– Ни черта мы не нашли! – с чувством отвечает напарник. Мой напарник, а не Мейси Плун. – Вообще ничего. Везде, куда бы ни сунулись, упирались лбом в стену. Ну и подумали: если мы не можем никого подкупить, то стоит попытаться ввести в их систему изначально своих людей. Только проблема в том, что если верные нам люди придут со стороны, чтобы устроиться в одну из структур обеспечения тюрьмы, то доверять им и подпускать близко к планете начнут не скоро. Испытательный срок, выслуга лет…
– Двух лет, – поддакиваю мрачно.
– Двух лет, – со вздохом соглашается Ник; бросает на меня виноватый взгляд. – Эм, я думал, что свихнусь за это время.
– Могу себе представить. – Сколько раз за эти месяцы я думала, что сойду с ума?
Напарник некоторое время молчит, будто ожидая, что я скажу что-нибудь еще. Но у меня нет слов: ни утешений, ни обвинений. Внутри становится пусто и горько.
– Только в этом году звезды наконец сошлись, – снова заговаривает Ник, поняв, что я не собираюсь делиться тем, о чем сейчас думаю. – Один из наших людей получил место в Распределительном центре тюрьмы, другой – непосредственно в конвое. Появилась возможность отправить кого-то на Пандору, обойдя обработку слайтексом. Старик пытался мне запретить, настаивал на том, что я слишком заинтересован и потому буду необъективен. Хотел послать Дага.
– Дага? – все же приходится заговорить. Хмурюсь. – Не помню Дага.
– Видимо, он тебя не бесил, – шутит Ник.
Пожимаю плечами. В моих воспоминаниях нет никакого Дага, будто его никогда не существовало.
– Но ты, я так понимаю, был настойчив? – подталкиваю напарника продолжать. Память молчит, и продолжать мучить ее дальше – только заработать головную боль.
– О да. – В голосе Ника слышится самодовольство. – Пара скандалов и штук пять угроз увольнением – и Старик сдался, признал-таки, что лучше меня никто не владеет информацией. Я ведь варился в этом дерьме с самого начала. Ну и дал добро.
Скорее, дал путевку в ад.
Вздыхаю.
– И так ты оказался здесь…
– И так я оказался здесь, – соглашается. Переводит взгляд на наши переплетенные пальцы. Тоже смотрю на них. Это так… непривычно. Тем не менее желания отдернуть руку не возникает. – У меня глаза на лоб полезли, когда я увидел тебя там, у холма, – продолжает напарник. – Подумал еще, что, может, все просто пошло не по плану и тебе не удалось с нами связаться. А ты встретила меня совершенно неузнавающим взглядом. Ну а дальше ты знаешь.
– И тогда ты принялся меня защищать, не сознаваясь, кто ты на самом деле, – подытоживаю.
Ник кривится.
– Так себе защищал. Чертов каменный век. Эти розги…
Качаю головой. Спина уже зажила, и воспоминание о том наказании теперь всего лишь воспоминание, не вызывающее эмоций.
– Ты не мог вмешаться.
– Ну, на это и у меня хватило мозгов. Стоял и любовался, как тебя высекли, будто в Средние века. Хорошо хоть Сова подкинула идею, как отмазать тебя от обвинения в убийстве. Я-то на второй день пребывания здесь не особо разбирался в местных законах.
– Сова? Так она сама к тебе пришла? – удивляюсь.
– Ну, я пошатался по округе, порасспрашивал. Она единственная, кто не желал тебе смерти.
– И ты что же, прямо попросил помощи?
– Взял и попросил.
Что ж, Ник всегда разбирался в людях лучше меня. А я так долго считала, что Сова терпеть меня не может…
– Она только сказала, – весело продолжает напарник, – что у меня дурной вкус и ты проблемная, мол, нашел в кого втрескаться. А я согласился.
– С тем, что у тебя дурной вкус? – уточняю.
– С тем, что втрескался.
Он сейчас о том, что ответил Сове, не так ли?
Ник замолкает, просто сидит и продолжает поглаживать мою ладонь. Удивительно, но у меня не возникает желания отнять у него свою руку.
Задерживаюсь взглядом на его пальцах, вспоминаю.
– Помнишь, я как-то попросила тебя показать мне руки за столом?
– Угу. Первое, что я подумал, что ты ищешь отпечаток от обручального кольца.
– Чего? – На этот раз все же высвобождаю кисть и отстраняюсь для того, чтобы посмотреть собеседнику в лицо прямо, а не сбоку и снизу.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– А что? – Ник пожимает плечом, делает невинные глаза. – Я же видел, что, несмотря на то что ты меня не помнишь, я тебе нравлюсь.
Прикрываю глаза, качаю головой.
– Ник, ты балбес. – Эти слова сами ложатся на язык. Фраза, которую я повторяла по отношению к своему напарнику и лучшему другу годами, – наша фраза.
Улыбка, вспыхнувшая на его губах, ярче любого местного фонаря.
– Янтарная, ты даже не представляешь, как я рад слышать это из твоих уст.
– Балбес, – повторяю, тоже не сдержав улыбку. Ну кто еще радуется, когда его обзывают?
– Так что ты тогда искала? – любопытствует Ник.
– Шрамы.
Во взгляде напарника непонимание.
– Какие еще шрамы? Я тут вроде первым обзавелся, – касается пальцем неумело зашитого мною рассеченного кончика брови у виска.
– Я видела в воспоминаниях, как ты сильно обжег руку, – признаюсь, отводя глаза. Действительно глупо. – И отчего-то решила, что у тебя остались шрамы. Я тогда только-только начала подозревать, что ты – это ты.
– И решила, что я не я, только потому, что у меня нет шрамов? – так мягко, почти ласково, как с малолетней дурочкой. Одариваю его тяжелым взглядом. – Ладно-ладно, – приподнимает ладони, будто защищаясь. – Но ты же понимаешь, что при современном уровне медицины шрамы сводятся в два счета?
– Я, может, отвыкла от современной медицины, – ворчу и ежусь. К ночи снова похолодало.
– Не мерзни. – Ник тут же замечает мое движение и разводит в сторону руки, раскрывая объятия. – Иди ко мне.
Я упрямо качаю головой. Довольно. Хватит с меня на сегодня. Я и так чувствую себя слишком уязвимой рядом с этим человеком.
– Хм. Ладно. – У Ника хватает такта, чтобы не настаивать. – А шрамов у меня тогда не осталось. Тамара все залечила. Ты же меня к ней и оттащила. Не помнишь?
– Нет, – отвечаю глухо. – И Тамары никакой не помню. – Моя память продолжает быть крайне избирательной и явно выбрала своим любимчиком одного Ника Валентайна.
– Вспомнишь. – Похоже, у напарника уверенности в восстановлении моей памяти больше, чем у меня. – А тут дело и вправду нечисто. Надо копать и поскорее сваливать отсюда.
Вздрагиваю, напрягаюсь.
– Ты чего? – Ник мгновенно замечает перемену во мне.
– Отсюда правда можно выбраться? – щурюсь, вглядываясь в его лицо.
– По идее да. – Напарник не спешит меня обнадеживать и тщательно подбирает слова. – Но и ты должна была вернуться через неделю-другую. Так что не загадываем и попробуем.
Оптимистично, но в то же время без бравады. Скажи он мне сейчас: «Да, Янтарная, без проблем, собирайся!» – я бы не поверила.
– Ты правда прилетел сюда за мной? – спрашиваю прямо.
И Ник так же прямо отвечает:
– Нет.
Вопросительно приподнимаю брови, и он поясняет:
– Официально – нет. Ты числишься без вести пропавшей, и твое дело давно похоронено в архивах. Я здесь для расследования того, что происходит на Пандоре.
Вот оно что.
– Спасибо за честность, – бормочу.
Так лучше. Правда всегда лучше. Однако услышать, что тебя давно списали со счетов, все равно неприятно.
– Эм, – Ник заглядывает мне в глаза, – ты все еще считаешь меня предателем?
Молчу. Как странно: я его плохо помню, но четко чувствую, что скучала.
– Янтарная?
Передергиваю плечами. Поднимаюсь с пола, встаю в полный рост.
Снизу раздается нервный смешок.
– По закону жанра ты сейчас должна достать из трусиков нож и метнуть его мне между глаз. А потом подойти, вытереть лезвие обо что-нибудь, что попадется под руку, и каменным голосом ответить уже моему хладному трупу: «Да, считаю».
Отличная версия. Драматическая.
Морщусь.
– На мне нет трусиков, – напоминаю язвительно.
– Ага, помню, – отмахивается напарник. – Ты не ответила.
Ник не встает, по-прежнему остается на полу, позволяя мне возвышаться над ним.
