— Готов? — спросил он.
— Пошли, — ответил Элиас.
В этом слове содержалось обещание смерти для тех, кто осмелился встать между Элиасом Лочем и его боевым товарищем. Для тех, кто осмелился встать между двумя душами, настолько тесно переплетенными, что даже Смерть не решалась разлучить их.
— Нам нужно закончить войну.
ЭПИЛОГ
Анима полюбила своё новое тело.
Ей оно нравилось, даже несмотря на то, что оно было едва ли достаточно крепким, чтобы вместить её; в конце концов, человеческие тела не были созданы для божественности. Только удача рождения и сила крови сделали этого человека вообще на что-то способным. Если бы это было любое другое тело, её сила сломала бы каждую кость, разорвала бы каждый мускул. Она бы прожгла его насквозь в считанные мгновения.
Как бы то ни было, её тело стонало и напрягалось в оковах сухожилий и кожи, сердца и лёгких, черепа и души. Так мало места. Для меня этого недостаточно.
Её пронзила внутренняя тоска, тоска по дому, по своему старому телу. Её первое тело. Но оно уже было мертво. Новое тело подойдёт.
Она стояла перед зеркалом в покоях этого тела — теперь уже в её покоях. Она смотрела на себя в полированное стекло, и в ней расцветало мягкое очарование, пока она водила пальцами по впадинам и изгибам, веснушкам, беспорядочным волнам золотисто-рыжих волос. Подтянутые руки, толстые бёдра, мягкий живот с бугрящимися под ним мышцами. Грубые, узловатые шрамы. Это тело познало битву.
Она никогда раньше не носила тело воина.
Принцесса Сорен Андромеда Никс. Принцеса Солейл Марина Атлас. Сорен. Солейл. Офицер. Её Величество. Миледи. Убийца. Ребёнок. Умница.
Она проговаривала про себя имена, запоминая своё тело. Слишком много имён для одного человека, но она научится откликаться на них. Она ухмылялась, язвила и вонзала свои шипы, играя роль перед людьми столько, сколько было необходимо.
Действуя именно так, как наказал ей брат.
Анима посмотрела на ладони, мозолистые и сухие, и начала загибать пальцы внутрь, проверяя их. Они повиновались без колебаний.
Эйфорическая улыбка подёрнула уголок её рта. Моего.
Где-то глубоко в её сознании отозвалось тихое эхо — моего.
Её пальцы дёрнулись по собственной воле, самостоятельно распрямились.
Её улыбка померкла. Губы хмуро скривились.
Она снова сжала их в кулак, повторив самой себе «Моё».
Один палец вырвался из хватки — средний.
И в том же месте внутри её сознания, в темном, холодном углу, который она ещё пока не исследовала, снова раздалось эхо — точнее вовсе не эхо. Другой голос.
«Моё», — сказал он. — «Моё. Убирайся прочь из моей головы».
Анима яростно замотала головой, и её пальцы стали безвольными, вновь по её команде.
— Кто здесь? — спросила она громко, а затем упрекнула себя за глупость.
Комната была пуста, и в голове не было никого, кроме неё. Она не закончила стирать сохранившиеся следы воспоминаний, вот и все. Старые стереотипы мышления могут сохраняться в сознании даже после того, как душа покинула его.
Никто не ответил. Что было ожидаемым.
Анима крепко зажмурила глаза, направляя своё сознание к последней частичке своего нового разума, готовая уничтожить остатки прежнего владельца…
Она столкнулась со стеной. Твёрдой, тёмной стеной.
Она толкнула. Стена не сдвинулась.
— Что за бездна? — пробормотала она, жаргонное слово, обозначающее владения её сестры, слишком легко сорвалось с её языка.
Словарный запас старого владельца к этому времени уже должен был иссякнуть.
Она беспокойно нахмурилась и наклонилась ближе к зеркалу, изучая свои новые зелёные глаза, как будто ответ лежал где-то внутри.
Раньше у неё никогда не возникало проблем с расширением себя сквозь новый разум. Неужели она делала что-то не так? Был ли повреждён разум? Бре пообещал, что Джерихо не причинит вреда её хозяину. Он обещал, что они будут добры.
Она стиснула зубы, крепко зажмурила глаза и изо всех сил толкнула стену.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Моя, — пробормотала она. — Теперь ты моя. Я…
Стена толкнула в ответ.
Анима пошатнулась вперёд, как будто её толкнули сзади. Она головой ударилась о зеркало, раздался хруст бьющегося стекла, за которым немедленно последовала острая, горячая боль во лбу.
Когда она поднесла руку ко лбу, её пронзил шок. Опустив руку, она увидела на ней кровь. И когда она встретилась взглядом со своим отражением в зеркале, трещины снова исказили её образ, превратив в нечто незнакомое, тёмный уголок её сознания прошипел: «Только попробуй. Рискни».
— Кто ты? — выдавила Анима. — Тебя не должно быть здесь.
Она не понимала. Она не…
«Ты сама назвала мои имена. Ты помнишь их?»
Она спала. Она, однозначно, спала. Неужели это тело страдает лунатизмом?
«Моё тело», — прорычал голос. — «Моё. Оно всё ещё моё».
Холодок пробежал по спине Анимы, и она отошла от зеркала, её руки начали дрожать.
— Это невозможно.
Принцесса Сорен Андромеда Никс. Принцесса Солейл Марина Атлас. Сорен. Солейл. Офицер. Её Величество. Миледи. Убийца. Ребёнок. Умница.
Анима задышала быстро и глубоко. В её груди росла паника.
Незнакомец в голове Анимы прошептал: «всё ещё здесь, Великая Богиня».
Разочарованно закричав, Анима оттолкнулась от голоса, незнакомки, незваного гостя, пока в её голове снова не воцарилась тишина.
— Ненадолго, — задыхаясь, вымолвила она.
Прислонившись растопыренными ладонями к стене, она закрыла глаза, из пореза на её голове потекла кровь.
— Ты скоро исчезнешь. Так всегда происходило. Т-ты просто ночной кошмар.
Ответа не было. Но темнота всё ещё таилась в ней.
Наблюдая. Выжидая.
Живая.
«Живая».
В дверь постучали.
— Вы в порядке, Ваше Величество?
Ваше Величество. Теперь это было одно из её имён.
— Я в порядке, — откликнулась она, наилучшим образом, на который она была способна, имитируя голос Сорен.
Она не привыкла так говорить — её голос звучал выше и мягче.
— Простите. Что-то меня напугало, вот и всё.
Ну, хотя бы, язык знал, как лгать лучше, чем она умела. Она могла поработать с этим.
Тенебре обещал, что это временно. Оставалось сделать всего несколько вещей, предпринять ещё несколько шагов, прежде чем Джерихо придёт в такое отчаяние, что согласится на их условия.
Она ещё раз сжала и разжала пальцы — просто для верности. Они повиновались ей.
Немного напряжения спало с её плеч. Так-то лучше.
Раскрыв ладонь, она мягко подула на свою кожу. Зелёная пыльца замерцала в её дыхании, более мягкая форма её магии, которая набирала вес и форму, создавая ярко-розовый цветок гибискуса. Она ненадолго отложила его, запустив пальцы в волосы, пробуя их на вес и густоту. Этим утром она смыла с него грязь, пот и масло, сняв старый грязный кусок ткани, который был вплетен в него — вероятно, на память о прежнем владельце, но её это не касалось. Она использовала свою магию, чтобы отрастить их длиннее, почти до талии, как ей нравилось. Надеюсь, никто не обратит на это излишнее внимание.
Пряди были подобны шёлку на фоне шероховатости её кожи, отражая свет таким образом, что это приводило её в восторг, огненные отблески блуждали вниз от её головы до талии. Рыжие волосы были чем-то новым — ни одно из её других тел не было рыжеволосым.
— Мои, — пробормотала она, осторожно заплетая волосы в толстую косу и заправляя цветок за ухо.
— Мои, — повторила она, надевая зелёное платье в тон своим глазам, платье, подчеркивающее мускулы её рук и изгибы тела.
— Мои, мои, мои.
Она повторяла это заклинание с каждым шагом, с каждым изменением, пока человек, которого она видела в разбитом зеркале, больше не был Сорен — или Солейл, или умницей, или как ей нравилось, чтобы её называли.
