Лояльный монархизм по отношению к государю присущ и некоторым другим оскорблениям Верховного главнокомандующего. О том же говорил уже в январе и 44-летний немец, поселянин Самарской губернии, противопоставляя воинственного великого князя и предположительно «миролюбивого императора»: «ГОСУДАРЬ хочет мира, а НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ не хочет, за это Его давно следовало бы убить ….. (площадная брань)». Аналогичные слова приписывались и 37-летнему поселянину-немцу той же губернии: «Великого Князя НИКОЛАЯ НИКОЛАЕВИЧА надо убить – так как ваш ГОСУДАРЬ давно бы помирился, а он мучает народ». Похожие мысли высказывал и 61-летний немец, крестьянин Бессарабской губернии: «Это не виноват ГОСУДАРЬ, что война, а виноват ЕГО ГОСУДАРЯ ДЯДЯ, НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ. Когда немец просил мира, так НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ не хотел, а теперь пускай поцелует его в задницу … (брань)». 30-летней немке, русской потомственной дворянке, приписывались такие слова: «Этого мерзавца Великого Князя НИКОЛАЯ НИКОЛАЕВИЧА следовало бы застрелить, или отравить, и война кончилась бы». Поселянка же Таврической губернии, 41-летняя немка, была настроена критично по отношению к императору, в то же время она, говоря о великом князе, утверждала: «ГОСУДАРЬ ничего не знает, это тот седой черт наставляет». 20-летний немец, поселянин Бессарабской губернии, призванный в армию, сказал при свидетелях, подразумевая Верховного главнокомандующего: «Через эту сволочь … (брань) пропадает много народа и я должен идти на войну»1217.
Показательно, что некоторые лица, оскорблявшие Верховного главнокомандующего, верили слухам, что император-де готов был подписать сепаратный мир, но воинственный великий князь помешал ему. Этот мотив, как мы уже видели, присущ был и германской военной пропаганде. Так же считали и некоторые русские патриоты, подозревавшие Николая II в стремлении заключить сепаратный мир. Однако в отличие от людей, желавших продолжения войны, оскорбители Верховного главнокомандующего положительно оценивали предположительно «миролюбивые» стремления царя и отрицательно – «воинственные» действия великого князя Николая Николаевича.
Очевидно, смерти великому князю желала и киевская мещанка, занимавшаяся торговлей, Б.И. Сокол. Беседуя в мае 1915 года с крестьянами одной из деревень Брацлавского уезда, она заявила, что «в Австрии и Германии живется лучше». Один из ее собеседников заявил, что было бы лучше, если бы Великий Князь НИКОЛАЙ НИКОЛАЕВИЧ избавил Россию от германцев и австрийцев. Очевидно, он имел в виду известную антинемецкую позицию Верховного главнокомандующего. В ответ Сокол произнесла: «Как бы Он пропал, нам бы лучше было»1218. Это и послужило причиной ее привлечения к уголовной ответственности.
Все цитируемые высказывания евреев и немцев относятся к весне – лету 1915 года.
И в некоторых других оскорблениях российских «инородцев» великий князь назывался в числе главных виновников продолжения войны, иногда ему желали смерти. Чуваш П. Яковлев, крестьянин Казанской губернии, полагал, что и император, и Верховный главнокомандующий в равной степени виновны в продолжении войны. Он говорил односельчанам: «ЦАРЮ и НИКОЛАЮ НИКОЛАЕВИЧУ пулю надо, тогда и война бы кончилась и кровь человеческая литься перестала»1219.
Но и в некоторых оскорблениях русских крестьян и казаков этого времени великий князь Николай Николаевич порой предстает как отрицательный персонаж. Они адресуют ему схожие обвинения: Верховный главнокомандующий воспринимается как главный виновник возникновения или (и) продолжения кровопролитной войны. Но, в отличие от упоминавшихся выше примеров оскорбления великого князя немцами и евреями, оскорбления Верховного главнокомандующего дополняются пылким обличением непрофессионализма военачальника. Солдатка, крестьянка Владимирской губернии, заявила уже в апреле 1915 года деревенским жителям, ждавшим прибытия свежих газет: «А вы верите, что вам напишет пастух Николай Николаевич. Сам он на войне не бывает, а только пьянствует, войска своего не видит, посылает туда наших мужей, да бьет их». 56-летний крестьянин Пермской губернии в июне 1915 года говорил односельчанам: «… (площадная брань) нашего главнокомандующего НИКОЛАЯ НИКОЛАЕВИЧА, давно бы его, пса, надо убить, сколько он народа сварил без толка. Наш ГОСУДАРЬ худая баба, не может оправдать Россию, сколько напустил немцев». В данном случае обвинения в непрофессионализме адресуются и императору, и великому князю. Крестьянка Самарской губернии после последней панихиды, совершенной по убитому мужу в августе 1915 года, сказала священнику, что «наших» бьют на войне по вине великого князя Николая Николаевича, которому «все равно, так как он нанят». В июле 1915 года 54-летний русский крестьянин заявлял: «Надо Николая Николаевича расстрелять, так как он затягивает войну. Если бы не он, то Государь давно бы мир заключил»1220. В последнем случае император и великий князь противопоставляются, можно предположить, что оскорблению предшествовали слухи о поддержке царем планов заключения мира, к которым обвиняемый крестьянин, подобно упоминавшимся немецким и еврейским оскорбителям великого князя, относился, очевидно, сочувственно.
Крестьянин Черниговской губернии, работавший разносчиком писем, услышав, что великий князь Николай Николаевич желает вести войну до победного конца, заявил: «НИКОЛАЮ НИКОЛАЕВИЧУ хорошо: где-нибудь сидит и может иметь штук 200 б…й». Показательно, что обвиняемый признал свою вину и принес искреннее раскаяние в сказанной им непристойности, «сорвавшейся у него как-то невольно»1221. То есть в данном случае речь явно не идет об оговоре, подобное преступление действительно было совершено. Характерно, что у обвиняемого «сорвались» именно такие слова: Верховный главнокомандующий изображался им как виновник затягивания войны и развратник.
О предполагаемой половой распущенности и также продажности великого князя говорила в августе 1915 года 32-летняя крестьянка Тургайской области, муж которой находился на фронте. На крыльце своего дома она вела разговор с односельчанками: «Ваш ЦАРЬ дурак, допустил НИКОЛАЯ НИКОЛАЕВИЧА воевать, а ОН, сволочь, с курвами возится, а нашего брата продает, а себе деньги в карман кладет»1222.
Антивоенные высказывания некоторых военнослужащих также порой включали оскорбления великого князя. Солдат, находившийся в отпуске в своей деревне, заявил односельчанке, желавшей узнать у бывалого человека, когда же, наконец, будет завершена война: «Мира не будет, так как мы германца не победим, а хорошо было бы, если бы германцы взяли в плен государя и Николая Николаевича, тогда бы лучше было». Его собеседница, по-видимому, все же верила в победу России, она отметила, что у нас есть «хорошие вояки». Отпускник-солдат не разделял ее воинственные настроения: «А вояк – чтоб черт забрал всех во главе с государем и Николаем Николаевичем»1223.
И в данном случае и император, и Верховный главнокомандующий в равной степени рассматривались как виновники войны (это можно рассматривать как своеобразное отражение культа двух вождей, который сложился к этому времени). Но многие положительные оценки «миролюбивого» Николая II, противопоставлявшегося главнокомандующему, готовому воевать «до конца», могли подтверждать распространявшиеся слухи о стремлении императора заключить сепаратный мир (об этом уже писалось выше). Воинственность же великого князя, осуждавшаяся обвиняемыми, для других современников убедительно подтверждала его патриотизм.
Годовщина войны в 1915 году ознаменовалась новой пропагандистской кампанией, восхваляющей Верховного главнокомандующего. 19 июля великий князь Николай Николаевич отдал приказ по армии и флоту, который был написан высоким, «державным» стилем. В некоторых газетах в этот день печатали портреты Верховного главнокомандующего1224.
Это весьма отличалось от событий годичной давности – тогда объявление войны сопровождалось публикацией портретов императора. И в 1915 году официальная «Летопись войны» сначала опубликовала портрет императора, затем – глав союзных государств, и только потом – портреты великого князя и других русских военачальников. Однако некоторые периодические издания не следовали этому примеру.
Создавалось впечатление, что именно великий князь олицетворяет для немалой части патриотического общественного мнения военные усилия России. Вряд ли это вызвало одобрение царя и особенно царицы.
Поражения русской армии весной и летом 1915 года вызвали волну критики в адрес правительства и командования. Особое политическое и психологическое значение имело оставление русскими войсками Варшавы 22 июля. В августе в правительстве обсуждали планы эвакуации Киева и даже Петрограда.
