как к сыну. Это же меняет дело. Женщина-милиционер — прежде всего женщина. Тебе легче набрать аргументы для его вызволения, чем ему. Ты можешь с его гонителями спорить на равных.
— Да мне, собственно, не о чем с ними спорить. Я считаю, что там ему самое место. Я — позитивист. Государство — единственный источник права. Пытаться влиять на него извне значит жить вне своего времени, вне истории. А это — шизофрения, которая требует «социально-хирургического» вмешательства. И родственные отношения тут не при чем. Женщина-милиционер — прежде всего, милиционер.
— А как это уживается с профессиональным долгом?
— Никакого конфликта. Сейчас я покажу тебе прототип моего изобретения, которое произведет революцию в психиатрии и сделает меня миллионером.
На столе появился цилиндрический предмет, начиненный пружинками и проводочками.
— Как ты думаешь, что это?
— Не знаю, похоже на миниатюрную террариумную сетку для ламп. Ты экспериментируешь на рептилиях? Как Павлов на собаках?
— В каком-то смысле. Это приспособление для лечения некоторых видов импотенции, вызванной психическими расстройствами. Каркас для пениса. Он будет изготовлен из специальных безопасных металлических волокон. Вводится в вагину, а после возникновения эрекции сам отщелкивается и удаляется.
— Отстреливается, как ракета-носитель?
— Если хочешь.
Через много лет я случайно наткнусь на личный сайт доктора Егидеса. Одна из закладок называлась скромненько так — «Мои афоризмы». Кликнул:
♦ Фэйсом об сэйф.
♦ Пусть прорастает человек в носороге, а не носорог в человеке.
♦ Гнаться за роскошью — это играть в кошки-мышки с огнем…
♦ На русские вопросы «кто виноват?» и «что делать?» я отвечаю так: никто не виноват, но делать что-то надо.
Все-таки толику мании реформаторства Аркадий от беспокойного батюшки унаследовал. «Реформаторы» были легкой добычей для искоренителей. На каждое ревизионистское высказывание есть статья с винтом. Но на их месте я бы не мучил этих людей в психушках и лагерях. Я бы подыскивал им тихую редакторскую должность, на которой они могли бы реализоваться. Правда, встречались и безнадежные случаи. В начале 80-х на радио «Свобода» объявился «отсидент» Сергей Пирогов. Его привел в отдел новостей тогдашний шеф новостной службы Эдуард Кузнецов, который хорошо знал Пирогова по лагерю. Хорошо, но, как оказалось, недостаточно. Пирогов работал простым ньюс-райтером, но рвался к редакторской активности. С первых же часов он начал собирать компромат на коллег — выпуски новостей с грамматическими ошибками. Затем устроил бунт и подал на некоторых из них иск в немецкий суд, в том числе и на своего «кента по киче» и благодетеля. Но мне Пирогов был мил тем, что рвался редактировать не только коллег, но и писателей-классиков, причем прямо на полях их творений. Однажды он вернул мне одолженного Чехова с пометками. В одном месте было аккуратно перечеркнуто слово «Эх» и рядом: «Я бы: Э-э-э».
После освобождения Абовин-Егидес поселился в Париже, где издавал журнал «Поиски» (заклятые друзья называли его «Происки»). Однажды он стал гостем радио «Свобода». Я рассказал ему за «рюмкой кофе» историю знакомства с его семьей. Петр Маркович задумался. Думал до следующего кофепития, за которым изложил план, созвучный с его журналом:
— Понимаете, я очень люблю свою внучку Манечку, но мне не позволяют с ней видеться. Хотите, я дам вам адрес Яны, а вы уговорите ее эмигрировать. И вам будет хорошо и мне.
МЕССИЯ ПРИДЕТ НОЧЬЮ
Эли Визель рассказал, что в детстве верил, что Мессия явится в свете солнечных лучей, его встретят песнями и танцами и золотыми фужерами с вином. Спустя годы его воображение стало рисовать эту сцену иначе — пришествие будет происходить ночью при зажженных факелах и в таком безмолвии, что даже ангелы на небесах приглушат свое пение. Что же так повлияло на воображение писателя? Не поверите: всего лишь посещение ул. Архипова в Москве в канун праздника дарования Торы.
Вот уже несколько лет, как под стенами Хоральной синагоги стали собираться толпы евреев — сначала раз в год, в Симхат Тора, а после 6-дневной войны — каждую субботу. В тот праздничный вечер, когда неприметный американский турист влился в поющую и пляшущую толпу, улица вдруг погрузилась в кромешный мрак. Быстро стало ясно, что это не техническая неполадка, а преднамеренная акция властей — дескать, поплясали — и айда по домам. Но люди и не думали расходиться. Стоявший неподалеку от Визеля юноша поджег свернутую газету. Импровизируемый факел пошел из рук в руки. Так же поступил и его сосед. Через несколько минут улица превратилась в пылающую реку.
Конечно, писатель постарался на славу (нобелевские премии за красивые глаза не дают). Но для тех, кто «плясал» при свете факелов, прочитай они мысли высокого гостя, это была лирика да и только. Нас волновали совсем другие впечатления — почему в толпе сегодня филеров больше обычного (многих мы в лицо знали, а некоторых и по имени-отчеству), да и машины скорой помощи неподалеку дежурят (в прошлом году их не было). Бывший журналист радиостанции «Маяк» В. Савченко, командированный вместе с коллегой Я. Смирновым в синагогу для освещения «борьбы за мир», впоследствии будет вспоминать: «…Мы решили перекусить в буфете редакции газеты “Советский спорт” — ее здание в конструктивистском стиле, из стекла и бетона, с огромными окнами, соседствует с синагогой. Толкнулись в “Советский спорт”, но нас туда не пустили. И причину столь бесцеремонного обращения с коллегами не разъяснили. Смирнов что-то смекнул и показал пропуск в синагогу. “Ну, ребята, что ж вы раньше не сказали! — воскликнул непускавший. — Это же другое дело!” И мы были допущены в буфет. Каково же было наше удивление, когда, войдя в редакцию “Советского спорта”, мы увидели в коридорах и в большом зале лежащих на полу солдат с автоматами. Нам многозначительно пояснили, что это — рота обеспечения мероприятия в синагоге. “А почему они все лежат на полу?” “А чтобы их не было видно с улицы”, — последовало разъяснение»[15].
Но пока предпочитали всерьез с толпой не связываться — уж больно нас много, да и ведем себя слишком вызывающе для среднестатистического трезвого гражданина, дескать, «чего вы от нас хотите, общественный порядок не нарушаем, гуляем себе, песенки поем, «хаву нагилу» с сестрами Бери слушаем, праздник у нас как-никак, а конституция советским людям в свободное от работы время повеселиться не запрещает. А то, что мы тут биржу устроили, да книжками и адресами полезными обмениваемся, так это, во-первых, доказать надобно, а во-вторых, мы здесь с будущими невестами и женихами знакомимся, а
