Он даже не заметил, как ведьма подошла к нему, крепко схватила за руку, не давая убежать.
— Ты — именно вещь! — проскрежетал у самого его уха надтреснутый голос старухи. — Более того — игрушка, которой играют все, кому ни лень.
Алиор наклонил голову чуть вперед, набычился, словно готовясь к бою, однако, сам не понимая почему, вместо этого спросил:
— Что ты имеешь в виду?
— Вижу я тебя. А что имею — не твое дело, — отрезала та. — И хватит слов. Пошли.
— Я не сдвинусь с этого места, пока ты не объяснишь!
— Ну и не двигайся. Больно надо! — презрительно фыркнула ведьма, ворчливо продолжая: — Как будто ты пришел сюда собственными ногами! Да тебе бы целой жизни не хватило!
— Я смог пройти через горы! — выпрямившись и расправив плечи, он откинул голову назад, всем своим видом показывая, что ему есть чем гордиться.
— Не сам, — усмехнувшись, качнула головой старуха. — Кто-то помог тебе. Не знаю, кто, не знаю, чего ради, но уверена: тебе еще придется с ним расплачиваться за эту помощь.
— Не ты помогала мне.
— Еще чего не хватало!
— И ты не знаешь, кто.
— Да какая разница! Раз это не интересует моего господина, то мне и вовсе дела нет, — старуха замолчала.
А еще через мгновение и вовсе пропала, не оставив следа.
Однако прежде, выполняя волю бога ночи, он перенесла странника назад, в Девятое царство, как ей и было приказано — откуда взяла. На крыльцо ведьминой избушки.
Душой царевича владели противоречивые чувства. С одной стороны — некоторое облегчение, когда он уже не надеялся вернуться живым. Возможно, из лап кочевников он бы еще как-то ускользнул, но не из снежной пустыни, что, казалось, покрывала целый мир.
Можно какое-то время во власти ярких эмоций и множества неожиданных впечатлений не чувствовать холодного дыхания мороза, но рано или поздно приходит протрезвление.
Даже теперь, посреди жаркого солнечного дня, воспоминания о застывшей земле мурашками пробегали по спине, заставляя нервно дергать плечами. Запоздалое чувство холода, охватившее юношу, заставило его обхватить себя руками, силясь унять дрожь.
В то же самое время он втягивал голову в плечи, будто стыдясь самого себя. За страхи и беспомощность.
Ведь ему выпал шанс, который если дается, то только раз — он стоял в шаге от повелителя ночи, но не смог убедить, уговорить, заставить его снять проклятье холода с Альмиры.
Возможно, будь он настойчивее, все беды остались бы позади. И не важно, что не для него. Пусть.
Он ведь этого и хотел — пожертвовать собой ради других. Но уже не в первый раз судьба не принимала его жертву. Делая шаг навстречу, она затем, когда до исполнения желания оставалось всего ничего, отшатывалась в сторону.
— Что за напасть такая! — вздохнув, пробормотал он, потер зачесавшиеся глаза, затем ни с того ни с сего широко зевнул. Да уж, ему ничего не оставалось, как заснуть, убегая от разочаровавшей его действительности и, в то же время, ища новую надежду.
"Может быть, еще не все потеряно и можно что-то сделать, предпринять…"
Нет, он не надеялся, что вот сейчас к нему прилетит на крыльях солнечного ветра повелитель дня и скажет, что готов помочь. Хотя бы в отместку своему врагу. Но ведь могло произойти что-то более вероятное.
Например…
Но в его голове, вместо выдуманных мечтаний, почему-то вновь и вновь возникали тени кошмарных снов.
И всё, что ему оставалось, это убеждать себя — "Дурак, с чего ты взял, что твои сны действительно пророческие? Может, они были самые обычные. Мало ли таких. Мало ли раз я видел себя или кого-то другого умирающим во сне? И что? Приходило утро и все оказывались живы и здоровы. И то, что случилось с Риком, не было никак связано с тем, что мне привиделось. Ведь он упал в трещину. Никакого каменного моста и поблизости не было. И вообще…" — Аль резко мотнул головой, отгоняя от себя страхи. Он не мог себе их позволить.
Спустившись с крыльца, он огляделся вокруг.
Утро сменилось днем.
Алиор не удивился — должно же было пройти какое-то время. Было бы странно, вернись он в то же самое мгновение, из которого ушел. Тогда бы юноша, чего доброго, решил, что с ним ничего и не случилось, просто что-то там привиделось, показалось…
Он вполне мог так подумать. Потому что настоящий фантазер — это такой выдумщик, которому не только не верят другие, но он сам себе не верит. Тем более что случившееся с ним и на самом деле казалось нереальным.
Он разочарованно вздохнул, сокрушенно качнул головой:
"Лучше бы уж это все было только сном, — подумал он. — Во сне проигрывать, конечно, тоже обидно, но наяву — в стократ хуже".
Рядом никого не было.
"Куда это все запропастились? — закрутил головой в поисках своих спутников Аль. В какое-то мгновение его пронзила острая игла страха: — А что если они ушли, не дождавшись меня? И где их теперь искать? — на смену страху пришла злость. Ему не хотелось верить, что брат и Лиин бросили его одного, на произвол судьбы. — Может, они просто отправились в лес, осмотреться вокруг?"
Старательно оглядывая все вокруг, запоминая дорогу, он медленно вошел в лес, который оказался совсем не таким густым и мрачным, каким представился накануне. В точном сумраке все выглядело иначе, полнясь угрозой — и реальной, и придуманной. Солнце же дня, разгоняя сонмы призраков и теней, возвращало покой, предоставляя возможность глазу заглянуть во все уголки, убедившись, что в них не таится опасность.
Над головой перебирали словно крупу иглы хвои сосны и ели, среди беспокойно подвижных ветвей которых сверкали ярким солнечным светом голубые осколки небес. Под ногами шуршали, причудливо переплетаясь, мягкие зеленые нити трав.
Конечно, света и жизни в густом лесу не хватало, но причиной тому были вовсе не силы ночи.
Чувствуя, что зашел в самую чащу, Аль вновь огляделся. Он надеялся заметить какой-нибудь след, показывавший, в какую сторону ушли его друзья, а еще лучше — услышать поблизости их голоса.
Однако всё, что доносилось до его слуха, это шепот ветра, вздохи деревьев да причудливый свист скрытых в ветвях пичуг.
Ему это не нравилось. Чувство беспокойства становилось все сильнее и сильнее, заставляя ускорять шаг до тех пор, пока, наконец, паника не погнала его бегом, через кусты и заросли крапивы вперед, не важно куда, лишь бы не стоять на месте, сгорая от множества жутких мыслей и предчувствий.
Юноша бежал, не разбирая дороги, царапая руки о ветки, которые, срываясь, хлестали по щекам, норовя побольнее ранить, и не замечая ничего этого. Ему стало совершенно все равно, заблудится он или нет. Заблудится — так даже лучше. Ему вспомнилась примета: того, кто потерялся, и беда не найдет. Царевичу почему-то казалось, что сейчас — это его единственный шанс на спасение.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
