И вдруг оказывается в совсем другом времени и месте, где Миша, срывая с лица красно-чёрную маску, зажимает ей рану из прокушенной руки хрупкой голубоглазой блондинки. Мира стоит рядом и с мрачной решимостью во взгляде пишет печать на обрывке страницы из Мишиной книги.
— Та девушка и та вампирша встретились нам одновременно. Девушка была сильно ранена, весь её отряд погиб, и мы остались с ней, вместо того чтобы преследовать ту альбиноску. И Миша влюбился. Он никогда не говорил об этом, но мы снова и снова как бы случайно оказывались около её поселения, и Миша улыбался такой улыбкой, которой никогда не улыбался мне, и мне казалось, что я просто умру. И поэтому я зацепилась за слухи о том, что та вампирша появилась опять, и направила все свои силы на то, чтобы её поймать. Убедила Мишу, что мы делаем это для защиты той девушки в том числе, а сама надеялась, что если не Миша забудет её, то я сама смогу забыть о своей боли.
Картины замелькали так быстро, что Макс едва успевал улавливать отдельные образы. Чёрный балахон, белые волосы, кожа бедная даже для вампира. И кровь, кровь, кровь, кровь, кровь…
— Она была непохожа на других. Иногда совершала совершенно бессмысленные убийства, иногда бросала людей едва живыми, так, чтобы мы успевали найти их, но не спасти. Часто подставляла своих. Сейчас я понимаю, что она просто играла с нами, намеренно оставляла след и распаляла наш гнев, но благодаря этому я достигла своей цели. Миша пообещал не возвращаться в то поселение, пока мы не убедимся, что эта сумасшедшая не сможет прийти туда следом, а я действительно забыла обо всём на свете. Она мне даже снилась. А потом она просто убила Мишу.
Маленькая белая ласка, выпрыгнув откуда-то из пелены снега, описала в воздухе петлю и, вытянув шею, посмотрела Макску в глаза. В чёрных зрачках зверька отражалась другая ночь, та, где не было снега, но были вялые листья конца октября, развороченный двор брошенного дома и высокий крепкий молодой человек в красно-чёрном костюме с вскрытой грудной клеткой.
— Он лежал передо мной так, что я видела его сердце, и оно не билось.
Мира падает на колени перед погибшим Братом и хватается за голову.
— Мне казалось, что весь мир рухнул. Я даже не пыталась догнать ту вампиршу, я вообще ничего не пыталась, просто сидела и не верила. А когда поверила…
Сестра закрывает глаза руками, кажется, что она пытается выдавить себе глаза, но вместо этого девушка запрокидывает голову и кричит, кричит пронзительно и отчаянно, и Максу кажется, что крик, которого он на самом деле не слышит, сейчас разорвёт ему уши.
— Мне тогда было всё равно, что будет со мной. Я была готова умереть, готова рухнуть прямиком в ад, готова отдать чужие жизни, лишь бы вернуть Мишу.
Кровь лужей собирается у тела погибшего охотника, и Мира, медленно отрывая руки от лица, макает в неё палец. Невидящими глазами она оглядывается по сторонам, а потом, подобрав с земли осколок стекла, разрезает чёрно-красный костюм у себя на груди. Покрытая кровью тонкая веточка скользит по коже, Мира пишет, глядя в пустоту перед собой, её рот слегка приоткрыт, и Максу показалось, что её губы слегка шевелятся, повторяя одно и то же короткое слово.
— Ты его ожила.
— Да. — Пустые глаза Сестры из прошлого сменились измученными глазами Миры из настоящего. — Потом я пыталась понять, как мне это удалось. Я так и не поняла, но, может быть, дело было в том, что это был Хэллоуин. По легендам на Хэллоуин духи наших предков приходят в этот мир повидать нас, а души умерших не сразу уходят туда, куда мы попадаем после смерти. Может быть, душа Миши задержалась и была ещё рядом, когда я исцелила его тело. Не знаю. Но то, что я сделала… — Она покачала головой. — Создавая печати, я никогда не думала о том, как именно они будут работать. Я сама не знала, что делаю. — Мира осторожно расстегнула шубу. Легко соскользнув с её плеч, мех упал в снег у ног бывшей Сестры. — Я просто хотела, чтобы Миша жил. — Стыдливо повернувшись к Максу спиной, она разом стянула подаренный Анной свитер и нижнюю майку и, прикрыв грудь одеждой, шагнула ближе к Чтецу, позволяя ему увидеть тёмно-бурые символы, намертво впечатавшиеся в её кожу. — Я просто хотела, чтобы он был рядом со мной.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Как она смогла написать эти символы не глядя, таким грубым инструментом, такой ненадёжной краской? Макс не знал наверняка. Он знал лишь одно: печать удалась, она сработала безотказно. Она исцелила тело погибшего Миши в тот раз и исцеляла его снова, и снова, и снова, и будет исцелять так долго, пока существует печать. Исцелять его, защищать от болезней, отдавать его боль той, кто создал печать. Такое колдовство казалось невозможным, но оно сработало, да и разве могло оно не сработать, если по всему периметру печати снова, и снова, и снова повторялась успевшая стать понятной для Чтеца завитушка?
«Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста. — Губы оставшейся в прошлом Сестры шевелятся, словно заклинание произнося её отчаянную мольбу. — Пожалуйста, пусть Миша живёт. И не важно, что будет со мной».
«Ты не можешь его вернуть», — шепчет ей на ухо чертовка. Откуда взялась нечисть, всегда ли она была рядом или появилась только что? Это не важно. Она говорит правду. «Даже если твоя печать сработает, он будет жить, только пока ты вкладываешь в неё силу. Долго ли ты продержишься без отдыха, без сна?»
Мира молчит, у неё нет ответа. Она собирается отнять у смерти того, кого она любит, и не ждёт, что это будет стоить ей дёшево.
«Давай заключим сделку? — Чертовка склоняется совсем близко, её дыхание могло бы щекотать Мире шею, но чертям не нужно дышать. — Ты сможешь использовать печать, не думая о ней, и будешь делать это всю свою жизнь, пока эта печать цела. А взамен ты отдашь мне… — Она оглядывается и, на миг задержав взгляд на мёртвом теле, улыбается коварной улыбкой. — Свою любовь».
«Хорошо. — Мира не раздумывает — такая цена ей по карману. — Забирай, только пусть он живёт».
«Пускай».
Чертовка смеётся, и её хохот льётся в уши расплавленным золотом.
— Я думала, так будет даже лучше. Если я не буду любить Мишу, мне будет проще отпустить его, оставить их с той девушкой и пойти своей дорогой. Я не подумала о том, что чертовка заберёт всю любовь, а, постоянно активируя эту печать, я не смогу активировать и создавать другие. Но хуже всего оказалась боль. Я чувствую всю его боль — когда он ударяется пальцем, проходя мимо дивана, когда его мышцы устают после тренировки, когда какой-нибудь вампир перегрызает ему горло. Даже когда его укачивает в машине. С каждым днём терпеть это всё тяжелее. Не знаю, сколько раз я уже умирала, но теперь я точно знаю, почему та чертовка предложила мне эту сделку. Она хотела посмотреть, что будет с нами двумя, как долго я продержусь, если буду всё время страдать из-за Миши, больше не любя ни его, ни кого-то ещё.
Чертовка смеётся, а в глазах у не бездонная чернота неизвестности, но Мира не смотрит на нечисть, она сидит, положив голову Миши себе на колени, и воет, и её слёзы бегут по его щекам. Но вот опущенные веки погибшего охотника вздрагивают, он открывает глаза. Мира сидит, не в силах перестать плакать, и вдруг начинает смеяться. Она смеётся, потому что видит: рана исчезла. Она смеётся, потому что её Брат вернулся к ней, он снова жив, и теперь они и дальше будут вместе.
— Кто бы мог подумать, что всего год спустя мы оба будем мечтать о возможности оказаться друг от друга подальше, так, чтобы меня не мучала его боль, а Мишу — его несвобода?
Крупные хлопья снега падали на покрасневшие плечи девушки и, поколебавшись мгновение, соглашались растаять. Мира поёжилась и, неловко увернулась, закончила свой рассказ:
— Вот так всё и вышло.
Белая ласка растворилась в воздухе, а затем вновь появилась на скамейке рядом. Медленно, словно сквозь воду, Чтец осторожно шагнул вперёд, но Мира неуловимо отодвинулась в сторону, не позволяя ему приблизиться. Её руки крепко прижимали к груди одежду, и Макс, заметив покрасневшие от мороза костяшки пальцев, тихо сказал:
