Что ей могло быть после всего до Бьярки?
Ответ лежал на поверхности, но он не мог позволить себе надеяться.
Была ли это вызывающая жестокая дерзость или нарочный предлог, который девушка сама вложила ему в руки? Бьярки не мог сказать. Но он решил узнать правду, чего бы это ни стоило.
***
Наступила ранняя осень, и хотя вечера были ещё тёплые, пропахшие дымом и яблоками, сырые туманы, поднимавшиеся от реки, не давали засиживаться допоздна.
Ночь постепенно густела, и в вышине уже напружинилась белая кибить месяца. Тёмные очертания Вежи были отчётливо видны на синем, убранном ранними звёздами небе, и Бьярки остановился, глядя на тусклый желтоватый огонёк окна. Когда две ночи назад испуганная женщина с худыми руками в синеватых жилках скороговоркой пробормотала, что Гнеда больше не живёт в её доме, боярин едва не потерял почву под ногами. Всю дорогу он готовился к встрече, тщательно укладывая правильные и до вершка отмеренные слова, словно стрелы в берестяной тул, древко к древку, и ещё не постучав в дверь, уже натянул невидимую тетиву.
Непомерное напряжение, не нашедшее выхода, обессилило его. Те несколько мгновений, когда Бьярки полагал, что Гнеды больше нет в Залесье, вымотали, как хорошая вылазка сарынов. Но и облегчение, последовавшее за скомканным объяснением, что девушка вернулась в родные Переброды, оказалось неимоверным. Не всё было потеряно.
Он видел Вежу в первый раз, но сразу проникся её мощью. Громада, зиждившаяся над миром со времён Первых Князей, задолго до его, Бьярки, рождения, и, вероятно, просуществующая ещё немало лет после его смерти, не могла оставить равнодушным. Что-то в её спокойной крепости, в снисходительной жёсткости внушало уважение. У этого места была своя собственная, не зависящая от людей воля, и она вызывала почтение.
В ночной тишине мягко прошуршали по песку копыта Гуляя. Оба они — человек и конь — одновременно замерли, и Бьярки бесшумно соскользнул вниз. Привязав лошадь, юноша взошёл по щербатым ступеням и остановился напротив тяжёлой двери. На уровне его глаз висело большое железное кольцо. Бьярки потянулся к нему, и ржавые струпья сухо царапнули пальцы. Он стукнул, и гулкий звук нехотя потёк по холодному нутру Вежи. Не дожидаясь его окончания, боярин ударил ещё два раза, сильнее и нетерпеливее.
Долгое время ничего не происходило. Бьярки даже мог бы усомниться, что внутри кто-то был, если бы не свет в окне, свидетельствующий об обратном. Он уже подался вперёд, чтобы вновь постучать, как вдруг без всякого предупреждения послышался глухой скрежет засова, и дверь, дрогнув, отворилась.
Когда до Гнеды донёсся звук, которого она не слышала так давно, что вначале даже не осознала его природу, девушка, медленно отложив перо, выпрямилась. Было так поздно, что вся деревня наверняка спала. Должно быть, ей послышалось. Гнеда снова опустила голову, стараясь унять волнение, по воронке раскручивающееся в глубине живота, и попыталась вернуться к прерванной работе. Но в тот же миг стук повторился, уже куда настойчивей, развеивая любые её колебания.
Наверное, так же неожиданно и тревожно был отвлечён когда-то от своих занятий Домомысл. В ту ночь, когда Фиргалл…
Мог ли это быть он? Или Айфэ? Или…
Та пора, когда она каждый день ждала и надеялась, миновала. Все сроки давно вышли, и, если бы он хотел… Если бы понял…
Девушка поднялась, внутренним чутьём ощущая нарастающее раздражение человека внизу. Негоже заставлять гостя ждать.
Она легко сбежала по гладким ступеням, держа в нетвёрдой руке жировой светильник, боясь, что услышит требовательный зов в третий раз. Отчего-то ей даже не пришла в голову мысль о том, что в столь поздний час стоило бы поостеречься лихоимцев.
Гнеда не без усилий отпихнула увесистую задвижку, едва не прищемив ставшие неуклюжими пальцы, и толкнула дверь.
Несколько мгновений они стояли, опешенно глядя друг на друга.
Бьярки смотрел пристально и одновременно растерянно, так, словно девушка каким-то образом обманула его ожидания. Гнеда так и не научилась выдерживать этот беззастенчивый, оголяющий взор. На место оторопи невесть откуда пришло смущение. Последнее, о чём следовало думать, это как она выглядит в его глазах, но девушка со стремительно растущей неуверенностью осознала, что он изучает её с ног до головы — босые ступни, белеющие из-под старой тёмной понёвы, за которую ей выговаривала ещё Твердята, разорённую к вечеру косу, перекинутую на грудь, руки, испятнанные чернилами. Столько уже было всякого между ними с тех пор, как он в последний раз назвал её сермяжницей, но нынче Гнеда была словно в первый раз — грубая мужичка перед знатным вельможей. Она не успела подготовиться и надеть парчовую броню.
Непрошенная мысль посетила её неожиданно и больно. Взял ли он уже за себя Звениславу?
Глаза Гнеды отчаянно заметались по лицу и одежде Бьярки. Несправедливо. Мужатую сразу видно по наряду, но поди, отличи холостого от женатого.
Зачем он здесь?
Гнеда не замечала, как холодеют пятки на ледяном камне, как обжигает руки распалившийся жировик. Она смотрела в очи Бьярки, надеясь найти ответы на свои немые вопросы, но вместо этого услышала:
— Так и будешь держать на пороге?
Его сухой голос прорезала нечаянная хрипота, как бывает после долгого молчания или от волнения, и боярин немного смешался. На мгновение он отвёл взгляд, но тут же снова посмотрел на девушку, спокойно и уверенно.
Сердце Гнеды стучало в самом горле, не давая сделать вдох. Она не была ни в чём виновата перед ним. Почему же тогда покорно склонила голову, отступая в сторону и пропуская юношу, безмолвно признавая за ним право на высокомерную холодность?
Бьярки прошёл так близко, что его запах полоснул Гнеду по лицу почти осязаемой пощёчиной. Ей пришлось опереться свободной рукой о шершавую стену, чтобы сохранить равновесие. Боярин поднимался наверх так, будто шёл по собственному дому, и тряхнув головой, чтобы прийти в себя, Гнеда поспешила за ним.
Когда она нагнала боярина, он уже стоял посреди писчей, без стеснения оглядываясь кругом, и Гнеда поёжилась, подавляя невольное желание загородить всё, что оказалось теперь перед его бесстрастными очами. Она была застигнута врасплох и боялась, что какая-нибудь нечаянно оставленная вещь предаст её.
Сглотнув, Гнеда затравленно принялась следить за скользящим взором Бьярки, стараясь посмотреть на привычные ей предметы его глазами.
На столе, занимавшем середину писчей, высилась груда книг, тут же громоздились свитки, стопки пергамена, перья, пузырьки. Вдоль стола тянулись голые лавки без украс. Старые, высокие, давно не белённые стены. Пучки трав, венки скукожившихся грибов и золотистых луковиц на стропилах. Их взоры замерли одновременно, сойдясь на маленькой
