Влияние великого князя Николая Николаевича на политическую жизнь страны, возможно, и переоценивалось некоторыми современниками, но бесспорно, что летом 1915 года оно явно усиливалось. Это еще более укрепило опасения императрицы Александры Федоровны относительно политических амбиций Верховного главнокомандующего. 17 июня царица писала императору:
Ох, не нравится мне присутствие Н. на больших заседаниях по внутренним вопросам! – Он мало понимает нашу страну и импонирует министрам своим громким голосом и жестикуляцией. Меня его фальшивое положение временами бесит. …
Он не имеет права вмешиваться в чужие дела, надо этому положить конец и дать ему только военные дела – как Френч и Жофр. Никто теперь не знает, кто император, – ты должен мчаться в Ставку и вызывать туда министров, как будто ты не мог их видеть здесь, как в прошлую среду. Кажется со стороны, будто Н. все решает, производит перемены, выбирает людей, – это приводит меня в отчаяние1200.
Подобные опасения не оставляли царицу и в последующие недели. Она писала царю 25 июня 1915 года, подразумевая великого князя: «Он не имеет права себя так вести и вмешиваться в твои дела – все возмущены, что министры ездят к нему с докладом, как будто бы он теперь Государь. Ах, мой Ники, дела идут не так, как следовало бы!» При этом императрица ссылалась на мнение некоторых придворных, на великого князя Павла Александровича и на Распутина: «Павел [великий князь Павел Александрович. – Б.К.] очень предан и, оставляя в стороне свою личную антипатию к Н., также находит, что в обществе не понимают положения последнего, – нечто вроде второго императора, который во все вмешивается. – Как много людей говорят это (наш Друг тоже)»1201.
Не только определенная особая политика Ставки, но и своеобразный политический державный стиль, культивировавшийся Верховным главнокомандующим, еще ранее, весной 1915 года, все более беспокоили царя, царицу, некоторых других членов императорской семьи, а также Распутина. Различные официальные документы, воззвания, исходившие из Ставки, все чаще имитировали слог царских манифестов. Императрица писала царю 4 апреля 1915 года: «Хотя Н. поставлен очень высоко, ты выше его. Нашего Друга так же, как и меня, возмутило, что Н. пишет свои телеграммы, ответы губернаторам и т.д. твоим стилем, – он должен был бы писать более просто и скромно»1202.
Показательно, что такое же мнение высказывали и некоторые министры, считавшие недопустимым именовать документы, исходящие из Ставки, «рескриптами»1203.
Император не разделял всех опасений царицы относительно политических амбиций великого князя Николая Николаевича, но в данном случае он, по-видимому, счел ситуацию достаточно серьезной, чтобы вмешаться. Можно предположить, что министру императорского двора барону Фредериксу было поручено переговорить по этому поводу с Верховным главнокомандующим. Николай II писал Александре Федоровне 5 мая 1915 года: «Я имел длинную беседу с Н., потом обычный доклад, и в церковь. <…> Только что старый Фредерикс имел свой разговор с Н. За обедом я смогу по выражению их лиц судить о том, как прошла у них эта беседа»1204.
Однако порой противопоставление императора и Верховного главнокомандующего переходило и в иное измерение. Великий князь, который, как это уже отмечалось выше, рассматривался как последовательный противник Германии, «внутренних немцев» и сторонник доведения войны до победного конца. В то же время ходили слухи, что царь желает скорейшего мира. Эту ситуацию пытался использовать противник. Немецкие пропагандисты уже с 1914 года выпускали прокламации, адресованные русским солдатам. Прокламации эти на фронте бросались с аэропланов, а в тыл проникали из Швеции по почте, большей частью под бандеролью, например в виде образчиков товаров из Швейцарии. Некоторые подобные листовки воспроизводит в своих воспоминаниях генерал В.Ф. Джунковский.
Отдельные немецкие прокламации содержали сфабрикованное фальшивое обращение к русским солдатам от имени российского императора и были подписаны «несчастный ваш царь Николай II»: «Возникла сия несчастная война против воли моей; она вызвана интригами великого князя Николая Николаевича и его сторонников, желающих устранить меня, дабы ему самому занять Престол. Ни под каким видом я не согласился бы на объявление сей войны, зная наперед ее печальный для матушки России исход; но коварный мой родственник и вероломные генералы мешают мне в употреблении данной мне Богом власти, и, опасаясь за свою жизнь, я принужден выполнять все то, что требуют от меня» (подобный текст подтверждал мнение о «слабоволии» и «слабости» царя, подкрепляяя версию о его приверженности идее сепаратного мира). Эта тема звучала и в другом листке, выпущенном германскими пропагандистами. В данном случае они, однако, не использовали технику «черной пропаганды», листовка не приписывалась российскому императору, она открыто исходила от немецкого командования: «… ваш Государь император Николай II не совершил и не хотел совершить такой великий грех. Он не пожелал этого кровопролития – он любит свой народ. Виновата другая личность – великий князь Николай Николаевич. Он заставил Государя начать эту несчастную войну. Это он безжалостно гонит вас на верную смерть. Он равнодушно смотрит на ваши потери, на слезы ваших жен и детей. Он не отвечает за благо народа. Ему до вас какое дело! А от англичан и французов, ваших старых врагов, он взял деньги и продал им свою душу. Но вам ли, русские солдаты, слушаться этого бессовестного человека. Позволять ему стать клином между Государем и его народом. Нет, не вам это терпеть. Свергайте его с места, ему не подобающего. Отказывайтесь дальше сражаться за его преступное честолюбие. Оставьте его и ступайте домой или переходите на нашу сторону»1205.
Сложно сказать, как воспринимались подобные прокламации подданными Николая II. Кто-то мог сделать вывод о том, что великий князь Николай Николаевич является главным «поджигателем войны». Часть читателей листовок, очевидно, воспринимала их как явную фальшивку. Можно с уверенностью предположить, что для части читателей немецких воззваний они служили подтверждением патриотизма Верховного главнокомандующего. В этом случае результат германских листовок был противоположен замыслам их создателей. Кто-то мог понять их как подтверждение слухов о стремлении императора заключить сепаратный мир. Но в некоторых случаях читатели могли интерпретировать листовки именно так, как и предполагали немецкие пропагандисты. Часть российского общественного мнения воспринимала великого князя как главного инициатора войны.
Очевидно, у Верховного главнокомандующего были свои основания опасаться пропаганды противника, он мог полагать, что распространение настроений такого рода еще более обострит его отношения с царем, и без того непростые. В начале 1915 года великий князь Николай Николаевич издал специальный приказ, в котором, в частности, указывалось: «Из австрийской армии нарочно назначенные нижние чины разбрасывают среди наших войск прокламации, в которых обнаглелые враги дерзают обращаться якобы от имени священной особы Государя императора и как бы за его подписью к вам, доблестные сыны России. Всякий верноподданный знает, что в России все беспрекословно повинуются, от верховного главнокомандующего до каждого солдата, единой священной и державной воле помазанника Божия, нашего горячо обожаемого Государя императора, который един властен вести и прекратить войну». Верховный главнокомандующий приказывал всех лиц, захваченных с подобными прокламациями, предавать немедленно полевому суду для наказания со всей строгостью законов военного времени как государственных преступников1206. Сам факт появления подобного специального приказа Верховного главнокомандующего, посвященного нескольким вражеским листовкам, свидетельствует о том, какое значение придавалось подобной пропаганде врага – ведь приказы такого рода доводились до всех военнослужащих, находящихся в действующей армии.
Следует отметить, что для значительной части германского общественного мнения именно великий князь Николай Николаевич персонифицировал образ русского врага, российскому императору уделялось гораздо меньше внимания. Уже в первом выпуске популярного немецкого иллюстрированного издания, посвященного войне, были опубликованы портреты полководцев противника. Портрет великого князя Николая Николаевича был самым большим и занимал центральное место в композиции1207.
Довольно часто он изображался и современными немецкими карикатуристами. Сначала он предстает как «кровавый мясник», «корень всех несчастий», но после поражений русской армии германские художники создают комический образ долговязого и неуклюжего генерала-неудачника. На одной карикатуре изображен великий князь, схватившийся руками за голову, его утешает… Карл Либкнехт, известный социал-демократический депутат рейхстага, противник войны, голосовавший против военных расходов в 1914 году. Либкнехту приписываются слова: «Не отчаивайтесь, великий князь! У меня еще есть страшное оружие для борьбы с Германией – моя депутатская неприкосновенность»1208. Как и во многих других случаях, образ внутреннего врага, в данном случае антимилитариста и революционера Либкнехта, создавался путем привязывания его к узнаваемому образу внешнего врага. Это косвенно свидетельствует о той значительной роли, которую великий князь Николай Николаевич играл в немецкой милитаристской пропаганде.
