В начале войны проявился острый интерес к газетам, а теперь ничему не верят. Общий отзыв, – что скрывают. Жили и живем своими легендами. В первую половину войны народным героем сделался Великий Князь Верховный Главнокомандующий. Народу нравилось, что в Нем он нашел наконец того носителя русской правды, по которому стосковалась русская душа. Он охотно допускал и верил, что в пылу гнева, праведного гнева, Великий Князь рубил головы ненавистным генералам и головы виноватых летели на сажень. И в то же время ненавистным он был потому, что народ потерял веру в представителей и агентов власти1237.
Хотя Верховный главнокомандующий в целом продолжает пользоваться доверием армии и страны, но критика полководческих качеств великого князя Николая Николаевича нарастает, весной и летом 1915 года она наблюдается в различных слоях общества. Если ранее Верховного главнокомандующего осуждали прежде всего многие противники войны, то теперь его начинают осуждать и некоторые патриоты, желавшие скорейшей победы.
Настроения такого рода можно встретить в аристократических кругах. Граф С.Д. Шереметев писал 14 июля 1915 года А.Г. Булыгину: «Наш Главнокомандующий в неудачах склонен шалеть, и теряется подобно А.П. Ольденбургскому»1238. Сравнение великого князя с его неуравновешенным дядей, получившим прозвище «сумбур-паша», было явно нелестным для полководца. Корреспондент князя Б.А. Куракина писал ему из Петрограда 23 июля 1915 года: «Дела наши очень печальны – результат доверия к Сухомлинову. Это понятно с одной стороны, но Верховный-то чего зевал целый год? Ему следовало проверить количество запасов»1239.
Но еще ранее можно проследить недовольство ведением войны в крестьянской среде. Это можно видеть в делах по оскорблению великого князя. Вновь следует отметить: если раньше Верховного главнокомандующего оскорбляли прежде всего противники войны, то весной – летом 1915 года великого князя осуждают и сторонники ведения войны до победы, которые все чаще ругают его за непрофессионализм, за неэффективное ведение войны.
Уже в мае 1915 года 36-летний русский крестьянин Уфимской губернии, узнав, что русские войска отступают с Карпат, заявил: «Зачем же ГОСУДАРЬ с Его Дядей туда лезли», после чего выругался площадной бранью. Правда, обвиняемый свою вину категорически отрицал, объясняя свое поведение «скверной привычкой» всегда ругаться площадной бранью1240. Однако совершенно ясно, что вину за отступление с территории, завоеванной русской армией большой кровью, он возлагал не только на царя, но и на Верховного главнокомандующего.
В том же месяце 45-летний крестьянин Тверской губернии С.В. Байков, читая газеты вместе с односельчанами, также выразил свое возмущение ведением войны, оскорбив сразу нескольких членов императорского дома. Похоже, его собеседники не очень были шокированы, когда Байков весьма резко отозвался о царе и царице. Один из присутствующих заметил: «Вот дай Бог нашему Великому князю НИКОЛАЮ НИКОЛАЕВИЧУ. Надо за него Бога молить. Он за нас старается». Очевидно, этот крестьянин противопоставлял Верховного главнокомандующего другим членам императорской семьи. Но, в отличие от односельчан, у Байкова не нашлось добрых слов и для великого князя: «Что за него Бога молить, какой Он РОМАНОВ: Он перешел из рода РОМАНОВЫХ лет уже пятнадцать, род Байковых и то лучше»1241. Можно, однако, предположить, что причиной доноса было именно оскорбление Верховного главнокомандующего, что свидетельствует косвенно о его популярности среди части крестьян.
Встречаются в это время и оскорбления великого князя казаками. Некий донской казак заявил 27 июля жительнице его станицы: «Туда его, Верховного Главнокомандующего, он живет нашими тысячами»1242. Тема неправедного обогащения великого князя в годы войны, не имевшая, насколько можно судить, под собой оснований, получила затем известное распространение.
В июне 1915 года оскорбил великого князя и цеховой города Шлока П.И. Егерман, десятник на Царицынском оружейном заводе. Национальность Егермана неизвестна, сам он своей «народности» при допросе определить не смог, однако ругал он Верховного главнокомандующего как завзятый русский патриот, осуждая великого князя за поражения армии. В разговоре с другими десятниками, обсуждавшими оставление русскими войсками крепости Перемышль, занятой ранее с большим трудом, Егерман заявил: «За взятие Перемышля Великий Князь НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ был награжден золотым оружием. С какими бельмами он теперь наденет эту шашку …… » После этого последовала крепкая ругань в адрес полководца1243.
Не один цеховой Егерман в то время полагал, что великий князь был награжден царем слишком щедро и преждевременно. Сама императрица о том же писала Николаю II 12 июня 1915 года: «Он получил бесчисленные награды и благодарности за все, но слишком рано. Больно подумать, что он столько получил, а мы почти все опять потеряли»1244.
Как уже отмечалось, в народных крестьянских суждениях под вопрос ставится полководческое мастерство великого князя. Порой это мнение подтверждалось и «экспертной оценкой» – оценочными высказываниями солдат-фронтовиков. Ефрейтору лейб-гвардии Измайловского полка из крестьян Ярославской губернии, находившемуся дома в отпуске после ранения, приписывалось оскорбление Верховного главнокомандующего в конце мая 1915 года. Односельчанин его заметил: «Пока, слава Богу, сейчас на всех фронтах идет ничего, благодаря Верховному Главнокомандующему НИКОЛАЮ НИКОЛАЕВИЧУ». На это бравый гвардеец якобы ответил: «А … ли такой Главнокомандующий НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ. Он сидит верст за 30 – 40 от передовых позиций в бараках и пьет шампанское; побывал бы Он на передовых позициях, узнал бы тогда, что там делается; а мы за них проливаем кровь; счастье Его, что закрыты казенки, а то бы солдату была первая чарка, а Ему первая палка от солдата»1245. Правда, сам факт доноса свидетельствует о том, что слушатели ветерана были шокированы подобными обвинениями в адрес популярного полководца. Весьма вероятно, однако, что в данном случае имел место оговор (свидетели показали, что у доносителя и обвиняемого был имущественный конфликт). Но такой образ великого князя, некомпетентного военачальника, ведущего аморальный образ жизни, создается и в других слухах. Известен еще один случай, когда крестьяне доносили на односельчанина-солдата, которому приписывались критические высказывания в адрес Верховного главнокомандующего1246.
Солдат, находившийся в действующей армии, писал в конце июля 1915 года члену Государственной думы В. Маклакову: «Россия – старшая сестра Турции, да и Турция уже бьет нас, и все будут бить, если не будут дела делать, а только менять Сухомлиновых на Поливановых и т.д., да если Верховный будет придираться к начальникам при малейшей неудаче, не давая никакой самостоятельности»1247. Жестокость грозного Верховного главнокомандующего по отношению к подчиненным ему генералам и офицерам восхищала ранее многих людей, теперь же она оценивается порой отрицательно, свидетельствует о неэффективности его руководства.
И в некоторых других случаях именно чрезмерная жестокость великого князя, одобрявшаяся немалой частью общественного мнения, теперь осуждается, именно ею объясняются поражения российской армии. В июне 1915 года некий мещанин г. Лида утверждал: «Всему виноват Верховный главнокомандующий великий князь Николай Николаевич – он зверски расправляется со всеми генералами; талантливый генерал Рузский находится в Кисловодске, генерал Артамонов повешен ранее взятия Перемышля … казнены и многие другие генералы, имена которых станут известны лишь после войны… Нельзя так жестоко обращаться с генералами – толку не будет … Генералы разозлились и не стали выполнять планов Главнокомандующего… поэтому нас немцы и бьют»1248.
В крестьянской среде критикуются различные действия великого князя. Иногда эта критика носила оттенок ксенофобии и даже антисемитизма. 15 августа 1915 года 38-летний ярославский крестьянин заявил в трактире: «Верховный Главнокомандующий наш Великий Князь НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ неправильно ведет войну; Он из евреев, боится немцев и находится в их руках; ГОСУДАРЫНИ наши также из евреев». Свидетели описали обвиняемого как человека ненормального, болтуна и хвастуна, страдающего расстройством умственных способностей. Это, однако, не помешало дознавателям избрать мерой пресечения арест, и примерно месяц обвиняемый провел под стражей1249.
Можно предположить, что недовольство полководческим мастерством Верховного главнокомандующего выразили наборщик и редактор виленской «Вечерней газеты». В № 978 этого издания за 10 июня 1915 года в телеграмме «От Штаба Верховного Главнокомандующего» в последнем слове оказалась пропущенной буква «л». Расследование, тщательно изучив готовый набор, установило, что для того, чтобы вынуть букву, необходимо было использовать специальный инструмент, т.е. речь не могла идти о простой опечатке1250. Можно отнестись к этому преступлению как к неуместному озорству, хулиганству молодых печатников. Однако показательно, что оно было совершено как раз в период поражений русской армии.
