— Вижу, ты серьезно больна.
Радовался ли он этому? Юлия приподняла подбородок, стараясь скрыть свою боль.
— Да, это так, хотя почему это тебя удивляет? — Увидев, как Марк недоуменно приподнял бровь, Юлия горько улыбнулась. — Разве ты не помнишь последние слова, которые ты мне сказал?
— Я их прекрасно помню, но только не старайся свалить на меня вину за то, что с тобой стало. Лучше посмотри на себя. Виной твоей болезни является тот выбор, который ты сделала, а не какие-то мои слова.
Его равнодушие отозвалось в ней болью.
— Значит, пришел позлорадствовать.
— Я пришел узнать, почему ты так долго не приходишь к матери.
— Ну вот, теперь ты знаешь.
Марк стоял и молчал, ее пренебрежительная манера разговора усиливала его гнев. Юлия даже не спросила, в каком состоянии сейчас находится мать. Сжав зубы, он подумал, что лучше бы он не приходил сюда, потому что сейчас, когда он увидел, в каком состоянии пребывает его сестра, он знал, что не имеет права бросить ее одну, и это вызывало в нем чувство досады.
Юлия посмотрела на женщину с закрытым лицом.
— Мою шаль, — повелительно сказала она и протянула руки, чтобы шаль было удобнее на нее накинуть. Она надеялась, что Азарь простит ей ее резкость, но из последних сил пыталась сохранить хотя бы видимость своего высокого положения. Ей очень хотелось спасти свою гордость перед братом, который теперь ее так презирает. Пусть он думает, что ничего не изменилось.
Она снова протянула руки, и Азарь поддержала ее, чтобы помочь встать с дивана.
— Ненависть лучше всего встречать стоя, — сказала Юлия, холодно улыбнувшись Марку. — Можешь идти, — сказала она Азари.
— Если тебе понадобится моя помощь, я буду за дверью.
Марк смотрел, как служанка, хромая, выходит из комнаты.
— Любопытную служанку ты себе выбрала, — сказал он, когда служанка закрыла за собой дверь.
— Азарь свободна, она пришла сюда сама и может уйти, если захочет, — сказала Юлия. Она заставила себя насмешливо улыбнуться. Нужно было нанести брату хоть какой-то ответный удар за все его обиды, и она знала, как это лучше всего сделать. — Кстати, она христианка, Марк. Какая ирония судьбы, правда?
На его лице отразилась боль.
Она увидела, что ранила его, и сильнее закуталась в шаль, дрожа, несмотря на чувство удовлетворения. Ей было жаль, что она напомнила брату о прошлом, но она тут же нашла себе оправдание. Он ведь обидел ее. Или он не ожидал, что она встанет и ответит ему ударом на удар?
— Как мать?
— Очень мило с твоей стороны, что ты, наконец, спросила об этом.
Юлия сжала губы, всеми силами стараясь противостоять его осуждению. Как же он ненавидел ее!
— А где ты был все это время?
Марк не ответил на ее вопрос.
— Матери станет лучше, когда она повидает тебя.
— Сомневаюсь.
— А ты не сомневайся в том, что я тебе говорю.
— Тебе, наверное, Юлий посоветовал прийти сюда? Не могу себе представить, что ты это сделал по собственной воле. — Юлия снова закуталась в свою шаль и отошла к стене.
— Юлий убедил меня в том, что мать очень хочет тебя видеть.
— Хочет меня видеть? — сказала Юлия, иронично рассмеявшись. — Да она даже не узнает меня. Сидит на троне, который он для нее сделал, пускает слюни и издает свои ужасные звуки. Я смотреть на нее не могла.
— Лучше бы подумала о том, что мать чувствует и что ей нужно, а не думала бы только о себе.
— На ее месте я попросила бы кого-нибудь дать мне цикуты и разом покончила бы с такими мучениями!
Марк яростным взглядом оглядел истонченную фигуру сестры и снова посмотрел ей в глаза.
— В самом деле?
Юлия, затаив дыхание, смотрела на него и видела все, что отразилось на его лице. Она была тяжело больна и умирала, а ему до этого не было никакого дела. Сейчас она чувствовала, что он желает ей смерти, и не сомневалась в этом. Ей стоило немалого труда сдержать слезы, которые уже жгли ей глаза.
— Никогда не думала, что ты можешь быть таким холодным и жестоким, Марк.
— Кто бы говорил о жестокости… — С этими словами Марк подошел к стене и уперся в нее рукой. Взглянув на Юлию, он скривил губы в ироничной улыбке. — А что случилось с Калабой и Примом?
Откинув голову назад, Юлия сделала вид, что наслаждается легким ветерком.
— Они оставили меня, — сказала она, стараясь говорить как можно более равнодушно.
— И большие они тебе оставили долги?
— Можешь обо мне не беспокоиться, — сказала она таким же беспечным тоном. Марка и без того радовало ее бесконечное унижение.
— Я и не беспокоюсь, — сказал он, глядя на гавань, — просто интересно…
Она напрягла руки, стараясь не упасть.
— За мной осталась эта вилла.
— Не сомневаюсь, что и она заложена за долги.
В каждом слове Марка слышалась неприкрытая издевка.
— Да, — ровным голосом произнесла она. — Ты доволен?
— Это упрощает дело, — откровенно сказал Марк. — Я перевезу отсюда твои вещи и расплачусь с твоими долгами.
Удивившись, она посмотрела на него, надеясь, что он все же смягчил свое отношение к ней. Но его взгляд оставался тяжелым.
— Матери будет легче, если она будет знать, что ты снова с ней под одной крышей, — добавил он.
Юлии было не по себе от его взгляда, и она запротестовала:
— Тогда я лучше останусь здесь.
— Меня не волнует, что тебе кажется лучше. Юлий сказал, что матери будет спокойнее, если ты будешь там. И ты будешь там.
— Что толку ей от меня? Я больна, хотя тебя это, кажется, не волнует.
— Ты права. Меня это действительно не волнует.
— Я умираю. Может, хоть это тебе небезразлично.
Марк сощурил глаза, но ничего не сказал.
Юлия отвернулась от его каменного лица и вцепилась побелевшими пальцами в стену.
— У нее есть ты. Я ей не нужна.
— Она любит и тебя, и меня, и только Богу известно, почему.
Она посмотрела на него сквозь слезы.
— А если я скажу, что не пойду?
— Говори, что хочешь. Мне все равно. Кричи. Бейся в истерике. Плачь. Это ничего не изменит. Мужа у тебя больше нет, так ведь? Отца тоже. Значит, все юридические права опеки над тобой перешли ко мне. А от меня тебе не удастся избавиться так, как это ты делала с другими. Хочешь ты того, или нет, но ты будешь делать все то, что я сочту нужным. А я сейчас решил вернуть тебя домой.
Марк отошел от стены.
— Я пришлю сюда кого-нибудь, чтобы забрать твои вещи, и прослежу, чтобы мои слуги позаботились о тебе, — он направился по балкону к выходу.
— У меня есть и свои слуги, — сказала она ему вслед.
