и взглянула на Пола, – я, конечно, не согласовала ее с начальством, но там были усы… вроде как мультяшные, и буквы под ними. Слушай, это надо видеть, я не уверена, что могу описать…
– Пирра. Я хочу знать, что там было написано.
Пирра старалась не смотреть на Пола.
– Там было про пропуск в трусики, – наконец сказала Пирра, – у нас не было денег.
Потрясенная, Нона заплакала.
Пол заметил:
– Паламед бы не позволил ей выйти в этом из дома. А Камилла не позволила бы носить это в доме.
– А ты?
– Как хочет, – ответил Пол.
– Это был бы лучший в мире подарок, если бы не платок, – еле выдавила Нона. – Я собираюсь вернуться и забрать его. Я запомню. Заставлю себя вспомнить. Я собираюсь носить эту футболку постоянно, дома и на улице, и так вы меня узнаете. Я ухожу не навсегда. А теперь я готова. Я готова. Пойдем.
32
Агламена ждала их у маленькой неприметной двери из зала. Пол поддерживал ужасного старика – тот предъявил свои права как сенешаль, – а принцесса-труп бродила у двери. Пирра завернула Нону в большой черный плащ, который был гораздо теплее, чем казался, но пах старостью, как и весь зал, – пылью, затхлостью, плесенью. Впрочем, Нона обнаружила, что теперь ей надо приложить сознательные усилия, чтобы почувствовать запах. Примерно так ноги соскальзывают с педалей велосипеда. Агламена, высоко держа фонарь, повела их по длинному извилистому коридору. Она постоянно поворачивала туда-сюда, пока наконец не остановилась у последней двери. Она погасила фонарь, и все погрузилось в глухую черную ледяную тьму.
– Мы пойдем вслепую? – спросила Пирра.
– Здесь не светят ни электричество, ни свечи, – каркнул старик, – нет света, кроме того, что дан нам. Не перед камнем и Гробницей. В это место нельзя никому из нас, кроме Дочери и ее рыцаря.
Нона ничего не могла разглядеть в темноте, но голос принцессы-трупа было ни с чем не спутать:
– У Преподобной дочери нет живого рыцаря.
Раздался металлический скрежет. Дверь открылась, и Нону перенесли через порог в гулкую пустоту. Воздух изменился, став холодным, как лед, черным и синим, как краска. Под ногами громко хлюпало.
Зажегся свет – огромный высокий яркий фонарь. Они стояли в гигантском зале, в пещере-соборе, и большой круглый холодный камень закрывал вход в туннель в дальнем конце – камень размером с небольшой автомобиль и весом в несколько автомобилей. А около камня – с фонарем около ботинка – стояла Корона.
Но глаза Ноны обманула игра света. Это была не Корона, а кто-то ростом с Корону, с лицом Короны, но таким, как будто кто-то постирал ее в слишком горячей воде и смыл все краски. Кто-то худой, без приятных выпуклостей Короны, жалкий и бледный. С рукой из металлически блестящих костей, движущихся костей, в костлявых золотых пальцах тлел крошечный оранжевый огонек. Нона поняла, что это действительно ее рука и что это настоящая сигарета. Пирра дернулась вперед, и тут же снова послышалось хлюпанье: они шли по мягкой, вязкой желтой массе, похожей на маргарин, но прозрачнее. И Пирра застряла. Пол застрял всерьез, и Крукс вместе, и Агламена, и принцесса-труп.
– Как ты попала сюда раньше меня? – спросила она.
– Я попала сюда после тебя, – ответила девушка голосом Короны – серебристым, музыкальным, нежным, вот только совсем неприятным, – просто искала следы Бога и скользила сюда. Очень легко. Это место похоже на неоновую вывеску с надписью: «Джон Гай был здесь». Боюсь, я вынуждена разрушить ваши планы. Не двигайся, пожалуйста, Секстус. Гект… Гектус? – предположила она шелковым голосом.
Пол сдвинулся, чтобы поддержать жуткого старика, желтая масса крепко удерживала его лодыжки.
– Я пока не знаю, кто ты, но ты знаешь, кто я, так что оставайся на месте, Секстус.
– Это Пол, – сказал Пол.
– Уважаю, но восхититься не могу. – Девушка глубоко затянулась.
– А что это такое интересное у нас под ногами, Тридентариус? – спросил Пол.
– Животный жир и слизистая оболочка, – скромно сказала Не-Корона, – мой собственный рецепт.
– Господи, блин, Ианта, – сказала принцесса-труп.
Свободной от желтой массы оставалась только Нона, которую несли, но поле перед ними тянулось довольно далеко. Нона, которая не была уверена, что вообще может ходить, пожалуй, сделала бы один шаг, прежде чем прилипнуть и упасть. Пирра пересадила Нону на другое бедро – бледное зеркально лицо обратилось к ним – и спросила:
– Тебя послал Джон?
Человек – Ианта, настоящая Ианта Набериус, в конце концов, а не труп с прекрасным подбородком и идеальной прической, – направился к ним, освещенный сзади электрическим светом. Вблизи оказалось, что у нее кожа как у Чести, если бы Чести посадили в пещеру на миллион лет. Или как у Лапши, если раздвинуть свалявшийся мех на затылке.
– Кто ты на самом деле? – спросила она с искренним любопытством. – Ты убедила меня, что ты – Святой долга с некоторыми недостающими элементами… я не обращала внимания.
– Его догнал номер Седьмой. Я – останки его рыцаря. Пирра Две.
– Это… происходит со всеми?
– Нет.
– Уф, – сказала Ианта, – нет. Иоанн Гай этого не делал.
Она остановилась перед Кирионой Гайей, и они уставились друг на друга ровными холодными взглядами, держа руки на рукоятках рапир, висевших на бедре. Ианта Набериус тоже носила при себе рапиру – на поясе, украшенном драгоценными камнями, стягивавшем красивые кожаные бриджи под пергаментного цвета рубашкой, на которую было наброшено нечто из мягчайшего на вид белого материала. Как будто радугу положили в холодильник, а затем соткали из нее ткань. Она лежала на плечах Ианты Набериус, как туман. Это было невероятно красиво. Она стояла перед трупом принцессы и выглядела ненамного более живой, чем Кириона.
Пирра тихо сказал:
– Не делай глупостей, детка.
– Поздновато меня воспитывать.
Ианта, не обращая внимания на эту беседу, просто сказала:
– Принцесса Кириона Гайя.
– Принцесса Ианта Набериус, – сказала ее противница, – и не кури ты здесь, мать твою.
– Привычка мерзкая, – призналась другая принцесса, – но не думала, что тебе есть до
